Московские Сторожевые - Романовская Лариса (читать книги полные .txt) 📗
— Не очень… так, полоснули. Я ему шарфик взамен дала, у него весь в крови был.
— Так он что, к тебе за шарфиком заехал?
— Нет, ну что ты? Ему вероника нужна была, кровь остановить. У меня как раз еще оставалось, я ему целую горсть и отсыпала в карман. И компресс сразу сделала, чтобы приложить…
Мертвая ягода вероника глубокие раны не затягивает, только поверхностные. Хоть тридцать раз ее распарь, а проникающее ножевое не залечишь. Значит, не так уж серьезно все у Фони. Он же Охранник вроде как, ему по работе такое привычно. Тем более — сам приехал за лекарством, сам уехал. Ничего особенного, нам же это — как мирскому гриппом переболеть: неприятно, но не смертельно. И чего Марфа так нервничает? Впрочем, мне после таежного затишья все московские Сторожевые дергаными казались. Про людей я вообще не говорю.
— А Фоню твоя Анечка не испугалась?
— Да нет, она спала уже к тому моменту. Я ей чаю с медом дала, так она сразу…
— Зерничного чаю?
— Нет, простого, мятного. Он успокаивает.
— Так, может, и не посвящать тогда? Рано ей образовываться?
— Не знаю я, Лен. Не знаю. Как бы потом поздно не стало. Ты у Тимофея ведь была, да?
— Пятого вернулась.
— Как там? Спокойно?
— Как в банке с огурцами. Тоска и муть зеленая.
— Ну, тоска — это неважно, — отмахнулась Марфа новой чадящей впустую сигаретой. — Я вот думаю, может, нам с Анечкой уехать туда?
— Обновляться вздумала? Так ты же вроде недавно…
— Да не это, — поморщилась Марфа. — Ты не рожала, не поймешь… Страшно мне за нее.
— На пустом месте?
Марфа не ответила, да и я замолчала. У Марфы ведь был ребеночек однажды, от одного из наших. Мало пожил. Природа… Мне такого не понять, я надеюсь, никогда… Хотя ведь готова была… Хорошо, Семен удержал от глупостей.
— Лен… — переменилась Марфа. — А можно я Аньке тебя покажу? Она тебя раньше видела уже, пусть удивится…
— Чему?
— Обновлению. Так-то она мне не поверит, если вдруг…
— Ну покажи, ладно. Вы бы правда заехали, что ли? Пусть она на крылаток посмотрит, это куда интереснее.
— И на крылаток, и на котов, — грустно кивнула Марфа. Потом на часики глянула, заспешила: — Лен, пошли, ты меня до вестибюля проводишь, там вроде аптечный киоск был… Тебе не надо?
А я даже и не знаю. Я так запасы трав толком и не проверила, не посмотрела, что Дорка израсходовала.
Аптечный киоск притулился внизу, под лестницей, у самого запасного выхода. Случайному посетителю опять же не разобрать. Да и товар на витрине выглядел неказисто: припыленные банки с травами — как в любой модной чайной лавке, тонюсенькие брошюрки навроде «Памятки садовода» и десяток-другой пузырьков — как с эфирными маслами для ванны. Так сразу и не поймешь, чем тут на самом деле торгуют.
В лишенный стекла проем была видна спина продавщицы в зеленой вязаной кофте. Слышно было, как шебуршат пестрые бумажные пакеты с живым товаром.
Марфа замерла у витрины: не то изучала цены, не то обдумывала сегодняшнее предприятие.
Я кашлянула, хмыкнула, промямлила что-то вроде: «Добрый день, вы не могли бы нам помочь?» — но безрезультатно: спина упорно оставалась в том же положении. Марфа вынырнула из своих мыслей, стукнула ребром ладони по заоконному прилавку, дождалась, когда на нас уставится блеклое сосредоточенное лицо. И потом четко, как при диктовке, произнесла:
— Две горсти кошачьих слезок.
Продавщица кивнула.
— Пожалуйста, — проартикулировала Марфа уже спине.
Потом оттянула меня за рукав, вдавилась губами в уши, намекнула шепотом:
— Глухая она у нас. Из учениц. Третий год уже по губам читает. Ты не знала?
Да откуда? Я же в Конторе редко появляюсь, да и аптека не только в этом здании имеется. Ну надо же, какой оброк странный. Обычно, когда мирские в ученики идут, они на немоту соглашаются, вон как Гунечка наш. А эта вот временную глухоту выбрала, абсолютную тишину. Это же сложно, наверное: от одних своих мыслей с ума можно сойти. Не каждый на такое способен. А уж третий вариант оброка — временную слепоту — вообще, кажется, лет сто никто не практикует.
Я незаметно поразглядывала вернувшуюся к прилавку продавщицу: возраста у нее толком не было, но это не из-за омоложения, а просто… От жизненной усталости. Ничего, к концу ученичества пройдет.
— Вам с горкой делать или просто? — отозвалась торговка гулким голосом.
— Просто, — по слогам произнесла Марфа.
В бумажный фунтик послушно посыпались «кошачьи слезки». Это тоже ягода такая. Но не высушенная, как мертвая вероника, а промороженная, сочная, хоть и мелковатая.
По форме и цвету «кошачьи слезки» похожи на ржавые капли воды. Растут они на тоненьких стебельках, маскируясь под обычные травинки. Мирские их обычно за капли грязной росы принимают. Если вообще видят — такая ягода в пригородных лесах не водится, за ней далеко ехать надо, да и там тоже не сразу найдешь. В неурожайный год этих ягод просто кот наплакал, по мирскому выражению. Потому и цена за пару пригоршней великовата. Но это того стоит: ни один аптечный седатив такого успокоения не приносит. По ощущениям — будто кошка мимо прошла, муркнула, потерлась, да и унесла на своем пушистом хвосте проблемы. Вкус, правда, не сильно приятный, как у валидола примерно.
— Скажи, а рожать больно?
— Не знаю, меня кесарили, — Марфа не стала высовываться из своих мыслей.
— А ягоду для дочки берешь? — уточнила я.
— Ну да, — пожала плечами Марфа-Маринка, укладывая бумажный фунтик в сумку. — Она же мне…
Тут я от разговора отвлеклась, потому что в витрине вязаные браслетики углядела — из шерсти котов, целебные: от артрита там, от ревматизма… А по цене получалось, что эти шерстяные безделки должны, по меньшей мере, с владельцем обновление творить. Ну это ж надо, ни стыда ни совести у фармацевта. Не буду ничего здесь брать, из принципа.
Тем более что мне платок от котов в Инкубаторе подарили, свеженький совсем, из шерсти последнего сезона. Вот интересно, а Гунька так в шерстяной повязке и прилетит или ему уже получшало? И-эх, Гунечка, дите мое непутевое. Даже не позвонить ему — голос-то запрещен пока. А я прям даже и соскучилась уже. Скорей бы он возвратился.
— Вот бы Старый побыстрей вернулся, а? Неладно как-то без него… — откликнулась на мои мысли Марфа. — Прям все наперекосяк идет, будто вредит нам кто-то…
Бумажный фунтик для ягод был свернут не очень хорошо. А может, Марфа покупки укладывала неряшливо: две кошачьих слезки сиротливо блестели на кафельном полу — одна на желтой плитке, другая на бордовой. Прям как рубин с топазом — запрещенные камни.
Ночь была самой обычной — как тысячи других прожитых мной декабрьских ночей. Черное небо проморожено до звонкости, на горизонте, сквозь частокол многоэтажек проглядывает липкая коричневая корка зарева — там центр, круглосуточные огни; за забором стройплощадки переругиваются дворняжки, из случайной машины на пустом шоссе звучит невнятная веселая музыка, фонари моргают от ветра, а наледь отлетает от асфальта под нажимом посеребренных каблуков.
Четвертый час. Ни души. Только разрозненные огни в блочных домах. И я иду от одного освещенного окна к другому, как путешественник из задачки, от пункта А к пункту В через пункт Б. Всматриваюсь в яркие капли зажженных люстр: примерно как в глаза выздоравливающего пациента. Диагностирую происходящее.
Обычный ночной обход, ничего серьезного.
Мое первое дежурство в новой жизни.
Страшновато.
До этого я дней пять подряд с Доркой выходила — она мне район начала потихоньку сдавать. Показывала, где чего по ночам происходит. Сейчас время такое… быстротечное. За полтора месяца много чего может произойти. Одна сдача-съем квартир сколько нам нервов треплет: только привыкнешь к проблемному жильцу, начнешь его отлаживать, а он возьмет да и сменит место проживания. Приходится потом нашим сигнализировать, чтобы проследили: не вспыхнет ли у них на участке подобный кадр. Но такое редко бывает на самом деле.
