Худеющий - Кинг Стивен (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Билли извлек конверт с фотографиями из кармана плаща и осторожно выложил перед Эндерсом, как расклад покера, Джину Лемке, Сэмюэла Лемке, Ричарда Кросскилла, Маури Старберд.
Тадуза Лемке.
— А! — шумно выдохнул старик, когда Билли положил эту последнюю. — Тэдди, ты, старый сутенер-совратитель!
Он взглянул на Билли и улыбнулся. Но Билли Халлека он провести не сумел — старик испугался.
— Я думал, это он, — поправился Эндерс. — Просто не разглядел… тут темновато… вижу — вроде похожая фигура…
Он снова схватил и поднес стакан к губам, расплескав на сей раз больше воды себе на рубашку. От холода слегка охнул.
Бармен подошел и неприязненно посмотрел на Билли. Эндерс поднял ладонь, чтобы показать, что с ним все в порядке, и бармен вернулся к своей мойке. Эндерс перевернул фотографию Тадуза Лемке. На обратной стороне была надпись: «Фото сделано в Эттлборо, Масс., серед. мая 1983».
— И ни на день не постарел с тех пор, как я увидел его впервые с его дружками летом 1963-го, — заключил Эндерс.
Они расположились табором позади рыбацкой хижины, принадлежавшей ловцу лобстеров Херку в Солт Шеке, возле дороги N27. Пробыли там четверо суток, а на пятое утро их уже не было. Улица Ков Роуд располагалась неподалеку, и Эндерс сказал, что на второй день пребывания там он протопал полмили к их табору. Билли трудно было представить, что этот похожий на призрака человек смог бы и один квартал обойти. Он хотел, по его словам, поглядеть на них, потому что цыгане напомнили ему о старых временах, когда человек мог заниматься своим бизнесом, а Мистер Закон стоял в сторонке и позволял ему делать свое дело.
— Я постоял там у обочины шоссе какое-то время, — сказал Эндерс. Обычная цыганская жизнь. Чем значительнее все меняется, тем больше они остаются теми же самыми. Когда-то были все сплошь палатки да шатры, а теперь машины и трейлеры. Какая-то женщина гадает. Две или три продают дамам порошки, а два-три мужика продают порошки мужчинам. Я думаю, они бы задержались здесь и подольше, так как собрались устроить собачий бой для какого-то богача, а полиция штата про то пронюхала.
— Собачий бой?!
— Люди любят делать ставки, друг, а эти бродяги готовы мгновенно организовать любую азартную штуку: собаки, петухи со шпорами-бритвами. Бывает, что и два мужика берут в зубы концы шарфа и начинают ножами пырятъся пока кто-то из них шарф не отпустит, — проиграл, значит. Цыгане называют это «честный бой».
Эндерс смотрел в зеркало за стойкой бара на себя и сквозь себя.
— Да, все было, как в прежние деньки, — сказал он мечтательно. — Я носом чуял запах их мяса с перцем, оливкового масла. Откроешь банку — оно так пахнет, а поджаришь — иначе. Слышал их старинный говор и удары: туд! туд! туд! — кто-то, значит, нож в доску кидает. А кто-то и хлеб пек по старинке — на раскаленных камнях. Все вроде бы, как в старые времена, да не так. Что-то мне вдруг страшно стало, понимаешь. Вообще-то цыгане меня и раньше пугали как-то, но тогда я все равно мог к ним прийти. Какого черта — как никак я был белый человек, верно? В прежние времена мог подойти к их костру как хозяин, купить у них выпить чего-нибудь — не потому, что выпить хотелось, а просто, чтобы поглазеть. Но время сделало из меня старого человека, друг. А когда старику страшновато, он куда угодно без оглядки не попрется. Не те времена, когда он еще учился бриться… В общем, стоял я там вечером и смотрел. По одну руку Солт Шек, по другую — их машины, трейлеры. Они бродили туда-сюда у своих костров, а я слушал их разговоры, смех, запах их еды ощущал. И тут открывается один фургон, на котором нарисована женщина и белый конь с рогом, как он там называется…
— Единорог, — подсказал Билли. Ему показалось, что голос его прозвучал от кого-то другого. Он хорошо запомнил этот фургон, впервые увидев его в тот день, когда цыгане появились в парке Фэйрвью…
— Из него кто-то вышел, — продолжал Эндерс. — Вижу только тень да огонек сигаретки. Но я узнал его. — Он постучал бледным пальцем по снимку. — Он это, приятель твой.
— Вы уверены?
— Он еще так крепко затянулся сигареткой, а я вижу… у него такая штука. — Эндерс указал пальцем на то, что осталось от носа Тадуза Лемке, но прикасаться к глянцевой фотографии не стал, словно боялся заразиться.
— Вы с ним поговорили?
— Нет, — сказал Эндерс. — Это он со мной поговорил. Я стоял в темноте и Господом готов поклясться, что в мою сторону он даже не глянул. И вдруг говорит: «Что, Флэш, по жене соскучился? Ничего, скоро будешь с ней».
Потом стрельнул окурком и пошел к костру. Я еще увидел, как у него блеснуло кольцо в ухе.
Он утер ладонью воду с подбородка и посмотрел на Билли.
— Флэш — такая кличка у меня была, когда я грошовым носильщиком работал на причале еще в пятидесятых. Но никто меня с тех пор так не называл, друг. Я, понимаешь, стоял-то совсем в темноте, а он вроде бы увидел и назвал по старой кличке, либо, как цыгане говорят, секретным именем. Представляешь, что у них там за пазухой, коли даже секретное имя человека знают?
— Неужели так много знают? — спросил Билли, обращая вопрос отчасти к себе.
Бармен Тимми снова приблизился к ним. На этот раз он заговорил с Билли почти ласково и так, будто Лона Эндерса рядом и не было:
— Он свою десятку заработал, верно? Ну и оставь его в покое. Ему худо, а от этих разговоров лучше не станет.
— Нормально, Тимми, — сказал Эндерс.
Тимми даже не взглянул в его сторону. Он смотрел на Билли Халлека.
— Мне хочется, чтобы ты шел своей дорогой, — сказал он Билли урезонивающим, даже добрым тоном. — Ты мне не нравишься, понимаешь? Выглядишь, как несчастье, — только место ищешь, чтобы натворить чего. За пиво можешь не платить, уходи.
Билли посмотрел на бармена, испытывая страх и смущение.
— Ладно, ухожу, — сказал он. — Только один маленький вопрос. — Он повернулся к Эндерсу. — Куда они отправились?
— Не знаю, — ответил старик. — Цыгане адресов не оставляют, друг.
Плечи Билли опустились.
— Но я уже не спал, когда они утром тронулись в путь. Мало сплю нынче, а о глушителях они не заботятся. Видел, что выехали на шоссе номер 27 и повернули на север, на шоссе номер один. Думаю, в Роклэнд двинули. — Старик тяжело, с дрожью, вздохнул, и Билли наклонился к нему, чтобы лучше слышать. — Роклэнд или, может, Бутбэй Харбор. Да. Вот и все, пожалуй, друг. Скажу только, когда он меня назвал моим секретным именем — Флэшем, я малость в штаны намочил. — И вдруг Лон Эндерс заплакал.
— Мистер, вы уходите? — спросил Тимми официальным голосом.
— Ухожу, — сказал Билли. Прежде, чем направиться к выходу, он мимолетно пожал хилое плечо старика.
Снаружи солнце ударило зноем, как молотом. Время перевалило за полдень, солнце клонилось к западу. Посмотрев влево, он увидел собственную тень — хрупкую тень высокого подростка на белом песке.
Он набрал код 203.
«Да, у них за пазухой до черта всякого, если знают старую кличку первого попавшегося человека».
Набрал код 555.
«Мне хочется, чтобы ты шел своей дорогой. Ты мне не нравишься».
Набрал 9231 и прислушался к звонкам своего дома в городе Жирных Котов.
«Выглядишь, как несчастье…»
— Алло? — Голос запыхавшийся и полный надежды, но не Хейди, а Линды. Лежа на постели в номере гостиницы, Билли зажмурил глаза от внезапно нахлынувших слез. Увидел ее такой, какой она была, когда он шел с ней по Лантерн Драйв и говорил о несчастном случае, — ее старенькие шорты и длинные неуклюжие ноги.
«Что ты ей скажешь, Билли-бой? Что пропотел весь день на пляже, что пообедал двумя кружками пива и что, несмотря на два больших бифштекса на ужин, ты потерял три фунта вместо обычных двух?»
— Алло?
«Что ты приносишь несчастье тем местам, где появляешься? Что тебе жаль, что ты врал, но ведь все родители так делают?»
— Алло! Кто это? Бобби, ты, что ли?
Не открывая глаз, он ответил: