Зов Лавкрафта (сборник) (СИ) - Кабир Максим (лучшие книги TXT) 📗
— Работали они по ночам. Днем сидели под навесом. Ели рыбу. Воняло от них. Однажды встал ночью и увидел, как они лежат в бассейне и булькают по-своему, вернулся в кровать и дошло, что их было не двое, а трое…
Садок А.Л. облизал бутылочное горлышко и продолжил:
— У Алины стали появляться золотые украшения, которые я не дарил, не покупал, я такие вообще не видел нигде, не встречал ничего похожего. Эти рыбные гастеры ей золото дарили. Представляешь, они у меня наемные батраки, можно сказать, а жене моей дарят золото. Каково? Знаешь, как меня тогда накрыло. Сейчас то я знаю, что третьей в ту ночь она была. В темноте не разобрал. После этого она стала меняться… Срок подходил.
— Срок? — уточник я, однако Садок А.Л. пропустил мой голос мимо ушей, продолжил так, словно я не сидел рядом. Возможно, ему просто надо было выговориться.
— Алина стала меня избегать. То у подружки, то на выставке, то еще где. Тогда я понял, что уже много дней тупо не видел свою жену. Понимаешь? Записки утром, звонки вечером, я ухожу она спит, зарывшись в одеяла, прихожу — ее нет, и так один день, другой, десятый. Как было у кого-то, мы живем, под ногами не чуя страны. Да уж. Вот и я так жил, рядом, но не чуя своей Алины. А потом вдруг вернулся домой из-за автопилота. Объявили пробку, всех завернули в область, я перенес дела и вернулся… оказалось очень не вовремя…
Садок А.Л. облизал губы, нахмурился и с тревогой посмотрел на церковь.
— Ты не поймешь. Представь, что ты смотришь на себя в зеркало, и видишь там почти себя. То есть не точно себя, а почти… понимаешь? Это почти намного страшнее любого чудовища. Ты видишь свои глаза, но они не такие, как обычно, они искажены, совсем незаметно, незаметно, почти… но ты видишь их и понимаешь эту разницу, ты не можешь ее описать, потому что это все еще твои глаза. Теперь представь мой ужас, когда я вернулся на три часа раньше и застал дома почти Алину.
Сказать честно, от этих слов мне стало не по себе. Кроме этого, я наконец понял, что меня беспокоит в Инстмуте, с каждой минутой мне все меньше хотелось оставаться здесь на ужин.
Я перевел дух и взглянул на небо.
Весь день в небе словно пузырились огромные пепельные облака, но к вечеру у горизонта появилась сочная светлая полоса, и солнце, добравшись до нее, положило на землю свои густые предзакатные лучи. Все кругом стало рыжим и глиняным. Тени от столбов вытянулись в бесконечные черные линии, и колонны на фасадах, наконец, признались в обмане. Они не отбрасывали тени — они были нарисованными. Возможно, обманом в Иннсмуте были не только они. Эта странная дымка с непонятным запахом, что, будто чья-то спящая душа, гуляла по поселку, тоже показалась мне лживой. Когда тени вытянулись и легли на землю черными полосами, я понял, что солнце садится как раз у меня за спиной, со стороны церкви, и огромное черное пятно передо мной — это тень от церкви. И тогда, поняв это, я впервые испытал настоящий страх — справа и слева от этой тени, вытягивались другие, не такие длинные и ровные. Они двигались, копошились, ворочались и клубились — беспокойные клочки мрака, отбрасываемого кем-то, притаившимся справа и слева от нас за углами церкви. Их было слишком много по сравнению с пустыми безжизненными улицами, слишком много, чтобы не вызвать во мне чувство гнетущей тревоги и животного инстинктивного страха, какой я обычно испытываю при большом скоплении непонятных мне разумных существ.
— Тогда я решил, что со мной что-то не так, что у меня психоз, стресс, наваждение, глюки, в конце концов, — продолжил Садок А.Л. — Я напился. Я как следует напился. Тщательно, знаешь ли, как разведчик. Это было за день перед их праздником. Потом весь день на работе. С трудом, понимаешь. Когда такое происходит — работать тяжело. Я начал искать, снова гуглить, и нашел. Нет никакого Дагона, понимаешь. У аркхемиан. Нет. Ну ладно, это что… выглядят они совсем не так, не как эти… мои гастеры. Ничего там нет от рептилии, настоящие аркхемиане — это инсектоиды, считай большие тараканы. Таких на стройках полно. И я решаю тогда — вернусь и разгоню эту кодлу к чертовой матери, и в администрацию Иннсмута жалобу напишу, что они людей обманывают, нелегалы работают за подрядчиков и все такое. Но в тот день я поздно вернулся, из-за вчерашней пробки пришлось наверстывать, в час ночи только. Алины нет нигде, и этих нет, я подвал смотрю — вроде нет, а свет выключил и в окне, что в бассейн выходит… вижу, понимаешь, вижу! Тащат эти двое мою Алину под воду, ко дну, там черное отверстие еще глубже куда-то уводит — дыра, а в ней ворочается что-то… я тогда хватаю из сейфа пистолет, заряжаю его…
Садок А.Л. снова приложился к бутылке, а моя тревога относительно толпившихся вокруг запертой на богослужение церкви существ достигла апогея, когда они стали издавать громкие гортанные звуки, не имевшие ничего общего с человеческой речью. Если верить услышанному мной рассказу, и это были не сертифицированные миграционной службой пришельцы, тогда что это было? И, опять же, судя по рассказу, они были настроены враждебно. Садок А.Л. тоже услышал эти мерзкие бульканья, точнее, он обратил на них внимание, отвлекшись от своего рассказа, и сразу же побледнел, руки его затряслись, и, оттолкнув меня, он бросился прочь, рассыпая проклятия и ругательства, которые я не смог бы повторить.
Порыв ветра качнул воздух между строениями в мою сторону, и я почувствовал морской запах такой плотности, какой бывает разве что на огромных рыбных базарах, да и то лишь под вечер. Впрочем, к моему удивлению, он не показался мне противным. Наоборот, в нем чувствовалось соленое тепло моря и нежная, уютная сытость. В животе у меня заурчало, ноги сами направили тело к оставленной у «Империи селедки» машины.
Поразмыслив немного по дороге, я пришел к выводу, что истории мужика чересчур эмоциональна. Скорее всего, с ним случилась обычная женская измена, подробности которой весьма замысловатым образом исказились в его измученном городскими стрессами сознании. Всем известно, что отношения на стороне меняют женщин, и они действительно могут становиться почти такими, к каким привыкли их мужья. Ничего необычного в этом нет, а в голову обезумевшего от ревности мужа могут забраться и не такие фантазии. Мы все прекрасно знаем, что женщины способны на все, чтобы свести нас с ума. Особенное, если мы состоятельны и претендуем на независимость.
К машине я подошел, когда солнце скатилось за горизонт, раскрасив пышные облака над Иннсмутом огненными оттенками золотого и красного. Облака светились так ярко, и переливались таким сочным кровавым светом, что заодно с цветом все кругом как будто изменило и форму. Блики на моей машине казались незнакомыми, непривычными и недобрыми. В луже под капотом отражались пламенеющее небо и переливалась едва различимая серая ртутная пленка.
Через минуту мои опасения насчет этой пленки подтвердились. Что-то в машине протекло, и она перестала работать. Робот объявил мне, что запаса его резервного питания осталось на сорок пять минут, что он пытается отправить сообщение в службу транспортной поддержки, но связи с ней почти нет.
После этого цепь странных совпадений продолжилась, моя машина и живущий в ней Робот добавили очередное звено. А следующим должен был стать ресторан, который был по-прежнему закрыт — внутри него, за широким мрачным стеклом ничего не светилось. Свет не горел, в духовке не готовилась селедка. Мой голод снова напомнил о себе, настроение заметно ухудшилось. Мне стало холодно и некомфортно. Улицы стремительно тонули в сумерках, а фонари хранили убийственное световое молчание. Город, словно огромная подводная лодка, медленно погружался на дно, а заполнявший его воздух пропитывался чернотой утробных морских глубин, холодел и уплотнялся, становясь каким-то скользким и вязким одновременно.
Осмотревшись, я заметил, что за мной наблюдают из ближайшего дома. Свет в окне не горел, но я заметил две пары искрящихся глаз, сопровождавших мои рассеянные движения вокруг машины. Я подошел к ним и знаками попросил помочь найти связь. Через некоторое время дверь открылась, и я сделал робкий шаг в жилище инопланетян. В то, что они не инопланетяне, как пытался убедить меня своим рассказом Садок А.Л., мне по-прежнему не верилось.
