Черная шляпа (СИ) - Беккер Николь (книги регистрация онлайн txt) 📗
— Понятно… Привези магнитики, окей?
— Нет, я навсегда уезжаю.
— Тогда… Пришли их?
— Я уезжаю во всех смыслах. Больше меня здесь не будет даже в виде букв.
— Начинаешь жизнь заново?
— Можно и так сказать.
Она едва сдерживалась, чтобы не разреветься. Попыталась меня удержать, но я не поддавалась. А ведь в душе хотелось.
Габриэль сидела в школе. Я увидела её из окна и помахала рукой. Не приветственно, а на прощание. Она поняла. Я спросила у мулатки, как она.
— Всё хорошо, — охотно отозвалась та, — Больше ни к кому не пристает. Лечится у психотерапевта. Нашла друзей. Учится принимать себя и выражать себя безопасными способами.
Всё-таки её метафоры — это нечто. Попрощалась. Ушла.
Мимо меня прошла Нэнси, держа над головой зонтик.
— О, психованная идёт.
— Ты милая, Нэнси, — улыбнулась я, — Милая тем, что думаешь, что можешь как-то меня задеть.
Оставила ошалевшую Нэнси стоять в снегу, направилась к поджидающей машине. Поджидала она не меня, но мне хотелось попрощаться с ещё одним человеком.
— Надо же, какие люди, — присвистнул бывший попутчик с автозаправки, — Пожалуй, это и впрямь судьба. Даже не знаю, радоваться мне или плакать.
— И то, и другое, — посоветовала я, — Я пришла попрощаться.
— О, нет! Ты что, уезжаешь? — с притворной грустью воскликнул парень, — На кого ты меня оставляешь?!
— Я уезжаю в Эвер-Порт.
— Опять? И чего тебя туда так тянет? Видала, какие там зимы? Хрена с два, а не снег! И холодно, как в Хельхейме.
— Меня это не остановит.
Ветер подул в лицо и едва не сорвал шляпу. Я схватила её рукой. Приподняло юбку, обнажив тощие жилистые ноги. Его волосы были мокрыми, слипшимися и вьющимися от воды. Косой дождь забарабанил по стеклу.
— Да… Понимаю, — неожиданно посерьёзнел он, — Побег? Трусливый это поступок или нет — не мне судить. Я и сам таковым являюсь — трусом, в смысле. Но, в отличии от тебя, мне не с кем прощаться.
Он кивнул мне, поднял стекло и уехал. Зашумел мотор, вода и грязь из-под колёс брызнула на меня.
Со мной поехала мать. У неё в городе оказалась какая-то знакомая подруги, и та согласилась меня к себе принять, потому что владела небольшой гостиницей и ей требовалась работница. Отец нас провожал. Когда пришло время прощаться, то мы обнялись, поцеловались, а потом он скрылся в негустой толпе.
Не так я себе представляла отбытие. Это планировалось произойти жарким летним днём, на солнечном вокзале, и чтобы за окном были поля, поросшие травой, а вокруг — толпа радостных людей. Или красно-золотой осенью, с отражающимся в лужах небом и косяком птиц в небе. Или цветочной весной, пропахшей жасмином, лавандой и корицей. Но уж явно не пасмурным зимним днём, в пустом купе и с тяжестью на душе.
Долгая была дорога и тоскливая. Стекло было мутным от дождя, а пейзаж за окном напоминал намалеваный акварелью рисунок. Отопление работало отменно, но почему-то в купе было холодно. Видимо, кто-то перед этим окно открыл.
Мне хватило ума понять, что с таким состоянием мне лучше не ложиться спать. Хотелось сжечь шляпу и отдаться кошмарам. Стать умирающим деревом, пятном крови на дороге, сломанной куклой — кем угодно, но не вот этой неудачницей.
Я думала, что не разучусь радоваться. И я радовалась — осени, слякоти, дождям, лужам, холодам, толпе, одиночеству, заброшкам, пустырям и больницам. Но сейчас мне казалось, что внутри меня только черная кровь, переполняющая меня до краев.
За окном проносились поля, залитые дождем и припорошенные снегом, с чернями пятнами земли, голыми силуэтами деревьев, словно нарисованными тушью, обдуваемыми всеми ветрами забытыми построениями, хуторами с высокими заборами и надстройками. Дорога была однообразной и вскоре меня начало от скуки клонить в сон. Не спасала ни кружка горячего чая, ни пирожки с корицей, ни голоса молодёжи в соседнем купе.
Мы прибыли только тёмной ночью. В провинции ночь не полна тысячью неоновых огней. Она полна прорех в виде темных пустырей и провалов окон. А на природе ночь ещё темнее, хоть закрывай глаза, хоть нет — все одно. На севере — ночная пустошь, а на юге — светлый город с вечеринками, праздниками, гуляками и океанским побережьем.
Я и мать вышли на вокзал. Он был тёмный и казался полузаброшенным. В стороне был пустырь, и я старалась не смотреть на него, потому что выглядел он довольно жутким.
Шли по городу. Я, как деревенкая дурочка, хотя я и была деревенской дурочкой, глазела по сторонам. Световые гирлянды, бумажные фонарики, наряженые ёлки, сияющие витрины. Уличные музыканты, художники, артисты, промоутеры, продавцы сувениров, жареных каштанов, напитков, булочек. Люди в ярких пальто и с большими пакетами и сумками. Откуда-то доносился звук гармони. Несмотря на то, что была середина зимы, было достаточно тепло. Пахло булочками, пиццой, кофе и солью. И уличные кафе, моя страсть, были здесь.
Гостиница распорлогалась почти что у моря. Я бы сказала, на его берегу. Вдали, выше города, в стороне от суеты, распологался реабилитационный центр, дразнивший своим уютом и благополучием. Собственно, гостиницу таковой было назвать трудно. Небольшое деревянное построение с кафе на веранде, больше походившем на кухню. У ворот красовалась вывеска: "Летний домик".
Палисадник выглядел трогательно: рассады овощей, небольшие кустики с плодами и клумбы цветов. Прямо как у нас в деревне, честное слово! Встретила нас сурового вида старушка, раскуривающая кубинскую сигару. Приняла вещи и проводила в комнату.
Комната была небольшая. Паласы на полу, кровать с балдахином, окно чуть ли не на всю стену, открывающее вид на океан и множество фотографий птиц на стене. Мать легла отдыхать, а я решила прогуляться в сторону океана.
И вот, я стою на побережье, зарывшись ногами в песок. Сколько времени прошло… Теперь уже не жарко и людей значительно поубавилось. Безлюдный пляж зимой — территория романтиков и художников. Вот, даже какая-то парочка идёт. По щиколотки в воде, смеются. Прошли мимо меня и скрылись в городе.
Я наедине со стихией. Тут нет дельфинов, я это уже давно поняла. И больше в воду меня не тянет.
Стала приходить на этот пляж каждое утро и каждый вечер. Будь моя воля, спала бы здесь. но за день я устаю.
Мать уехала, как только убедилась, что я хлорошо устроилась. Я взяла с неё обещание, что она не даст ни нового адреса, ни нового телефона моим друзьям и знакомым. даже если они хорошо попросят.
В гостинице из персонала были только несколько поваров, садовник и горничная. Горничная, к слову, была самой молодой — ей было около пятидесяти. Останавливались тут в основном пожилые люди да творческая интиллигенция, да и то не так часто. Так что в гостинице всегда было тихо, и эту тишину нарушал лишь гомон птиц и шум прибоя. Персонал был добрым, приветливым, меня не обижали, кормили и одевали, а я взамен убиралась и стирала одежду. Мои руки окрубели и я после нескольких лекций от горничной научилась стирать вручную, развешивать одежду при сильном ветре, выколачивать пыль из ковров, драить полы с огромной скоростью и доставать тряпкой до самых труднодоступных мест.
Расписание вяло следующих друг за другом дней было следующим. Встаю с рассветом. Прихожу на пляж и любуюсь восходящим солнцем, кричащими в небе белоснежными чайками и блестящей гладью воды. Спохватываюсь, иду на завтрак. Ем печенье и пью чай. Убираюсь. Ближе к обеджу горничная гонит меня в прачечную. Стираю одежду вручную, на это уходит не один час. Успела накачать себе мускулы. Развешиваю бельё сушиться и неизменно опаздываю к обеду. А то и вовсе его пропускаю. Тогда меня поджидает тарекла остывшего супа и кружка чая. После обеда скучаю на крыльце, пока меня не гонят опять протирать полы, потому что оказалось, что где-то я плохо вытерла. Потом опять скучаю, стараюсь не смотреть на море. Ужинаю панкейками или макаронами, запиваю чаем. После ужина иду на пляж и сижу там до ночи. Ложусь рано.