Калифорнийская готика - Этчисон Деннис (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
Девушка, о которой не захотел говорить Эдди. Он представил ее себе, но получившийся образ испугал его. Неужели Эдди видел ее? Но этого не может быть. Девушка, которую видел Эдди, должна выглядеть иначе. У нее не может быть нежной кожи и глаз, которые...
— Тебе всегда нравились мои глаза, — произнес незнакомый голос. — Разве нет, Дэнни?
Но ведь этот голос звучал только в его голове?
Тогда на что же сейчас уставился Эдди?
— Как она вошла в дом? — спросил Эдди встревоженно. — Пап?..
Маркхэм приложил к губам палец и дал сыну знак оставаться на месте, пока он не выяснит, черт побери, насколько она реальна.
Холл был пуст.
Реальна.
Не реальна.
«Как бы то ни было, ты должен разобраться. Что бы из этого ни вышло. Чем бы все ни кончилось».
Маркхэм прошел в кухню и включил свет.
Задняя дверь была приоткрыта, но именно в этом положении он ее и оставил.
Итак, она вошла сама.
Но почему через заднюю дверь?
Она?
Кто она?
Дэн попытался сосредоточиться на деталях.
За городом продолжал бушевать пожар, и отблески стоящего над горизонтом зарева окрашивали двор в оранжево-красные тона, а вихрящиеся на фоне закатного неба розовые, пурпурные и ватно-белые клубы дыма напоминали след потерявшей управление и сбившейся с курса ракеты.
Рядом с блюдцем, поставленным им для котенка, темнел некий предмет, который и удерживал дверь в приоткрытом состоянии.
Рюкзак.
Чей? Эдди?
Маркхэм видел его впервые. Он поднял рюкзак за лямки, отнес на кухню и уже собрался расстегнуть «молнию», когда услышал в другой части дома звук, похожий на смех.
Дверь в комнату Эдди оставалась закрытой.
Теперь смех донесся, как ему показалось, из столовой.
Книги и видеокассеты стояли на своих местах в глубине темных полок, а бесформенное нечто на столе обернулось вазой с фруктами. Вдалеке снова зазвучали сирены.
Маркхэм взглянул на входную дверь — она была закрыта.
Кто-то захихикал... уже ближе.
Дэн вошел в спальню, думая: сейчас я включу свет. Выключатель здесь, на стене, надо лишь протянуть руку.
Но если я включу свет, то что я увижу?
Он дотронулся до выключателя, поиграл им, погладил его, как бугорок теплой живой плоти. Вверх — включить, вниз — выключить.
Но проблема выбора отпала, потому что Маркхэм увидел ее глаза. Желтые от отраженного отблеска пожарища, они смотрели на него сквозь стену дома.
Когда-то, подумал он, я увидел эти глаза в книжном магазине студенческого кампуса. Их взгляд скользил по корешкам книг в отделе «Политология», где стояли такие сочинения, как «Укради эту книгу», «Замороженная душа», «Пленки из стеклянного дома» и «Поваренная книга анархиста». Она снимала с полки одну книгу за другой и откладывала в сторону, как будто искала нечто такое, что еще не было никем написано. Его стопка из тех томиков состояла из «Писем юному поэту» Рильке, «Подводя итоги» Моэма и «Паттерсона» Уильяма Карлоса Уильямса. Это было все, что он мог себе позволить, но совсем не то, что требовалось ей. Потом они случайно встретились на каком-то малолюдном митинге, и она в лоб спросила его, не следит ли он за ней по заданию полиции.
Так все и началось.
Через пять дней она переехала к нему со всеми своими книгами, и с тех пор они не расставались на протяжении четырех лет. Вечерами они по большей части ходили в кино, а если оставались дома, то засиживались допоздна, читая друг другу вслух. Он чаще всего брал в руки «Избранное Пенни Брюса», Филиппа Дика или изящные, ироничные эссе Дэвида Томпсона. Она предпочитала «Пожар на улицах», Фанона или Камю, чаще всего «Бунтующего человека».
Когда она приняла решение уйти в коммуну ЦСС, он едва не последовал за ней, но в последний момент что-то удержало его от этого. Они разругались, потом пообещали друг другу, что расставание будет недолгим, что он не станет препятствовать ее свободе, а она вернется. Потом она ушла. Через некоторое время Маркхэм отправился на старый склад, чтобы повидаться с ней, но застал ее в постели с каким-то парнем и после этого больше не приходил. Позднее он видел ее во время показа какого-то фильма против вьетнамской войны и еще раз на концерте группы «Пинк Флойд». Ее глаза танцевали вместе с лазерным лучом, но к тому времени это были уже совсем другие глаза: светло-карие, с крошечными желтоватыми прожилочками, более жесткие и пронзительные. Длинные волосы, прекрасно оттенявшие их ранее, теперь отсутствовали. Потом были сообщения о ЦСС, о поджоге, напалме, ФБР, в промежутке между которыми появилась Ева. Тем не менее они так и порвали в открытую, и память о Джуд преследовала Маркхэма как фантомная боль ампутированной конечности. Это продолжалось вплоть до того, как родился Эдди, а затем наконец кончилось...
По крайней мере он так тогда думал.
— Джуд? — тихо, почти шепотом, произнес Маркхэм.
Зашуршали простыни, на кровати материализовались длинные ноги и тело, казавшиеся в желтом свете бледными.
— Я же обещала, что вернусь...
— Как?..
— Ты ведь не поверил в ту историю о самосожжении, верно? — Она привстала с кровати, но оставалась сидеть и вдруг хихикнула. Это получилось у нее как-то непривычно, по-девчоночьи звонко, но при этом в смехе чего-то явно недоставало. Веселости.
— А тело...
— Подвернулась какая-то беглянка. На оружии тоже были ее отпечатки. Оно-то как раз и сохранилось, даже в огне. Весьма кстати.
Заложница? Он даже не знал, что там были заложники. Впрочем, видимо, этого не знал никто. Маркхэм подошел ближе:
— Что тебе нужно?
— Только то, что принадлежит мне.
Но здесь для нее не было места. Былая пустота исчезла, ее заполнила другая плоть, теплая. Старая рана затянулась, он снова чувствовал себя живым. Любая попытка убрать то, что было теперь у него, что составляло смысл его существования, стало бы вторжением чего-то чужеродного, раковой опухолью, которую надлежало немедленно удалить.
— У меня семья. — Она встала на колени, и он увидел, что на ней нет никакой одежды.
— А у меня нет. У меня нет ничего. Я так долго ждала... За тобой должок, Дэнни.
«Где же ты скрывалась? — подумал он. — В горах? В какой-нибудь пещере? Или здесь. В городе, под вымышленным именем? А теперь ты хочешь снова войти в мою жизнь. И рассчитываешь на то, что сможешь легко это сделать».
— Это было давно. Теперь все по-другому.
— Ты не говорил об этом в своих письмах.
— Каких письмах?
— В тех, которые писал после того, как ушел.
— Я ушел?
— Они все, что у меня осталось, — продолжала она. — Да еще твоя фотография, Дэнни. Ты изменился.
"Конечно, изменился, — подумал Маркхэм. — Только вот ты нисколько не изменилась. Глаза, лицо, тело... все прежнее.
Абсолютно".
Маркхэм посмотрел на нее в желтом свете, наполнявшем комнату, и понял, что она не такая, какой кажется. Не могла она быть такой.
— Кто ты?
— Я — огонь в твоем сердце! Огонь, который никогда не погаснет!
"А что, если это правда? Если бы ты вернулась до того, как я встретил Еву, какой была бы моя жизнь? Может быть, мы находились бы вечно в бегах, постоянно скрывались и прятались, как какие-нибудь люди-тени? Все вокруг менялось бы, но мы оставались бы прежними? Что бы это была за жизнь? С тобой, способной убивать с такой легкостью, будто право лишать человека жизни дано тебе свыше. С тобой, способной сжечь какую-то ни в чем не повинную девушку, оставить ее отпечатки на оружии, которое принадлежало тебе. Зачем все это? Чтобы сбежать? А что дальше? Ты бы повсюду оставляла свой след. Ограбление, кража, даже убийство, если бы от этого зависела твоя жизнь. Неужели от всего этого мир стал бы лучше? Кто знает? А ты, чем стала бы ты? Жизнь вечной беглянки изменила бы и тебя. Неужели ты думаешь, что смогла бы оставаться такой же красивой? После всего, через что тебе пришлось бы пройти? Разве ты не превратилась бы во что-то другое, во что-то такое, что уже не узнавала бы, глядясь в зеркало?
