Призрачный свет - Уинтл Уильям Джеймс (бесплатные книги полный формат .TXT, .FB2) 📗
Пока доктор осматривал своего пациента, терьер бегал по спальне. Вскоре он подошел к стене в конце коридора. Он вдруг остановился, на мгновение замер, а затем медленно и подозрительно направился к тому самому месту, где имел обыкновение исчезать ночной гость. Он принялся обнюхивать стену, внезапно метнулся назад, как будто коснулся чего-то очень горячего, а затем с воем бросился вон.
Другое происшествие само по себе было сущим пустяком, но имело большое значение в свете того, что произошло. К ученикам присоединился новый мальчик. Он ничего не слышал о том, что происходит в опочивальне, и случилось так, что его положили на кровать, ближайшую к дальней стене. Но утром он попросил, чтобы его перевели, и не смог назвать ничего лучшего, кроме того, что ему стало страшно и что ему показалось, будто он слышит шепот в стене. Ему велели не глупить, но он настаивал на своем перемещении.
События развивались стремительно. Брат Бернард проснулся несколько ночей спустя и обнаружил, что таинственный монах стоит рядом, склонившись над ним. Он тотчас же отошел, но все время оглядывался, словно ожидая, что за ним последуют. Мальчик встал и пошел за ним; и когда он потом все обдумал, то удивился, что ему совсем не было страшно.
Монах медленно шел по проходу. На этот раз он, казалось, ничего не нес, и обычного света на крыше не было. Но в окна лился лунный свет, и все было видно.
Они дошли до торцевой стены, и тут монах остановился и указал на место под кувшином со святой водой. К своему удивлению, брат Бернард отчетливо увидел светящийся крест. Он повернулся к своему спутнику, собираясь спросить, что это значит, но он был один. Монах исчез.
Он немного опешил от такого. Он уже начал привыкать к странным вещам. Поэтому он просто тихо вернулся в свою келью и, проходя по опочивальне, услышал, как какой-то ученик разговаривает во сне. Мальчик говорил:
— Откройте стену, отец!
На следующий день все это было должным образом доложено настоятелю, и аббат решил произвести обыск.
Послали за каменщиком, и торцевая стена старой опочивальни была разобрана в том месте, которое указал брат Бернард. Вскоре стало очевидно, что стена была ранее испорчена. Под каменной облицовкой часть ее была удалена, а затем заполнена битым камнем и раствором. Это было убрано, и на свет появилась коробка. В ней лежал золотой крест с реликвией, которой аббатство славилось в старину, еще до своего упадка.
Брат Бернард имел честь нести его в процессии, когда его торжественно перенесли обратно в церковь и снова поставили на прежнее место над главным алтарем. И с того дня света в старой опочивальне больше не было.
Наблюдатель на мельнице
Эдвард Синклер был в высшей степени здравомыслящим человеком. Он гордился тем, что свободен от всяких глупостей, но что именно он имел в виду, сказать было нелегко. Если бы его спросили, почему он не ходит в церковь, почему не женится, почему предпочитает «Телеграф» «Таймс», почему поселился в таком уединенном местечке, как Марштаун-ин-Хоул, или еще что-нибудь, он ответил бы вам, — десять к одному, — это потому, что он свободен от всяких глупостей.
Злые языки утверждали, что в этом нет ни смысла, ни бессмыслицы; но обычно это были люди, у которых имелась лошадь на продажу или много сомнительного качества овса, от которого нужно было избавиться, поэтому никто не обращал на них особого внимания. Большинство людей в округе считали, что Эдвард Синклер родился не вчера, — и это было очевидно, учитывая, что ему было не так уж далеко за сорок, — или что ему палец в рот не клади; но какой смысл в это вкладывался, казалось, никто не знал.
Он не очень долго жил в этой местности. Детство и юность он провел в глухой части Англии, и именно смерть одного довольно отдаленного родственника привела его в Марштаун-ин-Хоул, который был вовсе не городом, а большим беспорядочным приходом с разбросанными тут и там домами. Но он, несомненно, был «ин Хоул», потому что располагался на дне своего рода котловины, окруженной возвышенностью. Когда этот родственник умер, он оставил все свое имущество Эдварду Синклеру, который никогда раньше о нем не слышал; но теперь он оказался владельцем старого дома, окруженного хорошим садом и несколькими полями, а также небольшим лесом. Кроме того, теперь он обладал достаточным доходом, чтобы жить вполне комфортно, не занимаясь никаким ремеслом.
Соседи часто задавались вопросом, как он зарабатывал себе на жизнь, прежде чем унаследовать это небольшое состояние, но не могли этого выяснить. Очевидно, он жил в приличных условиях, так как его манеры были хорошими, и он явно привык жить в обстановке, обычной в приличном обществе. Он являл собой, таким образом, некоторую загадку, и его поступки, естественно, были излюбленной темой для обсуждения, особенно у местных дам, которые все были убеждены, что он разочаровался в любви. Но они так ничего и не смогли узнать, кроме того, что он был свободен от всяких глупостей, — по его собственному утверждению.
Но кем бы он ни был и чем бы ни занимался, он был доволен, когда получил свое маленькое состояние и мог жить так, как ему нравилось, и развлекаться так, как считал нужным. Он пробыл в Марштауне-ин-Хоул всего около пяти месяцев и до сих пор занимался тем, что приводил в порядок сад, осматривал окрестности и читал книги, которые нашел в библиотеке своего родственника. Таким образом, он не сделал еще ничего, чтобы удовлетворить любопытство местных сплетников, хотя тот факт, что он не ходил в церковь, вызвал множество недоуменных покачиваний головой и негодующих комментариев. На самом деле, он изучал местность и людей, стараясь сориентироваться, прежде чем окончательно решить, чем занять досуг, которым он теперь мог наслаждаться.
В тот вечер, когда началась эта история, он сидел на лужайке с погасшей трубкой и напряженно размышлял. Сидя там, он смотрел на небольшой лесок, который подступал к дому сбоку и простирался до южной оконечности его владений. Он смотрел на просвет между деревьями, сквозь который виднелось старое здание, когда-то бывшее мельницей. Оно располагалось у ручья, вращавшего колесо, было заброшено в течение многих лет, и ему позволили прийти в негодность. Крыша все еще была достаточно прочной, так как здание было построено еще в те времена, когда мельницы строились на века; но дверь и окна отвалились или, возможно, были сняты проходившими мимо бродягами на дрова. Здание теперь не служило никакой полезной цели, но придавало живописную особенность виду из дома. Странным было то, что дальний родственник Синклера в завещании, по которому он оставил ему это место, выразил сильное желание, чтобы мельницу не сносили. Синклер часто задавался вопросом, почему это было упомянуто, но не мог пролить никакого света на эту тему. Как мы уже говорили, он сидел и смотрел на эту мельницу; и тот факт, что его трубка погасла, говорит о том, что его ум был полностью занят мыслями. Хотя он был свободен от всяких глупостей, — факт, о котором мы, возможно, упоминали раньше, — он позволял своим мыслям блуждать по путям, которые совершенно не одобрял. На самом деле, он поступал не в соответствии с тем здравым смыслом, которым так гордился. Но он был очень озадачен и сбит с толку.
Произошло нечто совершенно неожиданное для него. Днем он прогуливался по лесу и остановился, чтобы еще раз осмотреть старую мельницу. Два или три раза он задавался вопросом, нельзя ли использовать ее для какой-нибудь полезной цели вместо того, чтобы быть просто украшением пейзажа. Поэтому он вошел в здание и еще раз тщательно обдумал его возможности. И пока он был там, его не покидало смутное чувство дискомфорта и опасности. Поскольку он был свободен от всяких глупостей, он, конечно, выбрал разумный путь и постарался отмахнуться от этой глупой идеи. Но она никак не желала уходить. Сначала он подумал, не вызвана ли эта идея каким-то полусознательным сомнением в безопасности крыши, под которой он стоял; и он снова очень тщательно осмотрел ее, в результате чего почувствовал себя более чем когда-либо уверенным, что она абсолютно надежна. Чем больше он думал об этом, тем меньше видел причин для чего-то похожего на чувство опасности, и все же не мог избавиться от него.
