Витторио-вампир - Райс Энн (е книги .TXT) 📗
Я попытался выяснить, находится ли он рядом. Но уже снова ощутил подступающие слезы, слабость и головокружение и смог выяснить лишь то, что мы оказались в умиротворяющей и приятной атмосфере монастырской обители.
Солнце настолько сильно слепило в глаза, что я не смог возблагодарить Господа не только за красоту ухоженного зеленого сада в центре монастыря, но и за то, что с огромным удовольствием и радостью разглядывал прекрасные плавные линии аркады – творение Микелоццо – создавшие строгие, но умиротворяющие светлые своды прямо над моей головой.
Умиротворенность излучали и классические колонны с округленными скромными ионическими капителями, вся эта архитектура внушала мне уверенность в безопасности и покое. Соразмерность всегда была несомненным даром Микелоццо. Он открывал достоинства пропорций в процессе создания. А широкие просторные лоджии стали его отличительной особенностью.
Ничто не смогло стереть из моей памяти парение в воздухе остроконечных, похожих на тончайшие кинжальные лезвия готических арок французского замка там, на севере, филигранных каменных шпилей, возвышавшихся всюду, словно символы враждебности к Всемогущему. И, хотя я сознавал ошибочность своего представления о такой архитектуре и ее предназначении, – ибо, разумеется, до того, как Флориан и его Двор Рубинового Грааля овладели моим воображением, все французское и немецкое порождало глубокую привязанность, – я все еще не мог избавиться от ненавистного видения, выбросить из головы жуткое впечатление от того дворца.
Безнадежно стараясь не возбуждать снова в кишках изнуряющих рвотных спазмов, я все же ощутил, как мои конечности расслабляются при виде великолепия этой флорентийской сокровищницы.
Вокруг монастыря, мимо раскаленного от жары сада дюжий монах – медведь, а не человек, – осеняя с высоты своего роста буквально все своей привычной, неистребимой добротой, нес меня на могучих руках, и к нам подходили другие, в развевающихся черных и белых одеждах, с сияющими лицами, – казалось, они постоянно сопровождали нас даже во время этого быстрого продвижения. Я нигде не увидел своих ангелов.
Но эти люди были ближайшим подобием ангелов, какое только можно встретить на этой земле.
Вскоре я осознал – благодаря моим прежним посещениям этой великой обители, – что оказался вовсе не в приюте, где во Флоренции раздают лекарства больным, и не в пристанище для странников, куда те приходят за помощью и молитвами, а на одном из верхних этажей, в большом помещении, где располагаются монашеские кельи.
Скрывая слабость, из-за которой при виде красоты в горле у меня вставал ком, я заметил на верхней площадке лестницы, на стене, фреску Фра Джованни «Благовещение».
Моя любимая тема, «Благовещение»! Мною избранное из всех, самое почитаемое изображение, которое для меня значило больше, чем любая другая религиозная тема.
И все же… нет, в нем я не увидел проявления гения моего буйного Филиппо Липпи, нет, но все равно это было мое любимое полотно, и, несомненно, следовало считать его предзнаменованием и верить, что никакой демон не сможет погубить душу, заставив человека насильно испить отравленной крови.
Была ли в тебя влита и кровь Урсулы? Ужасающая мысль. Попытайся не вспоминать ее нежные пальцы, оторвавшиеся от тебя, ты, глупец, ты, пьяный слабоумный, попытайся не вспоминать о ее губах и о густом потоке крови, вливавшемся в твой раскрытый рот.
– Взгляните на нее! – завопил я, неловко протягивая руку в сторону полотна.
– Да, да, у нас здесь уйма таких же, – сказал большой, улыбающийся, похожий на доброго медведя монах.
Разумеется, живописец был подлинным художником. Разве можно было не заметить этого сразу? Кроме того, об этом мне было известно и прежде. И Фра Джованни уже давным-давно создал образы строгих, утешительных, нежных и совершенно естественных Ангела и Девы, чрезвычайно застенчивых и лишенных всяких прикрас, – само посещение происходит между двумя низкими округлыми арками, точно такими же, как в самой обители, в той аркаде, из которой мы только что вышли.
Как только огромный монах спустил меня на пол, чтобы провести по широкому коридору дальше, – а коридор действительно был широким и показался мне столь же отполированным и чистым, сколь и великолепным, – я попытался сформулировать хоть сколько-нибудь связное высказывание об этом образе, об ангеле, запечатлевшемся в моем разуме.
Мне хотелось сказать Рамиэлю и Сетию, если они еще не покинули меня: «Взгляните, крылья Гавриила представлены простыми полосками света, посмотрите, какими правильными симметричными складками ложится на нем это одеяние!» Все это я понял, как понимал и немыслимое великолепие их самих, Рамиэля и Сетия, но продолжал нести околесицу.
– А эти нимбы, – сказал я. – Вы, оба, куда вы подевались? Ваши нимбы парят у вас над головами Я вижу их. Я вижу их и на улицах, и на полотнах. Но все же, взгляните, на полотне Фра Джованни нимб выглядит плоским и окружает он нарисованное лицо, сам диск, жесткий и золотой, находится на поле холста…
Монахи хохотали.
– Кому ты все это рассказываешь, юный господин Витторио ди Раниари? – спросил меня один из них.
– Успокойся, дитя, – сказал большой монах, его рокочущий, басистый голос словно окутывал меня, выходя из его могучей груди. – Теперь о тебе будут неусыпно заботиться наши братья. А ты должен только соблюдать тишину – посмотри вокруг, видишь? Это библиотека. Видишь, как занимаются здесь наши монахи?
Они гордились собой, правда? Во время нашего обхода меня могло в любую минуту вырвать и я испачкал бы весь этот безукоризненный пол. Монах обернулся ко мне, чтобы показать сквозь раскрытые двери длинную комнату, заполненную книгами, и монахов за работой: Но сам я успел заметить еще и сводчатый потолок Микелоццо, который не взмывался, словно стремясь покинуть тебя, а нежно склонялся над головами монахов и разрешал потокам света и воздуха свободно витать над ними.
Казалось, передо мной возникают призрачные картины. Я видел многократно удвоенные и утроенные фигуры там, где должен был видеть одну, и даже на миг в замешательстве ощутил взмах ангельских крыльев. Ангелы обернулись, вглядываясь в меня сквозь пелену сверхъестественной тайны.
– Ты видишь? – все, что я смог сказать. Мне необходимо было проникнуть в эту библиотеку, я должен был найти тексты, в которых раскрывалась сущность демонов. Да, я не собирался сдаваться! Ведь я уже не тот болтливый идиот. Теперь на моей стороне были мои собственные ангелы. Я должен привести сюда Рамиэля и Сетия и показать им эти тексты.
Мы знаем, Витторио, выброси эти картины из головы, ибо мы видим их сами.
– Где вы находитесь? – закричал я.
– Тихо! – сказали монахи.
– Но вы поможете мне вернуться туда и убить их всех?
– Ты бормочешь что-то непонятное, какую-то чепуху, – сказали монахи.
Козимо был опекуном-попечителем этой библиотеки. Когда умер старый Никколо де Николи, замечательный собиратель книг, с которым мне много раз доводилось беседовать в книжной лавке Васпасиано, все его книги религиозного содержания, а может быть, и некоторые другие Козимо передал в дар этому монастырю.
Я должен отыскать их там, в этой библиотеке, и отыскать в трудах Блаженного Августина или Фомы Аквинского доказательство существования демонов, с которыми сам боролся.
Нет. Я не сошел с ума. И не собираюсь сдаваться. Я отнюдь не идиот, бормочущий какую-то чепуху. Вот только бы солнце, заливавшее теперь ярким светом маленькие оконца под сводами этого просторного зала, перестало слепить мне глаза и обжигать руки.
– Тихо, успокойся, – уговаривал меня большой монах, спокойно улыбаясь. – Ты поднял шум, словно малое дитя. Тихо! Журчишь, бурчишь. Слышишь? Ну-ка, посмотри, в библиотеке занимаются люди. Сегодня она открыта для публики. Сегодня все заняты делом.
Он прошел всего несколько шагов мимо библиотеки, и мы оказались в келье.
– Ну вот, проходи вот сюда… – продолжал он, как если бы уговаривал непослушного малыша. – Совсем неподалеку отсюда – келья настоятеля, и догадайся, кто там находится именно в эту минуту? Архиепископ.
