Серебряная пуля - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский (читать книги онлайн без .txt) 📗
Однако какие-то смутные воспоминания, давно забытые рассказы, слышанные в детстве от бабушки, от старых цыган, стали оформляться в неясные пока еще догадки. Вечером он сидел на ступеньках своего вагончика, курил, смотрел на ущербный диск луны и что-то едва слышно бормотал себе под нос по-цыгански. Потом укротитель хлопнул себя по ляжке, поднялся, перекрестился, глядя на луну, и пошел к зверям. Он приблизился к клетке Сударя, который только что поел и теперь огромной темной грудой густого меха лежал на полу.
Медведь увидел хозяина и едва заметно шевельнул ушами. Взгляд маленьких глазок встретился с глазами укротителя, и тому показалось, что он прочел в них насмешливую укоризну.
– Сударь? – позвал укротитель.
Медведь приподнял голову.
– Ты не обижайся на меня, – сказал укротитель по-цыгански, – я же не знал…
Медведь, казалось, понял. Он вздохнул и положил огромную голову на лапы.
Глава вторая
1
Из глубины веков, из неведомых запредельных далей приходят они в материальный мир. Все кругом просто и ясно. Причинно-следственные связи четко прослеживаются словно переплетение разноцветных линий на огромной схеме. Все правильно в мире, все логически объяснимо: материализм, базис, надстройка плюс прибавочная стоимость… «Наш паровоз вперед летит…» И вдруг… Все ломается, рушится словно случайно, а может, намеренно, сдвинутое неведомой рукой. И жизнь, казавшаяся такой налаженной и ясной, в один миг превращается в темный бездонный омут, из которого ни за что не выбраться на чистое безопасное мелководье. А будущее, в котором вы видели себя словно в незамутненном зеркале, вдруг исчезает в туманной пелене. Треснуло зеркало, пошло черными извилистыми линиями и раскололось. А жизнь?.. О Боги!..
2
1938 год. Югорск
К началу 1938 года семейство Пантелеевых волею судеб оказалось в маленьком заштатном городишке Югорске. Городок этот, основанный чуть ли не казаками из ермаковской дружины, расположился на той, почти условной, линии, где Уральские горы и леса переходят в бесконечный океан сибирской тайги. И хотя Югорск насчитывал несколько сотен лет своей истории, изменения в нем происходили крайне редко. Конечно, недавние события – революция, Гражданская война, социалистическое строительство – коснулись и его, но многовековой уклад довлел над всем. Крепкие одноэтажные дома, сложенные из почти не поддающихся гниению лиственничных бревен, составляли большинство строений города. Несколько церквей, крохотный металлургический заводик, лавки да лабазы – вот и все, на чем мог остановить взгляд приезжий человек. Впрочем, и приезжих здесь случалось едва ли много.
Через месяц после февральских событий 1917 года в Югорске образовался Совет, через месяц после октябрьских – власть перешла в руки большевиков. В девятнадцатом году город захватили колчаковцы, а уж с двадцатого в нем всерьез и надолго установилась Советская власть. Вскоре церкви позакрывали, из нескольких лесных деревушек, расположенных рядом с Югорском, создали колхоз «Светлый путь», а на заводик приехали инженеры из Москвы, чтобы решить, нельзя ли превратить его в гигант черной металлургии.
Но все эти события почти не касались горожан. Повздыхали, конечно, по поводу разорения храмов, поохали, слушая о безобразиях в колхозе «Светлый путь», где в одночасье передохли все коровы, похихикали по поводу перспективы создания в Югорске небывалого завода и снова неторопливо зажили за высокими заборами да тесовыми воротами. Вековая тишина покрывала город невидимым колпаком.
Однако колпак этот оказался не очень прочным, потому что очень скоро стальное колесо перемен докатилось и до этого захолустья.
3
В начале тридцатых годов в городке появились первые ссыльные. Ссыльными в Югорске отродясь никого не удивишь. Да что там не удивишь. Можно сказать, весь городок состоял из потомков этих самых ссыльных. Первые опальные людишки обосновались здесь аж при Борисе Годунове. Еще и теперь любопытствующим показывали остатки ям, в которых сидели боярин Никитка да боярин Анкудинка. Боярин Никитка, кстати, не вынеся сидения в яме, в ней же и скончался, впоследствии, уже посмертно, обретя славу мученика и чудотворца. В городском краеведческом музее можно увидеть цепи, в которых бедовал сей боярин. Потом началось Смутное время, и снова Югорский острог, как он тогда назывался, пополнился новыми опальными. Сиживали здесь поляки Заруцкого и казаки Болотникова, дворовые люди Лжедмитрия и гайдуки Марины Мнишек. А дальше… Очередной правитель исправно поставлял в Югорск новых обитателей. Мятежные стрельцы и пленные шведы при Петре, камердинер светлейшего князя Меншикова, чуть позже много разного народу при Анне Иоанновне и Бироне, потом пугачевцы, польские конфедераты, несколько пленных наполеоновских солдат, пара второстепенных участников Декабрьского восстания, опять поляки, «петрашевцы», снова поляки, народники и, наконец, марксисты разных толков, анархисты и эсеры. Кто только не побывал в Югорске!
«Томился» здесь и кое-кто из тех, чья звезда ярко вспыхнула после октября семнадцатого года.
Большинство ссыльных, если, конечно, они сумели выжить, возвращались рано или поздно на Большую землю, однако многие пустили корни в Югорске. Среди жителей городка встречались польские, шведские и даже французские фамилии. Конечно, носители их давным-давно обрусели, но нет-нет да и вспоминали с гордостью свою родословную.
Однако в конце двадцать девятого года в Югорске появились такие ссыльные, каких до сей поры здесь не видывали. Однажды в солнечный октябрьский денек после обеда через город проследовала большая колонна худых, изможденных людей, среди которых, кроме мужчин, были женщины и даже дети. Обитатели городка высыпали на улицу и с испуганным любопытством всматривались в черные, донельзя исхудавшие лица, потухшие глаза. Люди, тащившиеся в колонне, представляли собой словно единую, свалявшуюся, грязную, оборванную массу, напоминавшую громадную издыхающую змею, из последних усилий ползущую по пыльной дороге. Колонну охраняли суровые красноармейцы, державшие наперевес винтовки с примкнутыми штыками.
«Раскулаченные…» – прошелестело по рядам югорцев.
– Хлеба… хлеба… – послышалось из колонны.
Сердобольные горожанки кинулись по домам и скоро вернулись с разной снедью, которую, не обращая внимания на грозные окрики конвоя, стали бросать в толпу.
Колонна заключенных проследовала через город и исчезла в тайге, где, как говорили, для них был выстроен лагерь. После ее прохождения на улице осталось лежать несколько бездыханных тел, которые к ночи сволокли на городское кладбище.
С той поры подобные зрелища стали для города обычным делом и уже никого не удивляли.
А вскоре в городок начали прибывать и одиночные ссыльные, точно такие же, какие прибывали сюда на протяжении трехсот лет. Встречались даже те, кто отбывал здесь ссылку еще при царизме.
«И все возвратилось на круги своя…» – заметил по этому поводу бывший священник Спасо-Никольского храма отец Епифан, ныне служивший сторожем при складе валенок, который организовали в помещении оного храма.
Время шло, волна репрессий достигла и самого Югорска. Первой жертвой пал некий Кронборг, преподававший историю в местной восьмилетке, кстати, потомок ссыльного шведа. Несчастный историк был обвинен в шпионаже в пользу Германии. Очень скоро в городке нашлись и другие «шпионы», а также «члены подпольной монархистской организации». Получил «пять по рогам» и престарелый отец Епифан. Сравнительно мягкий приговор, если учесть, что он безбоязненно пророчествовал на всех углах о скором пришествии антихриста.
Югорцы притаились по своим берлогам. Ранее непрерывно ходившие друг к другу в гости, где под водочку и нескончаемые пельмени калякали о том о сем, они теперь носа из дому не показывали. Появление на улице уполномоченного НКВД Козулина вызывало панику, и улица мгновенно пустела. Козулин был свой, местный. «Ивашка с завода». Никто его раньше всерьез-то не принимал. Но вот вступил хлопец в комсомол, отслужил действительную и пошел шагать и шагать вверх. Даже директор завода товарищ Кумов, первая в городе величина, и тот лебезил перед вчерашним Ивашкой.
