Большая книга ужасов (сборник) - Гордиенко Галина Анатольевна (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
«Надо же, — удивленно подумал Сергей, — он просто прилип к мольберту! Обычный рисунок, ничего особенного».
Сергей бросил ранец на старый кожаный диван. Всмотрелся в собственную работу и пожал плечами — конечно, кое-что он уловил довольно точно, но ведь это просто набросок. Пожалуй, лишь его собственное настроение рисунок передает неплохо.
«Забавно, — усмехнулся Сергей, — Карандаш и у более удачных моих работ так подолгу не стоял…»
Поняв, что старик слишком увлекся и не заметил его появления, Сергей осторожно кашлянул. Карандаш вздрогнул, почему-то отпрянул от мольберта — будто его поймали на горячем! — и почти испуганно оглянулся. Тут же лицо Карандаша разгладилось, и он с явным облегчением выдохнул:
— А-а, Сережа! Заходи, дорогой.
«Интересно, отчего он так волнуется? — озадаченно сдвинул брови Сергей. — Забыл, что сам пригласил меня?»
На всякий случай Сергей еще раз громко кашлянул и напомнил учителю:
— Иван Петрович, вы хотели со мной поговорить?
Старый художник не ответил. Зябко поежился и, задержавшись у окна, аккуратно прикрыл форточку. Словно время хотел потянуть. Потом он вновь подошел к мольберту. Бросил быстрый взгляд на незаконченный портрет и обернулся к мальчику.
— Сережа, ты мне доверяешь? — глухо поинтересовался он.
Сергей удивился:
— Конечно. А в чем дело?
Старик тяжело вздохнул. Он никак не мог подобрать нужные слова и впервые проклял собственное косноязычие. Лишь у мольберта, с кистью в руках он чувствовал себя уверенно.
Карандаш бережно обнял Сергея за плечи и повел к потертому, заляпанному масляной краской диванчику. Ребята — Карандаш точно это знал — любили его. За его непритязательность и уют любили. За то, что на диван, например, запросто можно забраться с ногами.
— Ты можешь ответить на мои вопросы, не спрашивая, зачем я тебе их задаю?
— Наверное, — осторожно отозвался Сергей. А про себя подумал: «Смотря какие вопросы…»
— Не беспокойся, ничего личного, — будто подслушал его мысли Карандаш. — Просто они… могут тебе показаться на первый взгляд странными. — Он замялся и добавил: — Ну, слегка.
— А на второй? — хмыкнул Сергей. — Я про взгляд!
— На второй, пожалуй, тоже, — неохотно признал учитель. И виновато улыбнулся. — Но для меня, поверь, очень важно, чтобы ты на них ответил. А может, и не только для меня.
— Тогда спрашивайте, — помявшись, решился Сергей.
— Давай так: с твоей стороны — никаких вопросов. Пока. Отвечаешь мне, и все. Если сможешь. Не знаешь ответа, так и скажи. Только ничего не выдумывай, ради бога, все слишком серьезно!
— Да не волнуйтесь вы так!
Сергей изумленно рассматривал побледневшее лицо учителя и его полные тревоги глаза. Он никогда не видел Карандаша в таком состоянии. У старика даже уголок рта подергивался. Но отчего?!
— Попробую, — пробормотал Карандаш. На секунду прикрыл глаза и негромко начал: — Ты сказал — это портрет твоей мачехи?
— Точно.
— Давно ты ее знаешь?
— Около шести месяцев.
— А отец?
— Как вам сказать, — пожал плечами Сергей. Но Карандаш по-прежнему смотрел на него вопросительно, и он неохотно пояснил: — Понимаете, папина фирма объявила конкурс. Ну, им секретарь-референт срочно понадобился. Знающий языки. Вот Эльвиру и взяли, когда она по объявлению пришла. И с отцом она тогда же познакомилась. По-моему. И тогда же — примерно — уволилась. Если честно, она всего-то две недели и поработала секретарем. А что?
— Ничего, — хмуро буркнул старый художник. — Не забывай, вопросы задаю я.
— Да пожалуйста!
Карандаш немного помолчал, напряженно о чем-то думая, и спросил:
— Сколько ей лет?
— Откуда мне знать? Не я же на ней жениться собираюсь!
— Хотя бы примерно.
— Ну… лет двадцать пять, наверное. А может, и все тридцать. — Сергей пожал плечами.
— Какие языки она знает?
— Английский — точно. И немецкий. Еще латынь, кажется.
— Латынь? — растерялся Карандаш. — Почему — латынь?
— Эльвира рецепты всякие читает — тетрадь у нее старая есть. Пухлая-препухлая, вот-вот рассыплется. Листы желтые, по краям истрепанные, тронь их только пальцем…
Карандаш заинтриговано слушал. Сергей послушно припоминал подробности:
— Эльвира как-то тетрадь на столе оставила, ну, я ее и открыл. Таращился-таращился, ничего не понял. А она увидела и засмеялась — это, мол, латынь. Старинные рецепты.
Карандаш кивнул и спросил:
— Чем она занимается в свободное время, ты замечал?
— Откуда?
Но старый учитель смотрел на него до того встревоженно, что Сергей вновь покорно начал вспоминать:
— Если только примерно! Ну, скажем, вечерами она запирается в своей комнате. Понятно, когда папы дома нет. Или в его библиотеке сидит. Какое-то старье перечитывает, я разок видел. Или на английском, или с нашими… как их там? Ятями! Ну, знаете, значки такие странные? Словно наш твердый знак. Их еще в прошлом веке, до революции, использовали.
— А днем?
— Днем я в школе. Но дома она точно не сидит. Карповна доложила. — И Сергей пояснил: — Это моя бывшая нянька. Она нам с папой как родная. Сколько себя помню, столько и ее. Она мамина дальняя родственница. Очень дальняя!
Они некоторое время молчали. Сергей бездумно смотрел в окно на постепенно темнеющее небо. Старик машинально растирал жилистыми коричневыми пальцами занывшие виски. Наконец он поднял голову:
— А… ты не сможешь выяснить, где проводит время твоя мачеха днем?
— Спросить, что ли? — угрюмо проворчал Сергей. — Так я с ней не разговариваю. Ну, почти.
— Да нет, — неуверенно произнес учитель, — спрашивать, пожалуй, не нужно. Это я так, глупость брякнул, забудь.
Карандаш сдвинул седые брови и снова замолчал. Потом встал и подошел к мольберту. Долго рассматривал набросок Сергея и о чем-то напряженно думал. Осторожно коснулся рисунка и невнятно пробормотал, словно забыв о мальчике:
— Может, мне только кажется?.. Просто на старости лет с ума схожу. Детскими фантазиями балуюсь…
Сергей ошеломленно наблюдал за художником. Тот сжал правую руку в кулак, суставы пальцев явственно хрустнули, и мальчик болезненно поморщился.
Карандаш громко сказал самому себе:
— Нет, это не дело! Надо проверить. На всякий случай. И подумать.
Он стоял у мольберта, привычно покачиваясь с носков на пятки, и вид у него был совершенно отрешенным. Портрет, на который Сергею потребовалось чуть больше часа, притягивал взгляд старого художника как магнит.
Сергею стало не по себе, и он опять — проверенный способ! — раскашлялся. Карандаш обернулся и рассеянно сказал:
— Ладно, Сереженька, иди. Извини, что я тебя так задержал сегодня, и спасибо за беседу. — Старый художник отодвинул мольберт от окна и преувеличенно небрежно бросил: — А портрет я пока оставлю у себя, хорошо? Ненадолго. Мне нужно кое-что проверить.
Сергей с тревогой посмотрел на Карандаша и неуверенно поинтересовался:
— Вы хорошо себя чувствуете, Иван Петрович?
— Да-да. Просто отлично, — по-прежнему рассеянно буркнул учитель, опять прилипая к портрету и не глядя на мальчика.
Сергей нерешительно потоптался у порога. Его держало в мастерской обычное любопытство. Ужасно хотелось спросить — откуда такие странные вопросы? Может, Карандаш когда-то знал его мачеху и теперь осторожно пытается все точно выяснить? Почему же прямо не спросить? Но нарушить сосредоточенность старика Сергей не решился.
Глава 5
Опасный разговор
Сергей шел домой и жалел, что не попросил Гришку немного подождать его. В вестибюле. Или в буфете. На худой конец — в библиотеке. Сейчас Сергею здорово бы пригодился совет. Причем не только Гришкин. Ленка Парамонова тоже неплохо соображает, хоть и вредина она страшная. Да и Дина… Сергей протяжно вздохнул — Дина… И честно признался себе, что Дина-то как раз совета ему не даст, она — не Парамонова. Зато она таквыслушает, что ты и сам поймешь, как действовать дальше. Ильин-старший как-то раз сказал, что талант слушателя встречается гораздо реже, чем талант рассказчика. Или советчика! И папа прав. Взять седьмой класс, например. Потрепаться у них любит каждый, а вот молча выслушать человека умеет лишь Дина. И глазищи у нее при этом такие сочувствующие! И красивые очень. Как прозрачный янтарь. Бывает такой цвет — необыкновенно солнечный, Сергей сам видел. В маминой шкатулке бусы лежат, она их когда-то из Прибалтики привезла, так они до сих пор смолой пахнут и летом… Вспомнив о маме, Сергей упрямо мотнул головой — он не будет сейчас о ней думать! Не на улице. Еще не хватало прямо тут раскиснуть. Лучше о Дине. А… что о ней? Ну да, Динка умеет слушать. Может, потому, что она немного заикается?