За стенами собачьего музея - Кэрролл Джонатан (список книг .TXT) 📗

— Нет, смотрите. — Он положил ее целиком в рот, немного пожевал и проглотил. Все.

Слава Богу, я пробыл рядом с Венаском достаточно долго и повидал множество удивительных вещей. Иначе я бы, наверное, не удержался и бросился бежать.

— Ничего этого не было. Вы не съели свою машину… Вы… Вы… только что съели свою машину!

— Да, я съел свою машину, мистер Радклифф. Прямо у вас на глазах.

— Вы съели свою машину. Сначала она была во-от такой, потом стала вот такусенькой, а потом вы проглотили ее! Я видел, как вы это сделали. — Я начал задыхаться. В голове у меня вдруг стало как-то легко, глаза заволокла розовая пелена, и я почувствовал головокружение. Я говорил и никак не мог остановиться. Венаск любил повторять, что никогда не следует сомневаться в чудесах— сомневаться следует только в собственной реакции на них.

— Понимаете, Ваше Высочество, это крайне, мать ее, пугающая ситуация. Вы только что уменьшили здоровенную, мать ее, машину и СЪЕЛИ ее! Просто, понимаете, это не совсем то, что мне хотелось бы сегодня увидеть. Поэтому, будьте, будьте, будьте так добры и объясните, как вы это сделали, иначе у меня сейчас просто отвалится голова. Очень вас прошу, ладно? Я хочу убраться из этой страны. Нет, правда, я действительно хочу поскорее убраться…

— Тише, тише. Успокойтесь. Все в порядке. Я сделал это исключительно для того, чтобы вы все увидели собственными глазами и могли мне верить. А теперь я предлагаю вам выбор. — Он вытянул вперед левую руку, держа ее на уровне груди. — Здесь деньги. — Правую руку. — А здесь чудо. Я заплачу вам тем, что вы выберете.

— Какое чудо? Что вы имеете в виду?

Он прижал локти к бокам, напоминая теперь ковбоя, наставившего на меня два револьвера.

— Все очень просто. Я могу заплатить вам деньгами столько, сколько вам причитается, или гарантирую, что выполню одно ваше желание. И больше никакой платы — всего одно желание, но зато любое.

— И вы действительно это можете?

— Сами же видели, что могу. Да, я наделен такой силой. — Тогда почему же ваш отец не использовал ее для спасения своей жизни?

— Потому, что этого нельзя делать. Я же вам объяснял. Мы можем использовать это только во благо Сару. А если вы строите музей, то тем самым помогаете стране.

Во рту у меня страшно пересохло. Я несколько раз пытался облизать губы, но тщетно. Я взглянул на солнце. Я взглянул на Хассана. Он опустил руки и пожал плечами.

— Если согласны строить, выбирайте, что хотите.

Я еще раз шершавым, как пемза, языком попытался облизнуть губы.

— Поклянитесь честью своего отца.

Он воздел вверх правую руку и прикрыл глаза.

— Клянусь честью моего отца, что сделаю это. — Еще я хочу надежный контракт, в котором было бы оговорено, что если вы не сможете, то заплатите деньгами.

— Согласен.

Венаск, моя жизнь, нервный срыв, работа — все это всплыло у меня в сознании, как сеточка кровеносных сосудов, становящаяся видимой в глазу, когда смотришь на свет под определенным углом. Все взаимосвязано, все на своем месте.

— Я согласен, но за два желания. Он покачал головой.

— Невозможно.

— Но одно из них я использую для другого человека. Не для себя. Это честно. Одно для меня и еще одно для Другого.

— А кто этот другой? Фанни?

— Нет, кое-кто другой.

— Клэр Стенсфилд?

— А вы ее знаете?

— Фанни мне все рассказывает, — гордо сообщил он. — Торгуясь, как на базаре, вы только позорите себя! Я ведь не баклажаны или ковры продаю. И не собираюсь приглашать вас в лавку, чтобы за стаканчиком мятного чая обсудить условия. Я предлагаю вам чудо, Гарри Радклифф. Одно-единственное желание. Если вы хороший человек, вы просто согласитесь и отдадите его этой девушке. Поможете своей подруге.

— Зачем вы вообще предлагаете мне этот выбор, Хассан? Почему бы просто не заплатить мне? Вы ведь вполне можете себе это позволить. Зачем же предлагать мне еще и желание?

— Потому что я дал обещание отцу незадолго до его гибели. Это была его идея. Он считал, что вы хороший человек и заслуживаете право выбора. Я возражал, но он настоял на своем. Он был моим отцом, и я уважаю его последнюю волю.

— Я и в самом деле ему нравился, да?

Я спросил это, чтобы поддеть его, но, к моему удивлению, он совершенно спокойно ответил:

— Вы ему очень нравились. Он говорил, что у вас талантливый затылок.

— Что это значит?

— Это старое сарийское поверье. У нас здесь считают, что внутри каждого из нас два человека, только они не знают, что делят одно и то же тело. Один смотрит в одну сторону, другой — в другую.

— Что-то вроде Януса?

— Нет, насколько я понимаю, Янус — это один человек, глядящий одновременно как вперед, так и назад, и использующий в жизни все увиденное. Здесь же у нас говорят, что цель жизни в том, чтобы заставить обе «стороны» своей головы — этих своих двоих — «осознать, что их двое и что было бы гораздо полезнее, если бы они начали действовать сообща. Говорят, что именно поэтому люди и ведут себя так странно — иногда решение принимает тот человек, что впереди, а иногда он спит и все решает тот, что сзади. Человек в передней части головы логичен и прагматичен, а человек в затылке — мечтатель и художник. У нас так и говорят: „Хороший лоб“, или „Какой у Радклиффа талантливый затылок!“ Это позволяет сразу определить характер любого человека.

— По мне, так это больше всего смахивает на какого-то разбавленного водичкой Фрейда.

— Почти то же самое, только здесь так говорили и за тысячу лет до Зигмунда Фрейда.

— Туше. Я согласен.

— Значит, вам больше не нужно времени на раздумья?

— Нет, я уже решил. Как мы это сделаем?

— Просто скажите: «Я согласен на желание и сделаю все, что в моих силах».

— И только?

— И только.

— Для такого рода сделки звучит как-то не очень внушительно. Вы предоставляете мне чуть ли не космическое желание, я вам — здание стоимостью в миллиард долларов, а всего-то и нужно произнести какую-то жалкую фразу?

— Это сделка между Богом, вами и Сару. А Богу ни к чему тридцатистраничный контракт.

— Или нотариус, да? Ладно, вот еще что. Пожелай я вашей смерти, Хассан, что бы случилось тогда?

— Ничего. Пока я защищен.

— Вы уверены?

Уверен он не был. По тому, как блеснули его глаза, было ясно: он не уверен ни в чем.

— Так, значит, это и есть ваше желание? Чтобы я умер?

— Для этого я слишком плохо вас знаю, Ваше Высочество. «Я согласен на желание и сделаю все, что в моих силах».

Ничего не произошло. Небеса не разверзлись, океан не взревел. Единственное, что я почувствовал, так это струйку пота, медленно стекающую между лопаток.

— И что дальше?

Он протянул мне руку, и мы, глядя друг другу в глаза, обменялись крепким рукопожатием.

— Теперь можете загадывать желание. Или загадаете, когда захотите. Оно сбудется.

В этот момент я взглянул на наши стиснутые в рукопожатии руки, и подумал, как это кстати — руки. Я сказал Хассану и тому, кто еще участвовал в этой сделке — кем бы он там ни был:

— Хочу, чтобы у Клэр Стенсфилд появилась новая рука.

— Скажите это еще раз, Радклифф. Только на сей раз про себя.

«Хочу, чтобы у Клэр Стенсфилд появилась новая рука».

Мы приземлились в Вене около девяти вечера. Я настоял на том, чтобы обратно меня отправили обычным рейсом, а не на королевском самолете. Меня страшно утомила необходимость постоянно находиться в окружении людей, с которыми нужно поддерживать беседу. Больше всего на свете мне хотелось побыть в одиночестве и дать своему мозгу хоть недолго поработать в тишине. Слишком уж много за последние дни произошло событий, а мне за все это время практически ни разу не представилось возможности все тщательно обдумать и взвесить. Мой мозг походил на какой-то архив, куда вдруг нанесли много новых папок, но никто так и не расставил их по нужным полкам — их просто свалили на пол и ушли. Может, конечно, я и гений, и у меня ужасно талантливый затылок, но обычно мой мозг работает медленно и осторожно. Эдакий старичок, тщательно рассматривающий каждую мысль в лупу под ярким светом лампы, методично переворачивая их во все стороны, прежде чем принять какое-либо решение.