Вампир Арман - Райс Энн (бесплатные версии книг TXT) 📗
Они из-за меня поскандалили. Отец замахнулся на старца кулаком и едва не стукнул его, но я не стал отрываться. Он не посмеет. Он в бешенстве пнул мою ногу, вызвав судорогу в мышцах, но я промолчал и продолжал смешивать краски.
Слева меня обошел один из монахов и поставил передо мной чистую выбеленную доску, огрунтованную, подготовленную для святого лика.
Наконец все было готово. Я наклонил голову. И перекрестился по нашему обычаю – справа налево, а не слева направо.
– Господи, дай мне силу, дай мне глаза, направь своей любовью мои руки, как можешь делать только ты! – У меня в руках тотчас оказалась кисть – я взял ее бессознательно – и начала скользить по дереву, сперва обозначая овал лица Богородицы, затем – покатые линии плеч, а далее – контур ее сложенных рук.
Теперь же их вскрики отдавали дань картине. Мой отец злорадно смеялся, испытывая удовлетворение.
– Ага, так-так, мой Андрей, мой острый на язык, саркастичный, непослушный, неблагодарный, маленький, одаренный Богом гений.
– Ну, спасибо тебе, отец, – язвительно прошептал я, пребывая в глубинах собственного сосредоточенного, поверженного в транс сознания и словно со стороны с благоговением наблюдая за движением кисти. Вот ее волосы, плотно прилегавшие к голове, разделенные на пробор. Мне не требовалось специальных инструментов, чтобы придать идеально круглую форму нимбу вокруг ее головы.
Монахи держали наготове чистые кисти. Один зажал в руках чистую тряпку. Я схватил другую кисть и принялся смешивать красную краску с белой пастой, пока не добился подходящего для плоти оттенка.
– Ну разве не чудо?!
– Вот именно, – проговорил старец сквозь сжатые зубы. – Это чудо, брат Иван, и он поступит согласно Божией воле.
– Будьте вы прокляты! Пока я жив, он здесь замурован не будет. Он едет со мной в степь.
– Отец, – усмехнулся я, – мое место здесь.
– Он лучший стрелок в семье и поедет со мной в степь, – повторил отец, обращаясь к монахам, которые обрушили на него шквал протестов и возражений.
– Почему ты нарисовал слезу в уголке глаза Богородицы, брат Андрей?
– Это Господь наделил ее слезой, – ответил другой монах. – Это же Всех Скорбящих Радость. Только посмотри, как прекрасны складки ее плаща.
– Смотрите, маленький Христос! – воскликнул мой отец, и даже его лицо исполнилось почтения. – Бедный младенец Христос, его скоро ждет распятие, смерть на кресте. – Он понизил голос, ставший почти нежным. – Какой талант, Андрей, смотрите же, загляните в глаза младенцу, посмотрите на его ручку, на большой палец...
– Даже тебя озарил свет Господень, – сказал старец. – Даже такого жестокого глупца, как ты, брат Иван.
Монахи подошли ближе, вокруг меня сомкнулся круг. Отец протянул мне полную ладонь маленьких мерцающих камней.
– Для нимбов. Работай быстрее, Андрей, князь Михаил повелел нам ехать.
– Говорят же тебе, это безумие, – мгновенно зажурчал хор голосов. Отец повернулся и занес над ними кулак.
Я поднял глаза и протянул руку к чистой деревянной доске. Мой лоб взмок от пота, но я продолжал работать.
Я нарисовал три иконы.
Меня охватило счастье, чистое, неподдельное счастье. Как приятно было согреться в нем, ощутить его, и я знал, хотя ничего и не говорил, что все устроил мой отец – такой веселый, краснощекий, с широкими плечами и блестящим лицом, отец, которого я предположительно должен был ненавидеть.
Скорбящая Богородица с Младенцем, салфетка для ее слез и Младенец Христос. Усталый, с затуманенным взглядом, я откинулся назад. Было невыносимо холодно. Хоть бы разожгли огонь. Левую руку свело – она замерзла. Только правая была в порядке благодаря тому темпу, в котором я работал. Мне хотелось сунуть в рот пальцы левой руки, но это было неприлично, только не здесь, не в этот момент, когда все собрались перед созданными мною иконами.
– Шедевр... Истинно творение Господа...
На меня снизошло ужасное чувство времени, чувство, что я нахожусь вдалеке от этой минуты, вдалеке от Печерской лавры, которой я дал обет посвятить свою жизнь, вдалеке от монахов, моей братии, вдалеке от моего кощунствующего, глупого отца, который, несмотря на свое невежество, так мной гордился.
Из его глаз текли слезы.
– Мой сын, – сказал он, с гордостью сжимая мое плечо.
По-своему он был прекрасен: красивый сильный человек, который ничего не боялся, сам по себе князь среди своих лошадей, своих собак и своих сторонников, одним из которых был я, его сын.
– Оставь меня в покое, туполобая деревенщина, – сказал я и улыбнулся ему, чтобы еще больше разозлить. Он засмеялся. Он слишком радовался и слишком гордился, чтобы поддаться на провокацию.
– Смотрите, что сделал мой сын! – Голос его предательски дрогнул и слегка охрип. Отец чуть не плакал. А ведь он не был даже пьян.
– Нерукотворные... – произнес монах.
– Естественно, – презрительно хохотнул отец. – Просто нарисованные рукой моего сына, вот и все.
Шелковистый голос произнес мне на ухо:
– Ты сам разместишь камни в нимбах, брат Андрей, или мне выполнить эту работу?
Наконец все было сделано: паста наложена, камни закреплены – пять камней для иконы Христа. В моей руке опять появилась кисть, чтобы пригладить темные волосы Христа, разделенные на пробор и убранные за уши, так что по обе стороны пряди виднелись только частично. В моей руке возникла игла, чтобы углубить и оттенить черные буквы в открытой книге, лежавшей в левой руке Христа. С доски, серьезный и строгий, глядел Господь Бог, под изгибом коричневых усов краснела прямая линия губ.
– Пойдем, князь здесь, князь приехал. – За дверью монастыря валил снег, кружащийся под жестокими порывами ветра. Монахи помогли мне надеть кожаные одежды, застегнули пояс. Приятно было снова вдохнуть запах бараньей кожи, поглубже втянуть в себя свежий холодный воздух. Отец держал мой меч. Тяжелый, старинный, он сохранился со времен его давней стычки с тевтонскими рыцарями в далеких землях, драгоценные камни давно уже откололись от рукояти, но он оставался хорошим, удобным в бою оружием.
В снежном тумане появилась фигура на коне. Это был сам князь Михаил в меховой шапке, в шубе и перчатках – великий властелин, правивший Киевом от имени наших завоевателей, принадлежащих к римско-католической вере, которую мы не принимали. Нам позволили сохранить прежнюю религию. Он был разодет в иностранный бархат и золото, разряженная фигура, уместная при королевском литовском дворе, о котором ходили фантастические слухи. Как же он выносит Киев, разрушенный город?
Лошадь встала на дыбы. Мой отец подбежал к ней, чтобы схватить под уздцы, и пригрозил животному так же, как угрожал мне.
Икону для князя Федора быстро завернули в шерсть и доверили нести мне.
Я положил руку на рукоять меча.
– Нет, ты не увезешь его на свое безбожное дело! – воскликнул старец. – Князь Михаил, ваша светлость, наш могущественный правитель, велите этому безбожнику не забирать нашего Андрея.
Сквозь снег я рассмотрел лицо князя – сильное, с правильными чертами, седыми бровями и бородой, с огромными синими глазами.
– Отпустите его, отец, – крикнул он монаху. – Мальчик охотится с отцом с четырех лет. Никто еще не приносил таких щедрых подарков к моему столу, да и к вашему, отец. Отпустите его.
Лошадь заплясала и попятилась. Отец повис на поводьях. Князь Михаил сплюнул снег с губ.
Наших лошадей подвели к входу – могучего отцовского жеребца с грациозно изогнутой шеей и мерина пониже, который был моим, пока я не попал в Печерскую лавру.
– Я вернусь, отец, – обратился я к старцу. – Благословите меня. Что я могу сделать против своего доброго, мягкосердечного и бесконечно благочестивого отца, когда мне приказывает сам князь Михаил?
– Да заткни ты свой паршивый рот, – сказал мой отец. – Думаешь, мне хочется слушать это всю дорогу до замка князя Федора?
– Ты будешь слушать это на протяжении всего пути в ад! – объявил старец. – Ты ведешь на смерть моего лучшего послушника.
