Семь Замков Морского Царя (Романы, рассказы) - Рэй Жан (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Он снял комнату с еженедельной оплатой на бедной улочке в Айслингтоне у пожилой молчаливой женщины, не только не задавшей ему ни одного вопроса, но даже не спросившей, как его зовут. Она вполне удовольствовалась оплатой авансом за две недели. Это устраивало и Хорси; денег у него хватало, но его очень беспокоили любые проявления интереса посторонних к его особе.
Старушка готовила ему еду два раза в день; как правило, она ограничивалась блюдами с большим количеством лука, к которым он едва прикасался; в последнее время аппетит у него почти полностью пропал. Он выходил на улицу только вечерами, когда наступали сумерки, чтобы подышать свежим воздухом, хотя воздух в Айслингтоне, насыщенный заводским дымом, только раздражал его горло и легкие.
В первый день он колебался между двумя барами, пропахшими пивом и пуншем, и не остановился ни на одном из них, так как с удовольствием узнал, что его хозяйка торговала из-под полы элем и крепким спиртным.
Каждый вечер после короткой прогулки он находил у дверей своей комнаты кувшин с портером и полпинты бренди; за эти напитки он никогда не забывал заплатить на следующее утро, когда хозяйка приносила ему чай с гренками.
Однажды она спросила его:
— У вас бывают посетители? Интересно, что я никогда не видела, чтобы к вам заходил кто-нибудь, и, в то же время, я слышала, как вы с кем-то разговаривали.
Хорси нервно дернулся от этого вопроса, но тут же собрался и вежливо ответил хозяйке, что она вполне могла слышать его, потому что у него была очень давняя привычка разговаривать с самим собой.
— У всех бывают небольшие странности, — согласилась хозяйка. — Вот я, например, не могу заставить себя не корчить гримасы, когда стою перед зеркалом.
Пиво и бренди позволяли Хорси уснуть, хотя и ненадолго; обычно ему приходилось вставать ночью, чтобы принять бром, если он не хотел крутиться в постели, наблюдая, как сквозь шторы начинает просачиваться рассвет.
Когда он обнаружил дыру в стене, ему пришлось заменить бром снотворным, позволявшим ему погрузиться в тяжелый сон, но не избавлявшим от сумбурных, переходящих в кошмары, снов.
Он не сомневался, что в дыре обитало какое-то существо, время от времени выбиравшееся по ночам наружу для того, чтобы побродить по комнате.
Что это было? Паук, сколопендра, мокрица, многоножка или какое-нибудь другое насекомое, имени которого он не знал?
Иногда сквозь сон ему чудилось, что он слышит, как неизвестное существо бродит по комнате, постукивая когтями по полу и ощупывая мебель своими усиками.
Иногда ночью его кошмар приобретал овеществленную форму, и он видел в полусне…
Он видел какие-то нечеткие, расплывчатые тени, в которых не было ничего от живого существа; это было нечто аморфное, неопределенное… Но каждый раз он четко представлял, что это явление связано со смертью. То есть, оно настойчиво навязывало сознанию спящего ИДЕЮ СМЕРТИ.
Когда он просыпался, все, почудившееся ему ночью, казалось ему еще менее определенным, но зловещее впечатление сохранялось.
Только один раз, очнувшись от еще более кошмарного, чем обычно сна, он увидел, как над дырой к потолку поднялось облачко черного тумана, сконденсировалось и приняло традиционную форму Смерти.
Появление скелета мало обеспокоило его. Он тупо наблюдал, как костлявая, стоя между туалетным столиком и стеной, пыталась починить свой инструмент, рукоятка которого оказалась поломана. Она старательно обматывала ее веревкой.
Веревка была толстой, блестевшей от грязи и жира, и она почему-то показалась Хорси более жуткой, чем блестящее лезвие косы и череп ее хозяйки.
К счастью, второй раз этот кошмар его не посетил, иначе Хорси вряд ли смог сохранить в целости свой рассудок.
Он передвинул одно из кресел, закрыв таким образом дыру в стене, но он знал, что дыра все равно существует, черная и глубокая, и в ней скрывается какая-то опасная тайна.
Подходил к концу третий месяц его пребывания в этой комнате, когда однажды утром он услышал шаги на лестнице. В комнату вошли, не постучавшись, двое мужчин; за ними, в сумраке лестничной площадки, Хорси заметил фигуру констебля.
— Я инспектор Хокинс, — сообщил один из вошедших. — Вы — Вильям Хорси, и я от имени Ее Величества пришел арестовать вас. Предупреждаю, что все, сказанное вами, может быть использовано против вас.
Во время первого же допроса Хорси узнал, что полицейский инспектор использовал дыру в стене для установки акустической трубки, благодаря которой он мог, находясь в соседней комнате, хорошо слышать все, что говорил Хорси, беседуя с самим собой.
В этих мрачных монологах Хорси неизменно возвращался к рассказу о том, как он убил свою тетушку Бетси Боун и похитил ее сбережения.
Когда через три недели его повесили, закрыв лицо черной тканью, он не смог увидеть веревку, использованную палачом.
ОНА БЫЛА ТОЛСТОЙ И БЛЕСТЕЛА ОТ ГРЯЗИ И ЖИРА.
Опыт с Лоранс Найт
(L'expérience de Laurence Night)
Я предвидел, что гроза начнется с наступлением сумерек. День был очень жаркий, термометр около полудня показал 35 градусов. Над рекой клубились испарения, и отвратительный запах распространился по прилегающим к реке улицам.
Грозовые тучи надвигались с юга, образуя несколько отдельных вытянувшихся к северу клиньев.
Природа, если вам нравится так называть то, что является для кого-то Провидением, а для других — Неизвестным с прописной буквы «Н», как нельзя лучше служила мне. В то же время, не исключено, что какую-то роль в наших отношениях играли мои желания и моя воля. Грозы развили во мне некоторые способности, в том числе выработали во мне талант предвидения, суть которого я плохо понимал.
Можно сказать, что я обычно даже не думал о своей способности к предвидению и не пытался выяснить его причины.
Мне достаточно было знать окончательный эффект проявления этих способностей, которые я почувствовал в себе много лет назад. Так, в школе, на уроках физики, когда я сидел на электрической табуретке с включенной машиной Рамсдена [65], из меня можно было получить не жалкие небольшие искры, а яркие фиолетовые огни, касаясь которых мои одноклассники обжигали руки.
Подлинное понимание истины произошло позднее. Это случилось в лаборатории профессора Менде.
Шин, ассистент профессора, давал инструкции усталым голосом.
Толстяк, он сильно потел, так как в помещении с низким потолком было жарко, как в доменной печи.
Он старался держаться на расстоянии от студентов, так как с помощью горелки Бунзена разогревал содержимое реторт и колб с разными жидкостями.
Где-то вдали глухо ворчал гром, а на противоположной стороне улицы на концах громоотводов плясали огоньки Святого Эльма.
В этот момент я установил существование трех разных явлений.
В глубине зала среди множества редко использовавшихся приборов стоял старый гигрометр. Я ОТЧЕТЛИВО ВИДЕЛ ВОЛОСОК ПРИБОРА, НАТЯНУТЫЙ МЕЖДУ ДВУМЯ МИКРОСКОПИЧЕСКИМИ РОЛИКАМИ.
За последним столом сидел уткнувшийся в микроскоп Миллер, студент четвертого курса. Расстояние между нами было не меньше сорока футов. Я улавливал две пульсации с примерно одинаковой частотой, но разной интенсивности. ОДНА ПУЛЬСАЦИЯ ОТРАЖАЛА БИЕНИЕ ЕГО СЕРДЦА, ТОГДА КАК ВТОРАЯ СООТВЕТСТВОВАЛА ТИКАНЬЮ ЧАСОВ, которые он носил в виде браслета на левой руке.
Третье явление… Мне трудно найти для него другое слово, менее обычное и в то же время менее общее, так что пусть это будет явление… Так вот, третье явление коренным образом отличалось от двух предыдущих.
Я понял, что два первых явления, если выполнить сравнение, используя музыкальные понятия, были своего рода вспомогательными звуками перед основными звуками мелодии, то есть форшлагом. Не знаю, почему, но я представлял их в виде прямых, асимптотически приближающихся к кривым, но никогда их не касающихся.
