Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 2 - Коллектив авторов (читать книги без сокращений txt) 📗
Мы в течение многих лет пытались найти копии различных запретных книг, содержащих знания древних: «Некрономикон» безумного араба Абдула Альхазреда, таинственную «Книгу Эйбона» и омерзительную «De Vermis Mysteriis» Людвига Принна, но напрасно. Нам приходилось возбуждать в себе ощущения присутствия сверхъестественного более простым способом — проводить ночи в домах с привидениями и на замшелых кладбищах, выкапывая трупы при свечах. Но нам хотелось чего-то настоящего, хотя оно всегда ускользало из наших пальцев. Даже наш начитанный друг из Провиденса не мог помочь нам. Он читал отрывки из нескольких не столь ужасных сочинений и предостерегал нас снова и снова. Сейчас я даже рад, что мы так и не нашли тех книг, поскольку то, что мы выкапывали на кладбищах, уже было достаточно отвратительным. Мне даже хочется верить, что этот наш друг воспользовался своими связями среди оккультистов и посоветовал им спрятать запретные книги от нашего взора. Конечно, несколько хороших направлений поиска растворились в воздухе.
Во время одного моего обхода книжных магазинов в Споукейне я нашел, чисто случайно, английский перевод «Хроники Натх» слепого немецкого мистика Рудольфа Йерглера, который в 1653-м году закончил эту свою монументальную работу, как раз перед тем, как его зрение стало портиться. После выхода первого издания книги автор был отправлен в сумасшедший дом в Берлине и изолирован от общества. Даже изменённый переводчиком Джеймсом Шеффилдом (1781), текст Йерглера был безумен и находился за гранью воображения.
Болдвин вновь и вновь обращался к пассажам из «Хроник Натх», пытаясь постепенно восстановить принципы создания музыки звёзд. И это пугало меня, ведь я тоже читал эти «Хроники» и знал, что книга содержит необычные образцы музыкальных ритмов, разработанных для призывания определённых чудовищ, рожденных среди звёзд, в ядре Земли, и в других мирах и измерениях. При этом Йерглер не был музыкантом, и скопировал ли он формулы из более древних книг или сам их изобрёл, я так и не смог выяснить. Мечтания Болдвина были, конечно странными.
Он сказал, что подготовительная работа потребует от него уединения, по крайней мере, в течение недели. Это дало бы ему достаточное количество времени, чтобы расшифровать зловещие формулы в древней книге и перенастроить «Лунакорд», — музыкальный инструмент, стоявший на втором этаже его дома. Болдвин хорошо разбирался в технике и нашел на своём инструменте такие сочетания звуков, которые сбили с толку его коллег-музыкантов. Милт Херт, известный своими выступлениями на радио, сделал то же самое на Органе Хаммонда, который внешне напоминает «Лунакорд». Звуки «Лунакорда» фактически являются электрическими импульсами, которыми управляют пятнадцать циферблатов на причудливой панели, расположенной над двумя клавиатурами. Они способны подражать любым инструментам от басового рожка до малой флейты. Вариации звуков бесконечны. Болдвин посчитал, что существует более миллиона таких вариаций звуков, хотя многие звуки не будут отличаться друг от друга. Вначале я задавался вопросом, как он планировал воспроизвести такую эксцентричную музыку на обычном пианино; но здесь было уже готовое решение — научное достижение, ждущее применения.
Мой энтузиазм уменьшился, когда я шёл домой под светом бледного полумесяца. Мой друг не разъяснил конкретно, что он намеревался вызвать с помощью своей тревожной музыки. Сам Йерглер был особенно туманен в этом пункте, либо переводчик Шеффилд выбросил эту часть отвратительного текста — абсолютно логичное предположение. В самом деле, что земная музыка, то есть звуки, которые способно услышать ухо человека, может вызвать из пропасти чего-то полностью неземного? Но всё протестовало во мне против такой теории. Болдвин играл с огнём, но сами пределы человеческого познания о пространстве, времени и бесконечности будут мешать ему обжечься. Однако, Йерглер сделал это; или что-то столь же плохое, и я вспомнил предисловие Шеффилда, который написал осторожный отчёт о таинственной смерти алхимика в сумасшедшем доме.
Во время мощной грозы снаружи здания и над комнатой Йерглера прозвучала отвратительная какофония звуков. Казалось, что она звучит с самых небес. Затем загрохотали ставни на окне; дикий крик; и Йерглер был обнаружен в углу комнаты — он словно внезапно рухнул на пол от запредельного ужаса. Мёртвые выпученные глаза, на лице и теле множество отверстий, которые напоминали ожоги, но не являлись ими. Однако я знал, что многие летописцы средневековья имели прискорбную привычку всё грубо преувеличивать и искажать.
Ожидание, пока пройдёт неделя, было для меня невыносимым. Я осознавал, что Болдвин был совсем один в той комнате на втором этаже. Он, наверное, всё листал ту древнюю богохульную книгу и сочинял странную музыку на дьявольской машине. Наконец, наступила суббота, и я подошёл к двери своего друга около часа дня, потому что знал, что Болдвин уже много лет спал до обеда и не видел восхода солнца. Приободрившись от вида струйки дыма из покосившегося дымохода, я открыл провисшие деревянные ворота, прошёл под тенью клёна и постучался во входную дверь.
Дверь открылась, и я был потрясён изменениями в лице моего друга. Он постарел на пять лет; новые морщины появились над его бровями. Его приветствие было механическим. Мы сидели в комнате и беседовали, в то время как он зажигал одну сигарету за другой.
Когда я спросил друга, спал ли он и ел ли он что-то существенное, он отказался отвечать. Болдвин сам делал всю работу по дому, и если никто за ним не смотрел, то никогда не ел больше чем требуется для поддержания себя наполовину живым. Я сказал ему, что он выглядит ужасно, но Болдвин только отмахнулся рукой. Какие адские силы превратили его в измождённое подобие того, кем он был раньше? Я выразил протест и потребовал, чтобы он бросил ту зловещую музыку и немного отдохнул. Друг не хотел меня слушать.
Я начал пугаться того, что он обнаружил, поскольку было очевидно, что он достиг какого-то успеха. Само его поведение говорило об этом. Без дальнейших объяснений он заметил, что будет занят весь день и велел мне вернуться в половину одиннадцатого вечера. Я спросил об его экспериментах, но не получил ответа. Я уехал, обещав вернуться в назначенный час.
Когда я вновь постучал в его дверь, у меня в кармане уже был револьвер 38-го калибра, который я купил в городе после полудня. Я не могу сказать точно, в кого планировал стрелять; этот поступок был вызван чувством нависшей трагедии. Болдвин явно о чём-то умалчивал, и мне это не нравилось. Раньше он всегда рассказывал мне о своих успехах и открытиях.
Не говоря ни слова Болдвин привёл меня в комнату на втором этаже. Указывая мне жестом на кресло около «Лунакорда», он сел на стульчик и повернул выключатель, который управлял электродвигателями. Бледность и худоба его лица испугали меня. Он затушил свою сигарету и повернулся ко мне.
— Рамбо, ты был очень терпелив, и я знаю, что тебя всё это очень беспокоит. Ты также думаешь, что я убиваю себя. Я отдохну немного, когда закончу… здесь. Я думаю, что нашёл то, что искал — ритм пространства, музыку звёзд и вселенной, которая может быть очень близко или очень далеко. Ты помнишь, как мы охотились за теми книгами — Некрономиконом и прочими? Этот перевод сочинения Йерглера не очень понятный, но я попытался устранить пробелы и воспроизвёл результаты, на которые он намекал.
Видишь ли, в самом начале было два совсем разных типа музыки — тот, который мы знаем и слушаем сейчас, и другой, который на самом деле вообще не является земным. Та музыка была запрещена древними, и только историки ранних веков помнят её. Ныне элементы негритянского джаза восстановили некоторые из этих эксцентричных ритмов. Они почти получили его! Эти полиритмические варианты близки к оригиналу; в буги-вуги есть прикосновение к той музыке. Эрл Хайнз в своей импровизации «Дитя Беспорядочного Мозга» подошёл очень близко…
Не могу сказать, что произойдёт. Вчера я получил письмо от Ланкастера из Провиденса, и он положительно боится! Я написал ему в прошлый раз о своих планах.
