Равноденствия. Новая мистическая волна - Силкан Дмитрий (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗

— Так вроде недавно говорил, что ты охотник…

— Охотник, да не тот-с! Странных тварей я мешками ловлю да в топку укладываю… Еле справляется Супружница-то моя… А в Божью Тварь не потребно стрелять, без особого на то Соизволения… Да и безрадостно…

Гость, в замешательстве:

— Это в уток-то?..

— О чём вы, сударь? Не понимаю я вас… Тут ни зверья, ни птиц отродясь не было… Не смогут они — в таком-то соседстве… Изведутся — ни есть, ни размножаться не смогут… Зверь — он ведь не Человек, ему Срам перед Господом дален… Совестлив-то Зверь по природе своей. Да и птица тоже… А вы… Вы прилягте поспать… Великое Дело вам намечено… И Путь-то доо-оо-лгий… Счастливой добычи!.. Прости, Господи…

Конец первого акта

Владимир Гугнин

Выключатель

— Будь проклят этот гнусный, подлый, смердящий мир! — заорал я, выскочив на улицу из своего логова.

Единственное, на чём я смог сорвать свою злобу, была подъездная дверь, которой я с большим удовольствием шарахнул. Да так сильно, что целый кусок штукатурки упал мне на голову.

Больше всего в этот момент я хотел убежать, раствориться, спрятаться от собственных мыслей, которые выворачивали душу наизнанку.

— Что за жизнь?! — бормотал я на бегу. — Ни славы! Ни денег! Ни черта! А ведь мне уже тридцать лет!

Звериная обида сдавила мне горло.

— А ведь я талантлив! Талантлив и не прост! Только почему-то бездарность торжествует, а истинные таланты почивают в безвестности. Но я им ещё покажу! Я им ещё устрою!

— Кому им? — спросил меня случайный прохожий, ничем внешне не примечательный.

— Всем! Всем вам! — завопил я, брызгая ему в лицо слюной ненависти.

Прохожий невозмутимо вытерся платком и сказал:

— По-видимому, вы — гений.

Я почувствовал, как сладчайшая дрожь пробежала по моему телу.

— С чего вы это взяли?! — спросил я незнакомца с фальшивым недовольством, будто его слова были мне неприятны.

— Так… У вас на лице написано. Вы, верно, поэт?

— Почти, — ответил я, окончательно успокоившись. — Я — писатель.

— О! Я так давно мечтал познакомиться с настоящим писателем! Действительно писателем, а не с одним из этих… — Лицо прохожего исказилось злобной гримасой. — Надеюсь, вы понимаете, кого я имею в виду.

— Да. Конечно. (Уж кому, как не мне, понимать).

— Я подразумеваю тех, кто погубил литературу, как черви сочное яблоко!

Незнакомец постепенно распалялся.

— Которые кишат, как пауки в осквернённой ими золотой чаше искусства! Которые, подобно клубку змей, обвили горло беззащитному и чистому таланту. И везде, везде только они! Не прав ли я?

С этим я не мог не согласиться.

— В таком случае, нам есть о чём поговорить, — заключил прохожий и предложил присесть на лавочку.

Это был самый обычный, серенький человек, с неопределёнными чертами лица. Лишь воспалённые до красноты глаза выдавали в нём неординарную личность. Маленький, толстенький и невзрачный, он был более похож на пыльного чиновника, нежели на мыслителя, что в сочетании с его выразительным взглядом, смотрелось весьма незаурядно.

Незнакомец представился Николаем Петровичем.

— Итак, — спросил он без лишних церемоний. — Кто вас обидел?

— Видите ли, — вздохнул я печально, — мне всё надоело. Надоело бороться за жизнь. Отстаивать собственное достоинство, которое всяк норовит пнуть побольнее.

— Ну-ну. — Лицо Николая Петровича сделалось очень внимательным и серьёзным. — Это интересно. Поподробнее, пожалуйста.

И меня просто прорвало.

— Вы не поверите, но я окружен собачьей сворой, или, как вы метко изволили выразиться, «клубком змей». Гадины, уже не первый год издеваются надо мной. Каким-то образом эти подонки умудряются не замечать меня. А если вдруг и обращают внимание, то только исключительно для того, чтобы унизить меня или отпустить колкость в мой адрес.

Когда я пытаюсь поставить их на место, эта литературная клика хохочет надо мной ещё пуще. А всё из-за чего? Всё из-за того, что я осмеливаюсь высказывать насчет их творчества мнение, которое не всегда им, мягко говоря, приятно.

Ко всему прочему я имею одну пагубную слабость, которая веселит их неописуемо. Надеюсь, вам не надо доказывать, что каждый истинный художник имеет свою слабость?

— Конечно! — поддержал меня Николай Петрович. — Это неотъемлемая черта всех гениев. Но в чём же ваша слабость, скажите мне быстрее!

— Я легко попадаю под их чёртово влияние. Оно уводит меня от главного, от своего. А что я могу сделать, если оглушительный шум какого-либо имени сбивает меня с толку? Как противостоять, если меня тащат, словно на аркане? Согласитесь, это — невозможно!

— Да! Да! — согласился Николай Петрович, — Но дальше, прошу вас, дальше!

— Когда шумиха прекращается, — продолжал я, — и все понимают, что она была из ничего, я, так сказать, остаюсь у разбитого корыта, не дописав какую-то жалкую треть сочинения. Затем восходит следующая «звезда» и всё повторяется. И все хохочут надо мной! Нашли клоуна! А главный их графоман, виновник этой карусели, купается в шоколаде, сволочь!

Тут уж я не выдержал и по-настоящему, обильно разрыдался, уткнувшись в плечо своего нового знакомого.

— Они преградили мне мой путь и постоянно сбивают. А я слаб! — всхлипывал я. — Слаб!

— И как же вы собираетесь с ними бороться? — спросил меня Николай Петрович после того, как я выпустил все скопившиеся слёзы.

— Я напишу роман! Он прихлопнет их, как ничтожных букашек. Это будет такой роман, который сотрёт весь этот сброд с лица Земли. Он превратит их в пыль. Не верите? У меня и сюжетик уже созрел. Клянусь честью, моя книга уничтожит мир!

Николай Петрович вдруг помрачнел:

— Не получится.

— Что не получится?! — заорал я, испугавшись нового разочарования. — Вы мне не верите?

— Верю! Верю! — возразил Николай Петрович. — Только книга не уничтожит мир. Вы лишь раздавите сотню-другую бездарных завистников, а мир будет по-прежнему сосать кровь из гениев! Послушайте меня: я не поэт, однако человек обречённый. Ещё в детстве понял всю нелепость бытия и решил, что кто-то из нас должен исчезнуть — либо я, либо мир. Вдвоём нам слишком тесно. Разве не стоит смерти то, что вызывает непрекращающийся зуд неудовлетворённости? Эта проклятая бесконечность, исходящая из ниоткуда и уходящая в никуда, и я — маленький, но честный человечек. Разве мы можем существовать вместе?! Все эти ваши книги, революции, эволюции хороши, пока дело касается человечества, но дальше…

Николай Петрович загадочно кивнул на темнеющее небо, сквозь которое уже проступили первые звёзды.

— Как?! — опешил я. — Неужели!

— Именно, — осклабился Николай Петрович. — Именно так.

Мне стало жутко. Даже ненависть куда-то исчезла.

— Но как? — спросил я сдавленным голосом. — Вы что, изобрели сверхмощную ядерную бомбу?

Вместо ответа Николай Петрович раскатисто захохотал.

— Наивно, наивно мыслите молодой человек! Бомба и бесконечность! Ха-ха! Впрочем, — поспешил он принести жертву моему великому честолюбию, — ваша наивность не умаляет ваших художественных способностей. Нет, не бомба! Отнюдь! У меня есть то, что покончит с миром раз и навсегда. Не только с человечеством! Что, не ожидали?!

Надо сказать, я действительно не ожидал такого поворота.

— Ага! Ага! — обрадовался Николай Петрович. — Вижу, сконфузил я вас.

— Но как… как же это возможно?!

— Сразу не поймёте. А впрочем, не поймёте никогда. Вам следует лишь знать, что такое возможно.

Неожиданно Николай Петрович скривился и истерически затараторил:

— Скажите! Скажите! Могли бы вы совершить ЭТО?! Только честно. Я знаю, что вы тщеславны, но ЭТО гораздо выше, гораздо выше вашей литературной страсти! Представьте — в ваших руках ВСЁ. Щёлк — и готово!