Неведомые дороги (сборник) - Кунц Дин Рей (книги регистрация онлайн txt) 📗

Как новообращенные являются самыми ревностными христианами, так нет более ревностных американцев, чем граждане США в первом или втором поколении. Мы отчаянно хотим стать частью этой великой, огромной, безумной страны. В отличие от тех, чьи корни уходят в глубь веков, мы понимаем, какая это благодать – жить под звездами и полосами. Мы также знаем, что за эту благодать надо платить, и иной раз цена высока.

Мне известно об этом, возможно, лучше, чем другим. Я воевал во Вьетнаме.

В меня стреляли. Я убивал врагов.

И попал в плен.

Там я ел суп с протухшими рыбьими головами.

Это часть цены, которую мне пришлось заплатить.

Теперь, думая об этом странном подвале под нашим домом, вспоминая вонь концентрационного лагеря, которой обдало меня внизу, я задался вопросом: а может, я продолжаю расплачиваться? В Америку я вернулся шестнадцать лет назад, источенный болезнями, с гнилыми зубами. Меня морили голодом, пытали, но не сломили. Кошмары мучили меня многие годы, но в психотерапии я не нуждался. Я прошел через все муки ада, как и многие другие парни, попавшие в концлагеря Северного Вьетнама. Моему телу, конечно, досталось, но с душой мои мучители ничего поделать так и не смогли. Правда, где-то там я потерял веру в бога, хотя в то время казалось, что невелика потеря. Но, вернувшись, год за годом я все больше забывал случившееся со мной. И уже не сомневался, что все позади. Пока мне не открылась дверь в подвал. Такой подвал не мог быть настоящим, следовательно, оставалось признать, что у меня галлюцинации. Вполне возможно, что по прошествии стольких лет сказалась-таки эмоциональная травма, вызванная пленом и пытками. Я слишком долго подавлял, игнорировал эти мучительные воспоминания, и теперь они сводили меня с ума.

Если это так, то приходилось искать ответ на другой вопрос: а что инициировало этот сбой, почему у меня вдруг поехала крыша? Покупка дома у вьетнамского беженца? Едва ли. Я не мог понять, каким образом национальность продавца дома могла вызвать короткое замыкание в моем подсознании, сопровождающееся целым букетом галлюцинаций. С другой стороны, с учетом двух лет в концлагере моя психика устойчивостью соперничала с карточным домиком, и малейший толчок мог привести к срыву.

Но, черт побери, я не чувствовал себя безумцем. Я чувствовал себя психически нормальным... испуганным, но полностью контролирующим ситуацию. Галлюцинация была наиболее рациональным объяснением подвалу. Но я почему-то не сомневался в реальности подземных ступеней, то есть их несовпадение с действительностью имело внешнюю, а не внутреннюю причину.

В восемь вечера прибыл Горас Долкоу с семью гостями, и я на время забыл про подвал. Будучи арендодателем, он полагал, что имеет полное право не платить ни цента за обед в нашем ресторане. Если мы взбрыкивали, он всегда находил способ прижать нас, поэтому приходилось мириться с неизбежным. Долкоу никогда не говорил: "Спасибо", зато всегда находил повод высказать недовольство.

В тот вторник ему не понравились "Маргарита" [23] – мол, мало текилы, чипсы – недостаточно хрустящие, суп с фрикадельками – мало фрикаделек.

Мне хотелось задушить мерзавца. Вместо этого я принес новый коктейль, достаточно крепкий, чтобы обжечь ему горло, и новые чипсы, и блюдо с фрикадельками, чтобы насыпал в тарелку сколько душе угодно.

Той ночью, лежа в постели, я подумывал над тем, чтобы пригласить Долкоу в наш новый дом, затолкать на лестницу, ведущую в подвал, закрыть дверь и оставить его там. Почему-то у меня не было сомнений в том, что в подвале кто-то живет... эта животина находилась лишь в нескольких футах от меня, прячась за тьмой, которую не мог пробить луч фонаря. Так почему бы ей не подняться по ступеням и не познакомиться с Долкоу? После этой встречи мы бы хлопот с ним не знали.

Спал я плохо.

Глава 3

В среду утром, 14 мая, я вернулся в наш новый дом, чтобы пройтись по нему с прежним владельцем, Нгуеном Куанг Фу. Я прибыл за час до назначенного срока на случай, что вновь увижу дверь.

Увидел.

Внезапно почувствовал, что должен повернуться спиной к ней, уйти, проигнорировать. Каким-то образом осознал: она исчезнет, если я откажусь ее открывать. Знал и другое: я рискую не только телом, но и душой, если не смогу устоять перед искушением и дальше изучать глубины подвала.

Открытую дверь я вновь подпер ломом.

Спустился в темноту с фонарем в руке.

Десятью этажами ниже остановился на площадке, от которой отходили два коридора. Из левого шел запах гниющих овощей, из правого – тухлых рыбьих голов.

Я обратил внимание, что темнота густеет не столь сильно, как днем раньше, поэтому у меня появилась возможность спуститься ниже. Темнота словно лучше узнала меня и соглашалась открыть ранее не ведомую мне часть своих владений.

Пятьдесят или шестьдесят ступеней привели меня к следующей площадке. Тоже с двумя арками.

Сначала я исследовал левую. Короткий коридор привел к лестнице, которая уходила в пульсирующую, густую, зловещую тьму, не проницаемую для света, как нефть. Луч моего фонаря не мог ее пробить, лишь рисовал белый круг на ее поверхности, словно свет падал на глухую стену. Темнота в этом круге чуть поблескивала. Однако я знал, что это не нефть или другая жидкость. Я видел перед собой конденсат тьмы, выпаренный из миллиона ночей, миллиарда теней. Темнота – это состояние, не субстанция, а потому выпарить ее невозможно. Однако пространство ниже меня заполнял конденсат, чистый и древний, концентрат ночи, концентрат межзвездного пространства, загущенный до состояния сиропа. И он излучал зло.

Я попятился, вернулся к главной лестнице. Не стал исследовать ступени в правом коридоре, потому что и так знал, что наткнусь на такой же конденсат.

Продолжил спуск по главной лестнице и практически сразу наткнулся на сконденсированную темноту. Она преграждала мне путь, как стена, как приливная волна. Я стоял в двух ступенях от нее, дрожа от страха.

Наклонился вперед.

Протянул руку к пульсирующей массе темноты.

Холодной на ощупь.

Я наклонился ниже, Кисть исчезла. Граница тьмы была такой четкой, что руку мне словно обрубило по запястье, отсекло, как циркулярной пилой.

В панике я отпрянул. Нет, кисть не отсекло. Она по-прежнему прочно соединялась с рукой. Я пошевелил пальцами.

Глядя в желеобразную тьму, я вдруг понял, что она знает о моем присутствии. Я и раньше чувствовал, что эта тьма – зло, но как-то не думал, что она обладает сознанием. Всматриваясь в черную стену, я осознавал, что эта тьма рада видеть меня здесь и готова пригласить в свои глубины, за ту границу, где уже побывала моя кисть, куда уводила лестница. На мгновение мне захотелось принять приглашение, уйти из света в тьму, спускаться все ниже и ниже.

Но потом я подумал о Кармен. О моих дочерях Хитер и Стейси. О моем сыне Джо. О всех людях, которых я любил, которые любили меня. Чары рухнули. Гипноз тьмы более не действовал на меня. Я повернулся и побежал вверх, к яркому прямоугольнику двери на кухню, мои шаги гулко отдавались на узкой лестнице.

Солнечный свет вливался в большие окна. Я убрал лом, закрыл дверь. Мысленно приказал ей – исчезни, но она осталась.

– Я псих! – воскликнул я. – Безумец!

Но знал, что с головой у меня все в порядке.

С ума сошел окружающий меня мир – не я.

Спустя двадцать минут, в назначенный час, прибыл Нгуен Куанг Фу, чтобы рассказать мне об особенностях дома, который мы у него купили. Я встретил его у двери и, едва увидев, сразу понял, откуда взялся этот подвал и каково его предназначение.

– Мистер Гонсалес? – спросил он.

– Да.

– Я – Нгуен Куанг Фу.

Он был не просто Нгуеном Куанг Фу. Он был пыточных дел мастером.

Во Вьетнаме он приказал привязать меня к скамье и больше часа бил по ступням деревянной дубинкой, и каждый удар передавался через кости голеней и бедер, позвоночник и грудную клетку в череп, где взрывался в самой макушке. Связанного по рукам и ногам, он приказал бросить меня в чан, доверху заполненный мочой тех заключенных, которые прошли через эту пытку до меня. Когда я думал, что больше не смогу задерживать дыхание, когда в ушах шумело, когда сердце разрывалось, когда всеми фибрами души я жаждал смерти, меня вытащили на воздух, позволили несколько раз вдохнуть, а потом вновь сунули в это зловоние. Он приказал прикрепить провода к моим яйцам, а потом бессчетное число раз пропускал через них электрический ток. Не в силах что-либо предпринять, я наблюдал, как он до смерти избил моего друга, а другому ножом вырезал глаз за то, что тот обругал солдата, давшего ему миску с рисовой кашей, в которой копошились черви.