Чувствуй себя как дома (СИ) - Британ Мария (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗

Лида ушла, пока я заваривал кофе. Исчезла. Чашка с горячим напитком ей оказалась не нужна. Как и Бруно. Сокол — вот ее панацея. Вот ее лучший друг.

Но уже через пару дней, поздним вечером, я встречаю ее на улице — едва держащуюся на ногах, с бутылкой дешевой водки.

— О! Захар! — восклицает она. — Ты чего не спишь? У тебя же завтра тре-ни-ров-ка. Кто теперь работает физруком? Признавайся!

Я отвожу ее к себе и укладываю спать. Без расспросов, но с твердым намерением поговорить утром о Бруно. Попытаться ее убедить, что Сокол не заболеет, если она слетает на неделю в Германию.

Это же так легко.

Но мои планы рушатся. Молниеносно, в пыль, потому что Лида не спит. Лида кутается в одеяло и шипит:

— Я зарежу ее. Эту мразь. Бруно думал, что в случае чего вылечит своего Соловья, поверил ей. А она решила отомстить за своего братца, который сам полез в горящий дом. Часы не должны спешить, и мразь знала, что не должны. Но — посоветовала их ускорить, искусственно создать тахикардию. Мой Бруно… Он погиб, Захар. На него упал кирпич.

— Ч… Что?

Но Лида больше не произносит ни слова и только изредка всхлипывает.

Бруно мертв.

Мертв.

Какая чушь.

Я не смею пошевелиться и целую ночь сижу в кресле. Вспоминаю этого огромного человека, его голос, глаза, но — тщетно. Он недосягаем. Очередной сошедший с ума дом. Очередной безликий тикающий механизм. Бруно существовал лишь однажды, когда умирала Чайка. А после — исчез. Растворился в воздухе.

Но… кто ему отомстил?

Я стискиваю зубы. Нет. Лида просто напилась. Она не в себе.

Утром Лида бормочет бессвязные извинения, литрами пьет воду и больше не грозится, что кого-то зарежет. Я благодарен ей и молюсь небесам, чтобы мои догадки не подтвердились. Или, по крайней мере, чтобы я не узнал, если они подтвердятся.

А впрочем, это точно не Тора. Тора бы не смогла.

Тора добрая.

Целую неделю Лида проводит в Кельне, а потом возвращается и — запирается в Соколе.

Теперь мы почти не видимся. Но если все же стакиваемся, поспешно киваем и скрываемся каждый в своем доме. Лишь бы не думать, кто убил Бруно.

Лишь бы не думать, кто убивает нас.

Глава 34

Захар

ДО

Мне тридцать один.

Мне тридцать два.

Мне тридцать три.

Или уже миллиард — не разберешь.

Я не думаю о Торе, как о ком-то материальном, осязаемом. Она — фиолетовый цвет. Облако. Музыка в наушниках.

«Дьявольская трель».

Но сердце Ворона по-прежнему бьется. А значит, все было. Было.

Я говорю себе об этом каждый день. И каждый день сомневаюсь.

Матушка поглядывает на меня с тревогой. Зубы сцепляет, барабанит пальцами по столу. Клянусь, скоро она его продырявит.

Да и я тоже.

Мы тебя любим.

Я зависим от этой фразы, как нитка от проклятой иглы. Она штопает, штопает, штопает, а я тащусь следом. И если я все же чайник с накипью, то где-то на дне, между частичками облупившейся краски, прячется догадка. Но я не чищу себя. И никогда не обвожу наши ладони. Не зачеркиваю дни на календаре. Я вообще туда не смотрю и давно выкинул бы его, если бы не матушкины протесты. Какая разница, что покрывает землю — снег или листья, когда ты застрял за две ступеньки до звезд?

Мы больше не сжигаем дома. Нас перевели в мастерскую, обучили и заставили собирать мертвые механизмы.

Моя жизнь застыла, как смола на стволе ели, и, наверное, я не замерзну, даже если прогуляюсь в минус сорок без одежды. Ведь главное — закрыть глаза. Это мое правило. Моя молитва.

Но однажды молитва не срабатывает, и ступеньки рушатся. Неожиданно. Без предупреждения.

Мы с Ди бредем ко мне. Матушка обещала заварить нам чай и пожарить сырники. Я радуюсь. Я всегда радуюсь, когда темнеет. Это значит, что наша смена закончилась. Лимит мертвых сердец исчерпан.

И вечер бы прошел как обычно, до тошноты бессмысленно, если бы не Ворон. Если бы не люди на холме. Если бы не новенький решетчатый забор. Ворон где-то откопал хорошего косметолога. Или ему откопали.

Я щурюсь — что же там творится?

Моего тикающего друга окружили незнакомцы в серой форме. Повсюду разбросаны кирпичи и чаны с цементом. Рядом пыхтят грузовые машины.

Это не спасатели. Это строители.

— Его кто-то выкупил, — хмурится Ди.

Мы устремляемся к забору. Я размахиваю руками, и нас замечает бородатый мужик в каске. Он неспешно спускается с холма и выкрикивает:

— Чего вам?

— Добрый день. Э-э-э… — запинаюсь я, судорожно сочиняя легенду. — Что вы себе позволяете? Дом принадлежит моей бабушке, это частная собственность.

Ди пихает меня в бок, но молчит.

— Вы что, не в курсе? Его выкупили. Спросите у своей бабушки. И вообще, где ж вы были, когда в вашей частной собственности кололись наркоманы?

Я стискиваю зубы и борюсь с желанием заехать мужику в нос.

— А кто выкупил? Имя?

Меня бросает в жар. Я вцепляюсь в забор, прижимаюсь лбом к прохладной решетке, врастаю в нее.

— Губу закатай. Нам запретили трепаться с местными. Так что считайте, я вам подарок сделал.

До нас доносится чье-то ворчание:

— Михалыч! Ну где ты там?

Ди тем временем извлекает из сумки кошелек.

— А если мы тоже вам сделаем подарок?

— Не рискуй, красавица, не расплатишься, — фыркает он и возвращается к своим.

Ди показывает ему средний палец.

— Урод.

— Не знал, что ты по ночам грабишь банки, — смеюсь я.

Мы решаем понаблюдать за стройкой. Рано или поздно хозяева объявятся, и тогда я буду готов. Но если это Тора — а больше некому — нам придется обсудить ее странное «мы», как бы она ко мне ни относилась.

Дома, поболтав с матушкой и объевшись сырников, мы с Ди отправляемся в мою комнату — обсудить завтрашний план по работе. Мы часто засиживаемся допоздна, но сегодня… Сегодня все по-другому. Ступеньки разрушены. Авария.

Я пялюсь в окно, надеясь отыскать Ворона за бесконечными уголками крыш.

Ди подкрадывается ко мне со спины и упирается подбородком в мое плечо.

— Если мы найдем Тору… Что ты ей скажешь?

— Здравствуй. Как поживаешь?

— И, естественно, крепко-крепко обнимешь, как верную жену.

— Именно, — соглашаюсь я и пытаюсь отстраниться, но Ди хватает меня за запястье.

— Она тебя не любит.

Я разворачиваюсь к ней, к этой диковатой девчонке, и хочу ее оттолкнуть, выгнать, зашить ей рот, но — немею. Она гладит мои губы.

— Что…

— Ничего не говори.

Закрой глаза — и ты увидишь Тору.

Но здесь не пахнет яблоками. И орехами — тоже. На Ди нет фиолетовых колготок. Она не Хлопушка. Ее тело — это не ноты «Дьявольской трели».

Вот она дотрагивается подушечками пальцев до моего подбородка. Вот скользит по щеке. Вот дышит мне в шею.

А потом — целует меня. Осторожно, точно боится, что я ненастоящий.

Пахнет сигаретами. В последнее время Ди выкуривает по пачке в день.

— Тора не любит тебя, — повторяет она. — Не любит. А я рядом. Я — люблю.

Ди обвивает руки вокруг моей шеи, но я отпрядываю. Нельзя. Красный свет. Радиация.

— Ты ничего о нас не знаешь, — цежу я. — Уходи. Пожалуйста. Скоро приедет твое такси.

Ди неохотно кивает, и вместе с ней кивают волосы-ниточки. Нападение отменяется. Жертва забилась в нору.

— Прости. Наваждение какое-то. Спокойной ночи.

Ди вылетает из комнаты, а я смотрю ей вслед и вспоминаю, как выглядит моя мини-девочка. Как пахнет. Как говорит.

Где-то далеко она готовит яблочный пирог. Где-то далеко живет «Мы тебя любим».

Я пытаюсь найти себя в этих словах, но пока тщетно.

Дни тянутся приторным медом, и Ворон превращается в огромную черную птицу. Строители определенно знают его имя.

Я не слышу Ворона, но надеюсь, что он слышит меня.

По утрам, перед работой, я проведываю его и прошу, чтобы он дал знак. Чтобы хоть как-то намекнул о своем новом хозяине. Но он не обращает на меня внимания.