Зов Лавкрафта (Антология хоррора) - Кабир Максим (читаемые книги читать txt) 📗
Снова кольнуло. И еще раз — больнее. А потом что-то маленькое и острое впилось в Гошин язык и больше не отпустило. Кровь перемешалась со слюной. Зародившаяся во рту боль расплескалась по всему телу, от висков до колен.
Пальцы выскользнули из Гошиного рта.
Гоша завопил.
Ловец с наслаждением наблюдал, как дергается, шипит и вопит Гоша, как из его рта хлещет кровь, вперемешку с рвотой, а еще не остывший от утренней жары асфальт покрывается бурыми пятнами и кусочками непереваренной шаурмы.
Из окровавленного Гошиного рта вывалился и плюхнулся на землю откушенный язык — сморщенный и влажный кусок мяса. В этот момент Гоша как-то сник и обмяк в руках Адепта Темного Бога Гатаноа — Лехи Курносова из Адлера.
Вот и славно.
Щеки у Гоши ходили ходуном, выпирая бугорками и извивающиеся линиями. Это Ребенок Первенца, его частичка, пристраивалась и обживалась в непривычной для себя обстановке.
Ловец закурил — дым в легких успокаивал — затем вернулся к автомобилю и вытащил оставшуюся шаурму. Раздвинул пальцами лаваш, поковырялся в кусочках мяса и овощах, нащупал упругое тельце второго Ребенка. Гусеница затаилась. Частицы Гатаноа знали, когда нужно выбираться наружу, а когда лучше не суетиться. Всему свое время. Когда-то Бог уже допустил ошибку, вступив в открытую войну с людьми. Теперь нужно действовать осторожнее.
— Умница, — шепнул Ловец. — Там и сиди.
Гусеница шевельнулась. Выскользнули хрупкие усики, ощупали пальцы Ловца. От этих прикосновений Ловец задрожал всем телом, чувствуя, как просыпаются в нем другие Частицы Первенца, великого и разрушительного. Они есть в каждом, незримые, древние…
Как же хорошо, да? Как же хорошо…
Гусеница заползла обратно в майонезную мякоть, наваждение прошло, а вместе с ним прошло сильнейшее желание соединить свои Частицы с Частицами других. Великий Бог ждал миллион лет, чтобы собрать себя воедино. И вот этот день близок… Максимально близок!
— Тащи придурка внутрь, — распорядился Ловец, докуривая в два затяга. Пальцы дрожали от волнения. — И следи, чтоб блевотиной не захлебнулся. А то они это умеют.
Адепт кивнул, перекинул Гошу через плечо и понес его в сторону автозаправки.
Кто-то насильно разлепил Гоше веки. В глаза брызнул яркий свет, отозвавшийся болью в висках и внутри головы. Навернулись слезы, потекли по щекам и скопились каплями на подбородке.
— Рано сопли пускать, — раздался голос Ильича. — Ну-ка, глянем, что там у тебя.
Сквозь слезы, в мутном зеленоватом свете Гоша разглядел бородатого седого рокера, склонившегося так близко, что можно было выдавить красноватый прыщик у него на носу. Ильич взял Гошу за подбородок и с силой оттянул вниз нижнюю челюсть. Заглянул в рот. Ухмыльнулся.
Гоша сообразил, что не может шевелить челюстью и совсем не чувствует языка. Зато что-то другое шевелилось во рту. Что-то эластичное и гибкое. Инородное. Оно и заменило язык, точно. К слову, щеки и небо пекло так, будто Гоша хлебнул кипятка и ошпарил все к чертям собачьим.
Он подался вперед и зычно срыгнул желчью. Ильич едва успел отскочить.
— Во имя Первенца, чтоб тебя…
Гусеница во рту извивалась с бешеной силой, лупила по внутренней стороне щек, будто хотела вырваться наружу.
— Дыши ровно, — буркнул Ильич. — Нехрен нервничать. Тебе уже ни к чему.
Гоша проморгался, мотнул головой, оглядываясь. Помещение метра в четыре по периметру, горки ржавых стеллажей в углу, мусор на полу, стойка с кассовым аппаратом, обшарпанные стены. Из людей: какой-то лысый мужик, метра под два ростом в короткой футболке. Ну и Ильич, сука.
Старый рокер снова курил. От запаха дыма Гоше стало еще хуже, он несколько раз сухо отрыгнул. Рвоты больше не было, только потянулась с уголка губы вязкая зеленоватая слюна.
— Вот и отлично, — сказал Ильич. — Выжил. А то одни слабаки в последнее время. Чуть что — копыта отбрасывают. Поколение слабаков, блин. Так никого и не вырастим больше. Слышь, Леха, тебе сколько лет?
— Тридцать семь, — буркнул бритоголовый. В зеленом свете кожа его казалась темной и ненастоящей, будто на гору мышц натянули гидрокостюм.
— Вот. Нормальные люди родились еще в прошлом веке. А все, кто в двухтысячных — брак. Ни рыба, ни мясо.
Зазвонил телефон, Ильич ткнул в Гошу пальцем, мол, не уходи, а сам отошел к окну.
Гоша старался не обращать внимания на то, что у него во рту копошится гусеница. На губах высохла кровь — но это тоже не смертельно. Главное — живой. А это значит что? Значит, всегда есть шансы. В голове тяжело зашевелились разные мысли.
Гоша вырос оптимистом. Много лет он подтверждал один и тот же факт — если веришь в удачу, то удача непременно улыбнется в ответ. Из какой только задницы не вылезал. В свои двадцать шесть успел и с бандитами на районе связаться и проблемы разные порешать в бизнесе. В общем, не мальчик для битья. С тремя чурками один выходил драться, а тут с каким-то рокером не справится?
— …в общем, хрен с тобой, не торопись. Я сам разберусь… — говорил Ильич. — Главное, завершить дело, а остальное не важно. Первенец Ктулху любит тебя и все такое. До встречи.
Гоша попытался пошевелить руками, смотанными за спиной. Услышал хруст скотча. Запястья раздвинулись на пару сантиметров. Ноги тоже были обмотаны чуть ниже колен. Смотали его, лишь бы сразу не убежал. А о дальнейшей перспективе не позаботились. Извращенцы херовы. Людей толком ловить не умеют.
Испытывая азарт, вперемешку со страхом — дикий коктейль, взболтать и не смешивать — Гоша прислонился к стене, чуть изогнулся, нащупал свободными пальцами за поясом нож. Как в фильмах ужасов, блин. Никто не догадался осмотреть его. А он таскал этот нож с тех времен, как наткнулся на кучку гопников в подъезде собственного дома. Нигде нельзя чувствовать себя в безопасности. Тем более, нож всегда хороший помощник в беседе… например, с ухажером его бывшей девушки. Вздумал уводить, сука. Ну ничего, дайте только выбраться отсюда, а дальше поговорим…
Гоша осторожно покосился на того самого Леху. Бритоголовый отвернулся спиной и копошился в старом холодильнике за стойкой. Там стояли банки с минералкой, какие-то бутылки — забытые и покрывшиеся пылью. Внутри холодильника тревожно подмигивала яркая лампочка.
Кончиками пальцев обхватил ручку, потянул и выудил нож лезвием вниз. Перевернул, зафиксировал в правой руке и начал осторожно резать скотч. Тонкие полоски беззвучно лопались. Дело пяти минут. Тем более, никто не смотрит. Чудоковатые похитители.
А потом?
Лопнула еще одна полоска скотча.
В этот момент Ильич убрал телефон в карман.
— Бери его, — сказал он. — Пора ехать.
Бритоголовый отвернулся о холодильника. В руке он держал бутылку пива.
— Прям сейчас?
— Тупой вопрос, Леха. Тупой.
Бритоголовый нахмурил брови, угрюмо кивнул. Бутылка пива осталась на стойке. Он приблизился к сидящему у стены Гоше.
Лохматые остатки скотча мягко сползли по запястьям.
Дыши глубоко.
Во рту зашевелилась гусеница. Холодное тельце скользнуло по внутренней стороне щеки, вызывая очередной приступ рвоты. Гоша смачно рыгнул прямо в лицо склонившемуся над ним громиле, а потом вынул из-за спины руки — левой обхватил Леху за мокрую от пота шею, чтоб не дергался, а правой что есть силы всадил нож ему под ребра.
А потом еще раз.
Ночь обещала быть долгой.
Ловец отвернулся к окну, разглядывая трассу в нескольких метрах от заброшенной автозаправки. В черноте мелькали огоньки фар.
Накладки иногда случались. Кто-то не успевал пересадить Ребенка, и тот умирал среди кусочков мяса и капель жира. Кто-то не находил носителей и хватал первых встречных — бомжей, пьянчуг, детей (материал не самый лучший, поскольку Ребенку надо было выжить, а не помереть внутри носителя). Кто-то не выдерживал стресса, бросал все и пытался сбежать. Служители культа, адепты Бога Гатаноа находили каждого — от них невозможно было укрыться — но время все равно утекало, ночи шли одна за другой.
