Демон движения - Грабинский Стефан (первая книга .txt, .fb2) 📗
Под влиянием странных явлений, наблюдавшихся в Кнежове и на станции в Закличе, у него возникла «теория энграмм», сохранявших прошлое.
Ибо со временем Шатера обрел уверенность в том, что ничто в мире не погибает, что ни одно, даже самое ничтожное событие не пропадает и не рассеивается бесследно. Напротив — все фиксируется и регистрируется. Где именно — точно определить он не мог. Может быть, где-то
- 274 -
в метафизическом плане, в индуистской акаше Вселенной, в каком-то астральном эфире или в незримом, космическом флюиде?.. Реальные события, разыгравшиеся на арене зримого мира, вероятно, проникают в пространства четвертого измерения, чтобы закрепить здесь свои образы на астральном клише. Эти образы моментов и событий минувшего, зарегистрированных где-то там, в надмирной сфере, словно некие метафизические фотографии и таблицы, Шатера назвал «энграммами» событий.
Эти энграммы, следы фактов и былых происшествий, сохраняются в скрытом состоянии на надмирных клише, так же как подобия физического мира проявляются с помощью света на стекле или на бумаге с эмульсионным покрытием. Продолжаясь, существуя in potential подстерегая возможность, чтобы снова вернуться в сферу видения и повториться эхом...
Ибо события обладают собственным эхом, так же как голос или звук: они любят многократно повторяться и отражаться — иногда через века. Их энграммы, пользуясь удачными стечениями обстоятельств, вызванными частичным возвращением того сплетения событий, которое когда-то стало их причиной, переходят из скрытого состояния в состояние деятельное и эмпирическое: они активизируются.
Срок существования энграммы зависит от размеров и качества изменений, произведенных в надмирной сфере первичным событием. Крепче всего фиксируются трагические события, ибо они производят мощные потрясения в потустороннем мире. Энграммы событий пустяковых и ничтожных остаются скрытыми, без эха, если только их кто-то не «выманит». Ибо первостепенную роль в активизации энграммы играют человеческие чувства, мысли и воспоминания. Человек может тосковать по своему былому нисхождению с «неба» на землю; мысли его, постоянно кружась вокруг прошедших событий, облегчают им возвращение в сферу действительности: призывают эхо.
____________
* Акаша — эфир (санскр.). (Примеч. авт.)
** Потенциально, в возможности (лат.).
- 276 -
Поэтому «послезвучание» минувших событий тем сильнее, чем глубже тоска по ним и чем свежее энграмма. Легче всего выманить отголоски недавнего прошлого.
Чем дальше назад в перспективу времени, тем сложнее восстановление. Энграммы вещей, давно отошедших в прошлое, не жаждут воспроизводства. Похоже, что по мере того, как они отдаляются от нас во времени, мощь их ослабевает. Наиболее сильная тенденция к возвращению бывает вскоре после разыгравшегося события; затем она слабеет, рассеивается и, наконец, угасает.
Шатера наблюдал это в двух близко касавшихся его случаях: активизированные его упорными мыслями энграммы несколько раз частично воссоздали минувшие моменты, но потом, исчерпавшись, начали блекнуть, мутнеть, пока не затухли!
Но Шатера хотел, чтобы прошлое перед его глазами постоянно оставалось живым, непрерывно пульсирующим кровью вечно актуального мгновения, хотел, чтобы оно постоянно было рядом с ним, беспрерывно, по первому требованию, словно любовница, повинующаяся каждому кивку. Однако оно, изнуренное и утомленное, выскользнуло из его любящих объятий и скрылось за потусторонней пеленой.
У него остались только г о д о в щ и н ы, те дивные годы, дни и часы, когда некие таинственные условия между нашим и потусторонним миром возвращают «с небес на землю» умерших людей, прошедшие события и мертвые вещи. Что вызывает их к нам — усиленные желания и мысли живущих, является ли закон периодического возвращения основанным на пифагорейских числовых отношениях, сокрытых глубоко в строении Вселенной, — неведомо. Но что годовщины воскрешают прошлое, активизируют его энграммы — это бесспорно. Коллективные желания определенных человеческих общностей, несомненно, обладают большей силой «выманивания», чем мысленное усилие одной-единственной, пусть даже необыкновенной, исключительной личности...
Поэтому начальник Заклича, назвавший годовщины «Поминовениями событий», решил терпеливо наблюдать
- 277 -
за их приходом. Силы его мыслей и желаний хватало только на то, чтобы вызвать несколько раз повторяющееся эхо событий, ибо и его духовная сила, как и все на свете, имела свои границы. Теперь ему приходилось ждать помощи других, коллективного сотрудничества товарищей по земным странствиям, которые в годовщины важных для них событий способствовали их воскрешению своими мыслями и воспоминаниями...
Между тем жизнь сократила муки ожидания и послала ему в дар страшный случай, способный выжечь на клише потустороннего мира устойчивые и сочные образы.
Это было памятное столкновение на станции в Закличе 8 июля 1920 года. По недоразумению офицера с башни номер 2, выставившего на семафоре неверный сигнал «свободного въезда», произошло столкновение пассажирского поезда из Похмарза и скорого из Выгнанки. Удар последнего по уже стоявшему перед платформой поезду был столь страшен, что оба столкнувшихся паровоза почти полностью вонзились один в другой, перемешав свои механизмы, и образовали химерическое слияние, ощетинившееся конвульсивно выкрученными обрубками железа. Восемь вагонов поезда, ставшего жертвой удара, и десять в налетевшем на него составе были полностью уничтожены; от них остались только груды раздавленного железа и дерева, перемешанные с кровавыми останками человеческих тел.
Человеческие потери были чудовищными: погиб почти весь личный состав скорого, десяток офицеров, несших службу на пассажирском, и больше ста пассажиров.
Вокзал Заклича в течение следующих нескольких дней производил впечатление госпиталя или побоища. Отовсюду доносились стоны и жалобы жертв, в воздухе висела тошнотворная вонь йодоформа, на перроне и в залах ожидания белели запачканные кровью халаты фельдшеров и врачей. Шатера ходил из угла в угол, как пришибленный, нервно затыкал уши или закрывался у себя в станционном кабинете. Никто так сильно не переживал катастрофу, как он. Осунулся, исхудал и, как скелет, ходил между людьми.
- 278 -
Но если бы кому-то удалось заглянуть в глубь его души, он бы убедился, что от ужасающего происшествия в ней вытравились лишь отдельные, строго определенные детали. Одной из них был образ машиниста, который вел скорый поезд, — образ, на несколько секунд предшествовавший моменту столкновения. Шатера видел лицо этого человека в критическое мгновение — лицо серое, почти землистое с глазами, выкатившимися из глазниц, и проследил за жестом его руки, сжавшейся в безнадежном усилии на рукоятке тормоза. Потом, уже в последнюю секунду он увидел что-то, чего так и не смог объяснить для себя. Машинист внезапно улыбнулся, убрал руку с прибора и сделал ею пренебрежительное движение. Одновременно, чуть ли не рядом с ним, на платформе паровоза выросла вторая фигура с немного расплывчатым контуром, но совсем не похожая на человеческую, и, с той же пренебрежительной улыбкой отвернувшись от котла, зашагала по ступенькам вниз... В этот момент произошел взрыв...
Среди адского грохота и треска, среди хаоса громоздящихся друг на друга вагонов, хаотического сплетения человеческих тел перед глазами маячил силуэт молодой дамы в красной шали. Несчастная попыталась спастись бегством, выпрыгнув в окно одного из купе. Но прыжок оказался фатальным. Ударившись головой о стоящий между путями фонарь, она погибла на месте... Тогда наступил заключительный момент — самый страшный в своем мрачном очаровании.
Из-под колес одного из вагонов, словно железный шкив, вылетевший из ременной передачи, выпала и покатилась к нему прелестная девичья головка в окружении светлых, золотисто-каштановых волос.
Шатера внезапно увидел у своих ног пару великолепных фиалковых глаз, которые уже заволоклись мертвенной глазурью смерти, и пару раскрытых губ, похожих на лепестки розы. Он наклонился к этой истерзанной голове, осторожно взял ее в обе руки, словно реликвию, и приник губами к побелевшим устам...
