Песня кукушки - Хардинг Фрэнсис (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗
— Святой Моисей! Не на улице! — прошипела Вайолет. Она схватила Тристу за руку и быстро затащила ее в переулок. — Я постою на страже, пока ты ешь.
Триста, пошатываясь, побрела в дальний конец переулка. В глазах у нее потемнело и появились пятна. Яма внутри нее росла и росла. И по мере ее роста все искажалось, словно она смотрела на мир сквозь рыбий глаз.[15] Все становилось меньше, меньше, настолько маленьким, что она могла бы проглотить все вокруг без особых усилий. На самом деле она с трудом сдерживалась, чтобы этого не сделать. Она проглотила газету и на миг ощутила вкус фотографии, но сущности Трисс там было совсем мало. На секунду ее голод слегка угас, словно свеча под дождем, но тут же снова заполыхал. Этого недостаточно. Ей нужно еще. Ей надо поесть. Ей надо поесть. Должно быть что-то, что она сможет съесть. Словно бездомная кошка, она шарила по мусорным ведрам в переулке в поисках экземпляров «Кроникл» с фотографиями Трисс. Но их не было, и в голодном безумии она глотала полусгнившие объедки.
— Что ты делаешь? — Голос Пен прозвучал прямо за ее спиной.
Триста не обернулась, продолжая сидеть на корточках и украдкой вытирая пятнышко грязи с нижней губы. Она не хотела, чтобы Пен видела ее лицо, если вдруг оно превратилось в ужасающую колючую маску голода. Если Пен продолжит разговаривать с ней нормально, возможно, все вернется в свое русло.
— Я… я проголодалась, Пен. — Какие неподходящие слова. — Я… хочу есть.
— Я тоже до сих пор голодна, — трагически сказала Пен.
Триста почувствовала, что девочка присаживается рядом с ней.
— Я… я действительно голодна, Пен. — Трисс сухо сглотнула. — Думаю… думаю, это потому, что прошлой ночью я потеряла много кусочков себя, когда преследовала Архитектора. Эти кусочки оставили дыру, Пен. Я думаю, именно поэтому я такая… такая… — Она умолкла, сжав кулаки.
— Тогда съешь что-нибудь еще! — испуганно воскликнула Пен. — Я принесу тебе листья!
— Без толку, — сквозь стиснутые зубы произнесла Триста. — Это должны быть вещи Трисс.
— Ты не можешь рассыпаться! — завопила Пен, как будто это зависело от нее. — Я… я тебе не позволю! — Не успела Триста отреагировать, как Пен отчаянно обхватила ее руками. — Не смей!
Пен.
Триста закрыла глаза и крепко обняла Пен. Она цеплялась за единственное теплое и крепкое создание в ее странном суровом мире. Внезапно Пен вскрикнула и поморщилась.
— Ой! Триста… ты почему колешься?
Триста взглянула на свои руки. Из кончиков пальцев вытянулись шипы, как у шиповника, проткнув легкое платье Пен на плечах. Языком она чувствовала, как заострились ее зубы. Триста обнимала то, что было лакомством, лимонадом в летний день или горячим супом в зимний… а внутри нее зияла дыра размером с бездонный колодец, куда вполне мог уместиться человек… Она изо всех сил оттолкнула Пен. Сестра упала на спину и вскрикнула, ударившись о камни мостовой. Задохнувшись от удивления, она уставилась на Тристу, и выражение возмущения и шока на ее лице постепенно сменялось ужасом.
Триста боялась оставаться здесь еще хотя бы секунду. Она попятилась, затем развернулась и гигантским прыжком вскочила на ближайшую стену. Оттуда она спрыгнула в соседний переулок, приземлившись на корточки со стучавшим, как молоток, сердцем. И побежала прочь, низко склонив свое чудовищное лицо.
ГЛАВА 35
ЖЕСТОКОЕ ЗЕРКАЛО
На улице пахло снегом. В порывах ветра было что-то хрусткое, и небо висело так низко, что, казалось, Триста могла подпрыгнуть и вцепиться в него когтями. Но она продолжала быстро бежать улица за улицей, и под ее ногами грязь и листья разлетались по всему тротуару.
Где она? Она не знала. Этот район был не знаком той части сознания, что принадлежала Трисс, ведь это не были аккуратные ряды чопорных домов, где все скромно пряталось за крашеными дверями и жалюзи. Здесь все двери были открыты и жизнь выливалась из домов на улицы. Это было все равно что наблюдать за человеком, который ест с открытым ртом. Там и сям, словно стайки гусей, носились дети. Матери с убранными под сетку волосами болтали и чистили картошку, сидя на порогах, а отцы отдыхали и курили.
Она бежала, не замечая мастерские по ремонту велосипедов, детей, толкавшихся около сигаретных киосков в надежде выпросить сигаретную карточку у незнакомого покупателя, не замечая даже соленый запах прилавков, где продавались устричные пироги. Наконец Триста заметила очертания моста Виктории — бетонную радугу, изогнувшуюся под собственным весом. И ее внутренний компас среагировал. Она больше не неслась по искаженному лабиринту собственных мыслей. Она все еще находится в Элчестере, река где-то справа, синевато-серые холмы — слева.
Остановившись перевести дух в тупике, где эхом отдавались падающие капли, Триста выдохнула и заплакала, скрежеща узкими зубами. «Я сделала Пен больно. А если бы я ее съела? Я чудовище. Чудовище. Мистер Грейс был прав с самого начала. А Вайолет ошибалась». Но Триста не могла думать о Вайолет без теплоты. Она вспомнила, как та смотрела ей прямо в глаза с полнейшим доверием. «Пусть я чуть не съела Пен. Но я же не съела. И не буду. Не буду причинять Пен боль, что бы ни случилось. Я не подведу Вайолет, не после того, что она сделала».
Триста сглотнула и представила улыбку Архитектора. Как мило он разговаривал с ней по телефону! И как хитро ввернул мысль, что Триста выживет, если съест Пен. Может, он и правда испытывал каплю симпатии к Тристе, но его подлинным мотивом было нанести Пирсу Кресченту как можно более жестокий удар.
— Но вы не можете заставить меня сделать это, мистер Архитектор, — прошептала Триста. — Вы проиграли. Я не ваше орудие и никогда им не буду. Я свободна, и я — это я, пока не рассыплюсь на части. Но к этому я еще не готова.
Она охватила себя руками, ощущая зияющую дыру в центре тела и упивалась своей маленькой мрачной победой.
«Я найду что проглотить. Не Пен. И это что-то позволит мне дожить до вечера».
Ее мысли путались, хитрые и голодные, как мыши. Где она может найти что-то дорогое Трисс? Есть ли что-то важное для нее за пределами дома? Вряд ли. Жизнь Трисс была любовно заключена в стенах дома, словно жемчужина в раковине. Триста чуть не заплакала от досады. Тут ее осенило. Сегодня вторник, и Селеста сказала кухарке, что та может взять в этот день выходной. Пирс на работе, а по вторникам Селеста обычно играет в теннис и пьет чай с другими членами Ассоциации матерей Лютер-сквер. А Маргарет скоро закончит убираться. Вполне вероятно, что сейчас дома никого нет. При мысли о том, чтобы снова оказаться рядом с домом Кресчентов, во внутренностях Тристы образовался черный комок неописуемых чувств. Но голод взял верх. Как только у нее появилась цель, Триста снова побежала. Ее ноги едва касались поверхности луж, и она не издавала ни звука.
Ветер стал другом Тристы, он был настолько ледяным, что все, кроме самых упрямых, скрылись с улиц. Он поднимал воротники пальто и заставлял людей торопиться и не обращать ни на что внимания. Закрывая витрины, владельцы магазинов были слишком заняты, чтобы заметить Тристу. Но она все равно старалась держаться переулков и боковых улочек. Постепенно она начала узнавать места и названия улиц, до боли знакомые той ее части, которая была Трисс. Но сейчас она видела все сквозь фильтр своей собственной чуждости и дикости. Все знакомое не было к ней приветливо. Оно с отвращением взирало на нее. Ведь Триста не возвращалась домой. Она была мрачной тенью, упавшей на округу, словно грипп или плохие вести.
А вот наконец и ее цель. Маленькая площадь с крошечным парком в центре. Блестящие машины, покрытые каплями после недавнего дождя. Высокие помпезные здания за коваными решетками заборов. Триста кралась вдоль стен от одного укрытия до другого, потом затаилась за припаркованной машиной. У двери стоял почтальон. Он постучал, подождал, снова постучал и откинул голову назад, пытаясь рассмотреть что-то в окнах.
