Искусство рисовать с натуры (СИ) - Барышева Мария Александровна (читать книги без TXT) 📗
Нет, не удержусь, милый друг мой, и вручу тебе тайну, которая омрачает жизнь мою и любовь мою к AndrИ. Я гоню от себя все худое, молюсь от всего сердца и говорю себе, что если б не искусство моего милого, ныне многие отвернулись бы от меня и говорили со мной оскорбительным языком, как сестра моя, Aline должно быть посвящено добродетели и невинности?
Ты ведь помнишь, Lise, как страдала я своею темною страстию, прибирая без всякого позволения чужие вещи, хотя не имела ни душевного движения к этому, ни потребности — словно чья-то злая воля принуждала меня. Родные мои давно видели во мне средоточие пороков, хоть и молчали о том — верно, ожидали, пока небесный гнев обратит меня в пепел. Только ты, милая Lise, была со мной добра и приносила удовольствие моему бедному сердцу.
Ты должно помнишь, как мне встретился AndrИ, — сии восторги пересланы были тебе мною не однажды, а посему не буду тебя утомлять. Но я не писала, как AndrИ в одну из встреч, взглянув прямо в глаза мне, сказал, что осведомлен о моем несчастии и берется возвратить меня в мир….. Но для осуществление сего во встречи наши он будет писать с меня картину. Поначалу я сочла это жестокою шуткою, и трудно описать, что чувствовала я, выговаривая AndrИ свою обиду. Но он с разительным красноречием продолжал говорить о таинствах и силе своего искусства. Огонь блистал в его глазах и грудь высоко поднималась. Я почувствовала трепет и благоговение в своем сердце и дала согласие.
Друг мой! Превеликой радостию был наполнен для меня день, когда в одну из уединенных встреч наших AndrИ закончил писать мой портрет. Пока он трудился, все легче и легче становилось душе моей. Но когда работа завершилась, вообрази, с каким чувством поняла я, что ныне совершенно свободна от злой воли, покровительствовавшей моим нечистым проступкам. С каким жаром я благодарила AndrИ!
Но сам портрет, Lise…
…когда взгляд мой останавливается на нем, то становится дурно и подкашиваются ноги. Сверх того, мыслями моими завладевают смутные и жуткие желания, о которых писать к тебе не хочу. Со слезами просила я AndrИ немедля уничтожить портрет, но он остерег меня даже касаться портрета. Он сказал, что портрет, не откладывая, будет с превеликою осторожностию отослан в подмосковное имение его, и ничей взгляд не встревожит картины. Страшным было лицо его, и казалось, вот-вот загремят адские заклинания. Я отвернула лицо, чтобы укрыть текущие слезы свои, и AndrИ заключил меня в объятия и сказал, что даст мне объяснения. Но заставил поклясться молчать.
Он сказал, что искусство, которым облагодетельствовала его природа и которое не так давно обрело силу и вышло из неких пределов, дозволяет исцелять людей. AndrИ пишет людские пороки — все, что содержит человек в себе недостойного и злого, будь то распутство, леность и прочие наклонности…
… пишет так, что они чудеснейшим образом переходят из человека в писаный с него портрет, увлеченные кистью AndrИ и необыкновенным талантом его. Он может обнять глазами нечто более великое, чем просто лик человеческий, и извлечь то свирепое, что неподвластно взору нашему, а видится лишь в поступках. В диких племенах, откуда он родом, такие пороки и дурные страсти наши называют кИлет, и по диким преданиям, эти келет охотятся за человеческими душами и поедают их. Они невидимы, и бороться с ними, и видеть их могут одни только шаманы. AndrИ сообщил, что до того, как повстречал приемного батюшку своего, находился в обучении у шамана одного племени изначально и у альма другого племени и…
…. мой кИлы ныне заточен в портрете, и никакое злое намерение не родится в душе моей, пока ничто не угрожает картине. AndrИ утверждает, что портреты, которые он пишет с натуры, есть клетки, и ежели сломать их, то сии чудовища во всей своей гнусности и силе устремятся прочь к тем, из кого были изгнаны, но будут они в неисчислимое… сильнее и яростнее, и люди те могут совершить превеликие злодеяния и погибнут страшною смертию.
Любезный друг мой, вообрази ужас, с каким выслушала я сие откровение и поняла, что AndrИ мой не обманывает меня. Я затрепетала, язык мой не мог произнести ни одного слова, и в душе я никогда так усердно не молилась, как в сию минуту.
Боле писать не могу, поскольку душа моя растревожена и опечалена совершенно. Прости, друг мой. Если ты здорова, то я довольна судьбою и, получив от тебя новое письмо, забуду все теперешнее горе, а до сей минуты все грустно.
Annette. 28 Марта 1778 года. Милая моя Lise.
Ты, может быть, удивляешься, друг мой, что я при последних встречах наших так мало говорю о муже своем. Ты знаешь, какие несчастия обрушились на голову моего бедного AndrИ, сколько гнева преследует его жизнь. Но сверх того мне кажется, что он стал весьма нездоров. Он все пишет ужасные вещи, которые день ото дня делаются сильнее, и в картины эти нельзя смотреть без ужаса. Но AndrИ находит в этом ужасе некоторое неизъяснимое удовольствие, которое можно приписать особливому расположению души его. Поначалу казалось мне, что искусством своим будет он излечивать несчастных, забирая от них кистью своею кИлет. AndrИ же натуры свои отбирает тщательнейшим образом и наидурнейшие из всех людей. Его сердце тешится тем больше, чем могущественнее келы удается заключить ему в картину свою. Он беспрестанно ездит в различные города по тюрьмам, лечебницам и худым людям, жадно выискивая самых порочных и безобразных сердцем, самых преступных, но утверждает все же, что замечательней всего удается находить в свете высшем. Третьего дня, кстати, писал он портрет младшего сына господ Шуйгиных, юноши болезненного, но отменно жестокого…
….
…везде в картинах его мужчины и женщины, которые посрамляют существо свое и утопают в море распутства и погибельного, а AndrИ доволен своими работами чрезмерно и все ищет большего зла для испытания сил своих. Все благородные побуждения в сердце его давно уснули, и кажется мне порою, что горячо любимый муж мой ниспадает во… сферу бездушных тварей. Когда же я осмеливаюсь заговаривать с ним о сем, то разговоры мои принимаются с холодною ласкою. О, Lise, j'ai peur! Я напомнила ему о Катеньке и Александре, о том, как редко он наполняет дом наш своим присутствием. Но AndrИ ответил мне, что беспрестанное времяпровождение с семьей есть беспрестанный отдых, а это верный путь к ничтожеству…
Седьмого дня мы выходили из церкви, а ты же знаешь, Lise, что нищие… AndrИ оттолкнул одного так, что несчастный упал, и громко закричал, что все нищие бедны не по милости Божией, а по праздности и лени своей и сожаления недостойны…
…Как изъяснить сии жестокие припадки, в которых вся душа моя сжимается и хладеет? Неужели сие есть предчувствие отдаленных бедствий? Не что иное, как вестник тех горестей, которыми судьба намерена посетить меня в будущем? Милый друг мой, где искать мне помощи для любимого моего AndrИ, для меня и дочерей моих….
…приятной ночи и скорого нашего…
…1782…
Милая моя…ты получала бы от меня не листы, а целые тетради, если б я описывала тебе все мысли мои и каждую горестную минуту жизни нашей…
Нынче целый день просидела я в комнате своей, одна, с головною болью. Дети с учителем своим, а AndrИ где-то пишет свою новую картину. Никого видеть не хочется. Я нынче худо пользуюсь петербургскими знакомствами и обществом. Пусть времени у меня много, но мне жаль тратить его в тех двух домах, где нас еще принимают. Холодная учтивость непривлекательна.
Я забыла, когда последний раз была в спектаклях. Как же не хватает мне приятности и веселости, не хватает любезных разговоров. Милый друг мой, ведь прежде, когда еще жила я в доме батюшки своего, по воскресеньям съезжались модные петербургские дамы, знатные люди…играли в карты судили о житейской философии, о нежных чувствах, красоте, вкусах…но счастливые времена исчезли, приятные ужины кончились… Все больше дурных разговоров вокруг картин AndrИ. Черные тучи собираются над домом нашим…кое-кто грозит попалить священным огнем все произведения искусства мужа моего… А Александра…
