Рассказы. Часть 2 - Кэмпбелл Рэмси (книги бесплатно .txt) 📗

Через полмили пути по пляжу дюны начали оседать и выравниваться. Со всех сторон вставали сланцевые холмы. Не они ли дышали холодом? Возможно, всё дело было в сырости; влага заполняла мои следы, как вода колодец. Расплывчатые сырые пятна словно не имели никакого отношения к отпечаткам моих ног, и это меня пугало. Когда я оглянулся, мне показалось, что это кто-то огромный подражал моей походке.

Влажность была почти удушающей. Напряжение сдавило мне виски. Ветер продолжал порывами гудеть у меня в ушах, даже когда я не чувствовал ни малейшего дуновения. Рваный ритм сбивал с толку, так как уловить его было невозможно. Серое облако затопило небо; оно, холмы и густеющая дымка над морем словно взяли пляж в полон. Мне казалось, что на краю моего поля зрения извилины пляжа шевелятся, пытаясь сложиться в узор. Его настойчивый блеск изводил моё сознание.

Я уже начал задаваться вопросом, не принял ли влияние жары и влажности за воображаемое загрязнение, — я раздумывал, не пора ли поворачивать назад, пока ещё не кружится голова и меня не тошнит, — и тут Нил сказал:

— Это она?

Я уставился вдаль, щурясь от солнечных бликов на волнах. В четверти мили перед нами холмы полностью вытеснили дюны. На фоне игольчатого сланца несколько вертикальных скал торчали из пляжа, словно стоячие камни. Сквозь дымку они тускло отсвечивали медью; их покрывала песчаная корка. Вряд ли это была деревня.

— Да, это она, — сказал Нил и устремился вперёд.

Я последовал за ним, так как деревня должна была находиться дальше. Завеса дымки раздвинулась, нагие вертикальные скалы сверкнули, и я замер, поражённый. Никакой песчаной корки на скалах не было; они были из сланца, такого же серого, как холм, на котором они возвышались над пляжем. Хотя сланец был весь иззубрен, некоторые отверстия в нём сохранили правильные очертания: окна, двери. Тут и там стены ещё складывались в углы. Как могла дымка до такой степени запутать меня?

Нил карабкался по грубым ступеням, вырезанным в склоне сланцевого холма. Внезапно, пока я стоял, смущённый обманом зрения, я вдруг почувствовал себя совершенно одиноким. Тусклая дымка окружала меня со всех сторон, я тонул в ней, как насекомое в чашке с молоком. Сланец, или что-то ещё более массивное и тёмное, нависло надо мной. Калейдоскоп раковин вот-вот должен был сложиться; пляж готовился изогнуться, явить свой узор, стряхнуть свою ненатуральность. Тёмная масса склонится и…

Я вздрогнул, как от внезапного пробуждения. Сланцевый стол передо мной был пуст, не считая руин нескольких строений. Ветер гоготал так, будто у него был огромный рот, с которым он никак не мог справиться.

— Нил, — позвал я. Потрясённый тем, как тихо звучит мой голос, я закричал:

— Нил.

Раздался звук, похожий на бряцанье кольчуги — сланец, разумеется. Серые стены безжизненно светились, провалы в них напоминали глазницы черепа; зияющие окна демонстрировали отсутствие лиц, комнат. Потом из-за половины стены вынырнула голова Нила.

— Да, поднимайся, — сказал он. — Здесь странно.

Пока я карабкался по ступеням, песок скрипел под моими подошвами, как сахар. Песок невысокими кучками лежал вдоль стен; сверкающими заплатками покрывал небольшое плато. Неужели эти кучки и есть та песчаная корка, которую я видел издали? Нет, это из-за жары, сказал я себе.

Меня окружали рухнувшие стены. Они вспыхивали, как дождевые тучи в грозу. Они складывались в лабиринт, центром которого была пустыня. Этот образ пробуждал другой, слишком глубоко засевший в моём сознании, чтобы его можно было вспомнить. Это место было не лабиринтом, но головоломкой, сложив которую можно увидеть узор, разрешить главную тайну. Я понял это тогда; так почему же я не бежал?

Полагаю, меня удержала тайна деревни. Я знал, что в холмах над ней раньше были каменоломни, но что послужило причиной её опустошения, так и не выяснил. Возможно, её убило малолюдье — я насчитал остатки не более чем, дюжины домов. Рядом с пляжем она казалась карликовой; единственный след присутствия человека, поглощаемый песком, не выдерживал напора стихий. Я обнаружил, что деревня лишает меня мужества, заражает свей безжизненностью. Что делать: остаться с Нилом или рискнуть бросить его здесь одного? Не успев решить, я услышал шелест сланца и его слова:

— Это интересно.

В каком смысле? Он шарил по вскрытому погребу, среди обломков сланца. Неизвестно, что это был за дом, но стоял он дальше всех от моря.

— Я не о погребе, — сказал Нил. — Я вот о чём.

Без всякой охоты я посмотрел туда, куда он указывал. В противоположной пляжу сланцевой стене погреба был вырублен примитивный альков. В глубину он был около ярда, но так невысок, что человек мог поместиться в нём, лишь встав на четвереньки. Нил уже вползал внутрь. Я слышал, как трещит под ним сланец; его ноги торчали из темноты. Разумеется, они вовсе не задёргались в конвульсиях, но нервозность заставила меня отпрянуть, когда он глухо спросил:

— Что это?

Обратно он вылез задним ходом, словно терьер с добычей. Его трофеем была старая тетрадка со слипшимися от сырости страницами.

— Кто-то прикрыл её кусками сланца, — сказал он, словно надеясь пробудить мой интерес.

Не успел я его остановить, как он уже сидел на краю пляжа и аккуратно расклеивал страницы. Я вовсе не боялся за судьбу ценного исторического документа, — скорее, мне просто не хотелось читать то, что было найдено в погребе. Почему я не послушался своих инстинктов?

Он осторожно освободил первую страницу, потом нахмурился.

— Тут всё начинается с середины. Должна быть ещё одна тетрадь.

Вручив эту мне, он снова отправился рыться в погребе. Я сел на край сланцевого стола и бросил взгляд на первую страницу. Тетрадь и сейчас лежит передо мной на письменном столе. Страницы с тех пор порядком искрошились — желтеющая бумага всё сильнее напоминает песок — но почерк ещё разборчив, дрожащие прописные буквы выдают грамотного человека, который впал в маразм. Никаких знаков препинания, только кляксы иногда разделяют слова. Под беспощадным светом в заброшенной деревне выцветшие чернила казались нереальными, едва видимыми.

С ПЛЯЖА ВСЕ УШЛИ ТЕПЕРЬ КРОМЕ МЕНЯ ЭТО НЕ ТАК ПЛОХО ДНЁМ ТОЛЬКО Я НЕ МОГУ ХОДИТЬ А ПО НОЧАМ Я СЛЫШУ КАК ОН ТЯНЕТСЯ К (тут слово скрыл нарост плесени) И ГОЛОСА ЕГО ГОЛОС И СИЯНИЕ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ОНО ПОМОЖЕТ МНЕ УВИДЕТЬ ОТСЮДА КОГДА ОН ПРИДЁТ

Тут я перестал читать; мои внезапно дрогнувшие пальцы едва не порвали страницу. Лучше бы мне было разорвать её тогда; меня измучила борьба между сырой прохладой сланца и пляжем, меня бил озноб. Слова, на которые я смотрел, касались почти забытых впечатлений, полувоспоминаний. Если я подниму голову, останется ли пляж прежним?

Я слышал, как шуршит сланцем Нил, переворачивая кусок за куском. Я по опыту знал: пусть лихо лучше лежит тихо. Наконец он вернулся. Я тупо глядел на искрящийся пляж, не в силах оторвать от него глаз; мои пальцы сжимали закрытую тетрадь.

— Ничего не могу найти, — сказал он. — Придётся вернуться ещё раз. — Он взял у меня тетрадь и принялся читать, бормоча: — Что? О господи! — Он аккуратно высвободил следующую страницу. — Ещё страннее, — прошептал он. — Что это за мужик был такой? Представляю, что у него творилось в голове.

Как он узнал, что это был мужчина? Я уставился на страницы, чтобы не дать Нилу прочесть их вслух. Это избавляло меня от необходимости смотреть на то, что вытворял пляж, ползущий, как медленное пламя, но потаённые блуждания слов вызвали у меня тревогу.

ОН НЕ МОЖЕТ ДОТЯНУТЬСЯ СЮДА ПОКА НЕ МОЖЕТ НО СНАРУЖИ МЕНЯЕТСЯ СНАРУЖИ ЧАСТЬ УЗОРА Я ЧИТАЮ УЗОР ВОТ ПОЧЕМУ Я НЕ МОГУ УЙТИ Я ВИДЕЛ ОНИ ТАНЦЕВАЛИ УЗОР ОН ХОЧЕТ ЗАСТАВИТЬ МЕНЯ ТАНЦЕВАТЬ С НИМИ ОН ЖИВОЙ НО ОН ТОЛЬКО СОСТАВНОЙ ОБРАЗ

Нил в изумлении широко открыл глаза. Лихорадка сжимала мой мозг, я не ориентировался в пространстве; мне было так плохо, что я не мог двигаться. Раскалённая дымка, должно быть, опускалась: на краю моего поля зрения всё было в движении.

КОГДА УЗОР БУДЕТ ГОТОВ ОН ВЕРНЁТСЯ И ВЫРАСТЕТ ОН ЖАЖДЕТ БЫТЬ ВСЕМ Я ЗНАЮ КАК ОН ЭТО ДЕЛАЕТ ПЕСОК ПО НОЧАМ ДВИЖЕТСЯ И ЗАТЯГИВАЕТ ЧЕЛОВЕКА ИЛИ ЗАСТАВЛЯЕТ ИДТИ ТУДА КУДА ЕМУ НУЖНО ЧТОБЫ СДЕЛАТЬ (клякса съела несколько слов) КОГДА СТРОИЛИ ЛЬЮИС ПОТРЕВОЖИЛИ СТАРЫЕ КАМНИ МОЖЕТ ЭТО ОНИ ДЕЛАЛИ ЕГО МАЛЕНЬКИМ ТЕПЕРЬ ОН ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ПЛЯЖ