Запретный плод - Гамильтон Лорел Кей (е книги .txt) 📗
Эдуард вскрикнул, а почему – я не видела. Я подняла меч, и под собственным весом он пошел вниз и наискось, как ему и полагалось. Он ударил в шею с тяжелым хлюпающим звуком. Клинок уперся в кость, и я его вытащила. Острие заскребло по полу.
Николаос обернулась ко мне и стала вставать. Я снова подняла меч и ударила наотмашь, повернувшись всем телом. Кость хрустнула, я свалилась на пол, а Николаос бухнулась на колени. Ее голова все еще висела на обрывках кожи и мяса. Она мигала и пыталась встать.
Я с воплем вознесла меч из последних оставшихся сил. Удар пришелся ей меж грудей, и я стояла, проталкивая меч внутрь. Лилась кровь. Я пришпилила ее к стене. Лезвие показалось из спины, заскребя по стене, когда Николаос соскользнула вниз.
Я упала на колени рядом с телом. Да, с телом! Николаос была мертва.
Я оглянулась на Эдуарда. У него на шее была кровь.
– Она меня укусила, – сказал он.
Я ловила ртом воздух, дышать было трудно, но было чудесно. Я была жива, а она нет. А она, мать ее так, нет.
– Не волнуйся, Эдуард, я тебе помогу. Святой воды еще хватит, – улыбнулась я.
Он посмотрел на меня, потом засмеялся, и я засмеялась вместе с ним. Мы еще хохотали, когда из тоннеля появились крысолюды. Рафаэль, царь крыс, оглядел бойню пуговичными глазками.
– Она мертва.
– Динь-дон, ведьмы больше нет, – сказала я.
– Злобной старой ведьмы, – подхватил Эдуард старую песенку.
Мы снова свалились от хохота, и доктор Лилиан, вся укрытая шерстью, стала лечить наши раны, начав с Эдуарда.
Захария все еще лежал на полу. Рана у него на горле начала закрываться, кожа срасталась. Он будет жить – если можно назвать этим словом.
Я подобрала нож с пола и подошла к нему. Крысы смотрели на меня, но никто не вмешался. Я опустилась на колени возле Захарии и вспорола рукав его рубашки, обнажив гри-гри. Он все еще не мог говорить, но глаза его расширились.
– Ты помнишь, когда я пыталась коснуться этой штуки своей кровью? Ты мне не дал. Ты вроде бы испугался, и я не поняла почему. – Сидя возле него, я смотрела, как залечивается его рана. – У каждого гри-гри есть что-то, что ты должен для него делать, и что-то, чего делать никак нельзя, или магия кончится. Пуф – и нету. – Я приподняла руку с очень аккуратной каплей крови. – Человеческая кровь, Захария. Разве это плохо?
Он смог выдавить из себя что-то вроде: «Не надо!»
Кровь стекла к локтю и повисла каплей, дрожащей над его рукой. Он пытался качать головой, что-то вроде «нет-нет». Капля сорвалась и расплескалась у него на руке, не тронув гри-гри.
Все его тело будто отпустила судорога.
– У меня сегодня нет терпения, Захария, – сказала я и втерла кровь в плетеную ленту.
Глаза его закатились под лоб, показав белки. Горло издало задушенный звук, руки заскребли по полу. Грудь дернулась, будто он не мог дышать. Из тела вырвался вздох, долгий и мощный, и он затих.
Я проверила пульс – нету. Я срезала гри-гри ножом, взвесила на руке и сунула в карман. Произведение искусства зла.
Лилиан подошла и перевязала мне руку.
– Это временно. Надо будет наложить швы.
Я кивнула и встала на ноги.
– Ты куда? – спросил Эдуард.
– Собрать наше оружие.
Найти Жан-Клода. Но этого я вслух не сказала. Я не думала, что Эдуард меня поймет.
Со мной пошли двое крысолюдов. Ладно. Пусть идут, лишь бы не вмешивались. Филипп все еще корчился в углу. Там я его и оставила.
Я собрала оружие. Повесила автомат через плечо, а обрез взяла в руки. Заряжен на медведя. Я убила тысячелетнего вампира? Нет, не я. Точно нет.
Мы с крысолюдами нашли комнату наказаний. Там стояли шесть гробов. На каждом – освященный крест и серебряные цепи, удерживающие крышку. В третьем гробу был Вилли, спящий так глубоко, будто никогда не проснется. Я его так и оставила, чтобы проснулся ночью и занялся своими делами. Вилли совсем неплохой. А для вампира – лучше и желать нечего.
Все остальные гробы были пусты, только последний еще не был открыт. Я отстегнула цепи и сняла крест. На меня глядел Жан-Клод. В его глазах горел огонь полуночи, он ласково улыбался. У меня мелькнуло видение из первого сна, когда он лежит в гробу, полном крови, и тянется ко мне. Я отступила, и он поднялся из гроба.
Крысолюды с шипением попятились.
– Все в порядке, – сказала я. – Он вроде как на нашей стороне.
Он вышел из гроба, будто после хорошего сна. Он улыбнулся и протянул мне руку:
– Я знал, что вы сможете это сделать, ma petite.
– Ты наглый сукин сын! – Я ткнула его прикладом в живот, а когда он согнулся – как раз настолько, насколько нужно, – я двинула ему в челюсть. Он покатился на спину.
– Убирайся из моего мозга!
Он потер лицо и отнял окровавленную руку.
– Метки не снимаются, Анита. Я не могу их забрать.
Я сжимала обрез так, что даже руки заболели. Кровь текла по руке и из раны. Я думала. В какой-то момент я была готова разнести это совершенное лицо. Я этого не сделала. Наверное, потом пожалею.
– Вы хотя бы можете не лезть в мои сны? – спросила я.
– Это я могу. Я прошу у вас прощения, ma petite.
– Перестаньте меня так называть!
Он пожал плечами. Черные волосы чуть ли не отливали багрянцем в свете факелов. Дух захватывает.
– Перестаньте играть с моим сознанием, Жан-Клод!
– О чем вы говорите?
– Я знаю, что вся эта неземная красота – ловкий трюк. Так что перестаньте.
– Я этого не делаю.
– Что же это значит?
– Когда найдете ответ, Анита, приходите и поговорим.
Я слишком устала для загадок.
– Кем вы себя считаете, что так играете людьми?
– Я новый мастер этого города, – сказал он. Вдруг он оказался рядом со мной, и его пальцы коснулись моей щеки. – И это вы возвели меня на трон.
Я отдернула голову.
– Держитесь от меня подальше, Жан-Клод, какое-то время, или клянусь…
– Вы меня убьете? – сказал он. И он улыбался, он смеялся надо мной!
Я его не застрелила. А еще говорят, что у меня нет чувства юмора.
Я нашла комнату с земляным полом и несколькими неглубокими могилами. Филипп дал мне его туда провести. И только тогда, когда мы стояли и смотрели на свежевзрытую землю, он повернулся ко мне:
– Анита?
– Тише, – сказала я.
– Анита, что происходит?
Он начинал вспоминать. Он будет становиться все более живым ближайшие несколько часов. День или два он будет почти настоящим Филиппом.
– Анита? – позвал он неуверенным голосом. Маленький мальчик, испугавшийся темноты. Он держался за мою руку, и рука его была настоящей. И глаза все те же чистые и карие. – Что здесь происходит?
Я привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. У него была теплая кожа.
– Тебе надо отдохнуть, Филипп. Ты устал.
Он кивнул и повторил:
– Устал.
Я отвела его к мягкой земле. Он лег на нее и вдруг резко сел, хватая меня за руку и глядя испуганными глазами.
– Обри! Он…
– Обри мертв. Он тебя больше не обидит.
– Мертв? – Он осмотрел свое тело, будто только что его увидел. – Обри меня убил.
Я кивнула:
– Да, Филипп.
– Я боюсь.
Я поддержала его, растирая ему спину мягкими бесполезными круговыми движениями. Он обнял меня, будто никогда не отпустит.
– Анита!
– Тише, тише. Все хорошо, все хорошо.
– Ты хочешь положить меня обратно? – Он отодвинулся, чтобы видеть мое лицо.
– Да, – сказала я.
– Я не хочу умирать.
– Ты уже умер.
Он посмотрел на руки, сжал пальцы.
– Умер? – шепнул он. – Умер? – И лег на свежевскопанную землю. – Положи меня обратно, – попросил он.
И я положила.
К концу его глаза закрылись, лицо обмякло и стало мертвым. Он втянулся в могилу, и его больше не было.
Возле могилы Филиппа я упала на колени и зарыдала.
