Солнце мертвых - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
– Говорю, как умею, – вдруг сказал мальчик, покосившись на Сыроватых.
Тот встал по стойке «смирно».
– Продолжаю: Мирон будет подсказывать, что нужно делать, останавливать, если что не так.
Домовой важно кивнул и скептически оглядел троицу.
– Вы-то ребята молодые и более-менее сообразительные, – Стас одобрительно глянул на Володю и Олега, – а Дятел – тугодум. Дятел, ты слышишь меня?
– Так точно, хозяин! – рявкнул директор овощторга.
– Орать-то ты умеешь, – в сомнении посмотрел на него Стас. – А вот как в деле? Ну да ладно.
Вперед! – крикнул мальчик, и Сыроватых рванулся вверх. Темные и освещенные квартиры проносились перед его взором.
– Стоп, – вдруг скомандовал чей-то голос, видимо, Мирона. – Давай, паренек, – продолжал голос, – орудуй.
Володя огляделся. Квартира была освещена, хозяева готовились ко сну. Владельцев он немного знал. Хозяйка, относительно молодая дама, работала в той же школе, что и он, преподавала иностранный язык. Держалась она высокомерно, ни с кем не сближалась. Ее довольно заурядное, даже некрасивое лицо всегда несло печать неприступности. Однако дама обладала неплохой фигуркой, особенно хороши были ножки – длинные и стройные. Они неизменно привлекали взгляд физрука. Сыроватых как-то попытался пофлиртовать с ней, дело было «на картошке». Но в ответ получил такой пренебрежительный взгляд, что позорно отступил с поля боя. В спину он получил реплику о некоторых мужланах, которые мнят себя донжуанами. С тех пор они едва кивали друг другу. Муж неприступной дамы был, видимо, каким-то начальником средней руки на химзаводе. Теперь, попав в их квартиру в роли не то волшебника, не то заколдованного принца, Володя жаждал мести. Состояние, в котором он пребывал, не только не пугало физкультурника, а нравилось ему все больше и больше. Душа его пела.
Узрев знакомое лицо, Володя решил пока что осмотреться. Он тут же понял, что попал в момент крупного семейного разговора.
– Как же! – громким шепотом изрекла неприступная дама и показала мужу кукиш. – Вот тебе Сочи!
– Но, Вера, – умоляюще промолвил ее супруг, – почему бы мне не отдохнуть хотя бы раз в два года, тем более зимой.
– Знаю я эти курорты, – продолжала дама тем же тоном, – коньяк да бабы…
– Опомнись, Вера!
– Это ты опомнись! При твоей нищенской зарплате наши траты и так сведены к минимуму. Я вынуждена прозябать в этой паршивой школе среди дебилов и мужланов.
«Это обо мне», – подумал физрук.
– Да, мужланов! – в запальчивости выкрикнула Вера.
– Тише, Альберта разбудишь, – супруг тревожно глянул на дверь в соседнюю комнату, где, видимо, спал ребенок.
– Ничего, пусть слышит! Неужели я не достойна лучшей участи? – Неприступная дама театрально закрыла лицо руками. – Ты испортил мою жизнь!
«Эге-ге, – подумал Сыроватых, – вот из-за таких я и не женюсь… Вопьется, как клещ…»
– Ну чего ты тянешь? – услышал он недовольный голос домового. – Давай развесели эту семейку, а то она совсем прокисла.
«А как?» – мысленно спросил Сыроватых.
– Да как угодно начинай, а там видно будет.
Неприступная дама, закрыв лицо широкими рукавами цветастого халата, рыдала или делала вид, что рыдает. Супруг удрученно и покорно смотрел на нее. Чувствовалось, что подобные сцены в этой семье – обычное дело.
«С чего бы начать?» – лихорадочно размышлял Сыроватых. Он заметил, что на столе стоит чашка с недопитым чаем.
«А если попробовать двинуть ее?»
Он на цыпочках подошел к столу и осторожно шевельнул чашку рукой. Она медленно поползла по полированной поверхности.
«Смотри-ка, – обрадовался Володя, – получается».
Супруги, увлеченные выяснением отношений, не заметили передвижений чашки.
– Не бойся, – снова услышал он голос Мирона, – смелей, тебя никто не видит.
Сыроватых осторожно поднял чашку и стремительно выплеснул ее содержимое в лицо неприступной дамы.
Та мгновенно отняла от лица руки и удивленно и испуганно посмотрела на мужа. Но тут же ее лицо покраснело от злости.
– Мерзавец! – завизжала она. – Как ты смеешь!..
Супруг ошеломленно смотрел то на нее, то на чашку, которую Володя поставил на стол.
– Но, Верочка, – нерешительно произнес он, – это не я…
– Негодяй! – продолжала визжать дама. – Я всю жизнь на него положила…
«А что, если дать ей оплеуху?» – подумал Сыроватых.
– Бить женщин нехорошо, – послышался ему неуверенный детский голос.
– Ничего ей не будет, – подсказал ему голос домового, – дай разок, заразе этой.
И Сыроватых дал.
«На службе у темных сил можно не церемониться, – подумал он. – Это ей за мужлана».
Неприступная дама кубарем полетела на диван – у спортсмена была тяжелая рука. Теперь уж слезы из ее глаз хлынули самые натуральные. Она захлебывалась от рыданий и не могла ничего вымолвить. Муж же стоял, ничего не понимая, и изумленно таращил глаза.
– Посажу!!! – вдруг заверещала дама.
– Верочка, Верочка… – подскочил к ней ошеломленный супруг.
Володя схватил со стола пустую чашку и что есть силы швырнул ее об стену. Плач прекратился. Оба с изумлением взирали на происходящее. Вне себя от восторга, схватил физрук лежавшую тут же гитару и со всего размаха треснул ее об стол. Раздался жалобный визг струн, и инструмент разлетелся вдребезги. Супруги, обнявшись, зачарованно разинули рты. Тут уж Володя вошел в раж. Он начал переворачивать стулья, со всего маху двинул стол, стал выбрасывать книги из шкафа. Не в силах двинуться, обитатели квартиры замерли в углу.
– Папа, мама, – раздался сонный детский голос, – что это тут у вас происходит?
– Бежим! – заорала неприступная дама. Она схватила ребенка и опрометью бросилась в коридор. Супруг, теряя на бегу тапочки, последовал за ней.
– Неплохо для начала, – одобрил Мирон, – давай дальше.
Перемещаясь из квартиры в квартиру, Сыроватых устраивал дебоши разной степени тяжести. Он двигал мебель, заставлял летать посуду, производил громкий стук, хохотал и завывал – словом, старался как мог. К слову сказать, больших разрушений он не причинял, физического воздействия больше не применял и вел себя в зависимости от симпатий и антипатий к жильцам. Однако через час дом стал походить на муравейник, в который бросили спичку. Надо добавить, что старался не только он один. Два его напарника ни в чем не отставали, а в некоторых случаях и превосходили физкультурника. Хотя вели себя они по-разному.
Назар Леонордович Кочубей действовал грубо и неаккуратно. В каждой квартире он начинал с того, что разбивал зеркало. Не важно, в прихожей ли, в спальне, в ванной, но почему-то зеркала особенно притягивали директора овощторга.
Корреспондент Горбатов бушевал изощренно и остроумно, стараясь не причинять особых разрушений. Так, он довел до обморока одну старушку, беспрерывно спуская воду в туалете и издавая при этом непристойные звуки. В другой квартире Олег заиграл на пианино похоронный марш. Вид клавиш, которые двигались сами собой и извлекали из инструмента печальные звуки, произвел на ее обитателей, может быть, еще большее впечатление, чем вид сокрушаемой мебели.
Конечно, не каждая квартира в доме подверглась нападению. В некоторые разбушевавшихся клевретов нечистой силы будто что-то не пускало. Одной из таких квартир было и жилище Татьяны Недоспас. Когда Олег попытался в нее проникнуть, он явственно услышал детский голос, сердито сказавший: «Сюда нельзя!» Вакханалия длилась примерно часа полтора, потом внезапно прекратилась.
Донельзя напуганные жильцы дома номер тринадцать по-разному, чаще всего нелепо одетые, столпились во дворе, а сверху, с темного ночного неба сыпал на них мелкий осенний дождик. Начали подлетать машины: милицейские, пожарные, «Скорой помощи», но никто не мог толком объяснить, что же произошло в злополучном доме.
Сердитые, озлобленные милиционеры и пожарные только разводили руками, выслушивая странные, путаные объяснения жильцов. Они посмотрели на ярко освещенные окна домов, походили по квартирам, взглянули на разрушения, кстати сказать, весьма незначительные, и, пожав плечами, уехали, а взбудораженные жильцы понемногу потянулись домой, не ночевать же под октябрьским небом.
