Дом малых теней - Нэвилл Адам (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
И если на кровати — ее настоящее тело…
Жизнь наполняет собою определенные вещи, моя дорогая, в определенных местах, зазвучал у нее в голове голос Эдит. Эти вещи всегда можно починить. И было пришествие — новое, священное рождение для них и для тех, кто уверовал в них… Старуха говорила что-то, что тех, кто хранит их, они переделывают по образу и подобию своему… Ведь так всегда поступают истинные ангелы, кто делятся священным знанием.
Великий Боже, какую же нечисть вы привели в этот дом?
Ну нет. Тело на кровати не принадлежало ей. Она все еще спит. Это — транс. Транс стал естественным состоянием ее сознания.
В чувство Кэтрин привел звук заводимого двигателя где-то на подъездной дорожке. Она подползла к окну и прислонилась к стене. Вдарила ладонями по доскам. Она была реальной. Не призраком, не бестелесной сущностью. Тело нa кровати — подстава. Звук, с которым ее руки соприкасались с деревом, был отчетливо слышен. Они сделали похожую на нее куклу и бросили сюда. Потому что она до сих пор могла думать, чувствовать, двигаться. И Эдит могла двигаться и разговаривать. И Кэтрин все еще могла двигаться так быстро… Она почти что скользила вверх и вниз по лестнице… Над сломанными половицами и ржавыми гвоздями… Не царапаясь о них, не ощущая холода…
— Хватит! Хватит! Стоп! — Кэтрин вцепилась в волосы.
Снаружи, между забором и кирпичными стенами Красного Дома, стояла, не обращая внимания па ее крики, Мод. Кэтрин видела ее профиль с высоко вздернутым подбородком — никаких эмоций, кроме привычного горького неодобрения на многострадальном лице. Она воздела руки, будто настала ее очередь примерять новое платье.
Одетый в одну лишь маску Леонард стоял перед Мод. В одной худой, тонкопалой руке он сжимал раскрытую опасную бритву. Персты другой сжались на горле экономки.
Лезвие блеснуло в гнусном свете заката этого ужасного дня. Кожаная маска обращена была к той самой прорехе в досках, откуда Кэтрин наблюдала за ними, и глаза в прорезях совершенно точно таращились на ее окно. Потому что этот монстр хотел, чтобы она все видела. Он ждал того момента, когда она сможет засвидетельствовать грядущий акт.
Испещренные шрамами мускулы вздулись. Одним быстрым рывком Леонард вспорол живот Мод и одним ударом загнал руку по локоть внутрь. Там, внутри обмякшего тела экономки, он словно бы пытался нащупать что-то.
Торчащее из разреза лезвие он тянул и тянул вверх, под аккомпанемент расходящейся плоти и рвущейся ткани, пока рукоятка бритвы не застыла в ложбине между тяжелых грудей Мод. Хорошенько встряхнув тело, Леонард принялся буквально опустошать его в заросли сорной травы.
Даже сдавленный кашель Кэтрин, прорывавшийся сквозь прижатые ко рту пальцы, не мог заглушить те тяжелые шлепки, с которыми внутренности Мод падали наземь.
Приземистая фигура экономки сдулась и стала свисать с руки палача подобно мешку с мусором, прорвавшемуся сбоку. Безжалостные пальцы Леонарда рвали и тащили из нее то тряпки, то натянутую леску, то опилки, то твердые коричневые комки чего-то непонятного. Голова Мод плюхнулась ему на плечо и стала подпрыгивать, как неплотно надутый мяч.
Последним ударом Леонард сорвал с головы домоправительницы белый парик, обнажив голый скальп, весь изборожденный стежками, как мокасин. Голова Мод больше не выпрямлялась, будто из поддерживающей ее шеи вырвали позвонки. Бесформенное нечто — груду одежды и безвольно болтающиеся конечности — Леонард грубо запихнул в серый почтовый мешок, дожидавшийся своего часа на мокрой траве.
На глазах у Кэтрин он выволок мешок за ворота и швырнул в фургон.
Кэтрин не дрожала, не издала ни звука — столь всеобъемлющ был ее страх. Ее саму как будто бы опустошили, вывернули наизнанку, не («ставив ни единого чувства. Наконец-то мозаика, являвшая истину, складывалась. Ей припомнились безумные слова, срывавшиеся с уст Эдит Мэйсон о ее матери. Настоящей матери. Той, что страдала. Что познала наказание за отказ от нее, от Кэтрин. Но всяким страданиям нужно когда-нибудь закончиться…
О тех, кто перешел тебе дорогу, да позаботятся те, кто истинно любят тебя. Так произошло с твоей матерью — распутной девкой, не нашедшей в себе мужества воспитать тебя…
Мод.
НИКАДА БОЛШЕ НЕ ВОЗВРАЩАЙСЯ СЮДА
Слезы, стоявшие в глазах домоправительницы, когда та укладывала Кэтрин в кровать — Кэтрин, внезапно почувствовавшую себя плохо. Всхлипы — когда она стояла в затененной мастерской, рядом с возлежащей в ванной для этанола Эдит…
Мод всегда знала, что здесь происходит. Знала, но не в силах была остановить. Потому что в этой пьесе ей выпала роль ведомой, марионетки, лишенной собственной воли. Уже не живой, но еще не до конца мертвой. Но жизнь и смерть здесь были такими относительными…
Мод.
Мама.
Захлопнув двери фургона, пожилой мужчина, обладавший нечеловеческой мощью, живой милостью таких сил, о которых оставалось лишь гадать, застыл в одиночестве на подъездной дорожке, обратив скрытое кожаной маской лицо к Красному Дому — будто бы восхищаясь им. Его тонкие, изрезанные руки взметнулись вверх в немом салюте — или, быть может, в приказе, который Кэтрин не слышала… И даже услышав — не поняла бы его. И лишь на несколько секунд ей показалось — но она не стала бы клясться в этом,— что воздух над главой мужчины в черном парике задрожал, подобно знойному мареву над летним лугом.
Глава 46
Зеленый фургон давно уж умчался прочь, и Кэтрин наконец-то поднялась с пола, с того места, где ноги подвели ее. Пройдя мимо собственного тела, покоящегося на кровати, она вышла в коридор и спустилась вниз по главной лестнице Красного Дома.
В коридоре Тара все еще торчала у стены, нервно подергивая грязной босой ногой. Под платьем все тело экономки ходило ходуном. Кэтрин знала — стоит развернуть свою старую противницу лицом к стене и сорвать эту тряпку, как откроется длинный уродливый шрам через всю спину.
Руки новой домработницы взмыли в воздух. Никакого смысла в этом жесте не было. Что ж, по крайней мере, Тара смолкла — не смирившись со своей участью, но, быть может, войдя в некую стадию, что предшествовала смирению.
Когда Кэтрин прошла мимо Тары, бывшую продюсершу тряхнуло, как от удара током.
Кэтрин уже не интересовалась тем, что будет дальше. Что-то подсказывало, что самое худшее: шок, неверие, испуг, отрицание — уже позади. Снова ей стало интересно — то был очень отстраненный, лишенный эмоциональной основы интерес,— что произойдет, если она ляжет на кровать поверх своего старого «я». Она осознавала, что покамест так поступать не следует, и что ей будет трудно снова встать с кровати… Но когда она все-таки соберется с силами, ей привезут инвалидное кресло. И к ней всегда будет приставлен некто, кому велено катать ее в нем по дому.
Экспонатам наверху требуется уход. Взглянув на Тару, подумав о Мод, Эдит, старике-пасечнике Мэйсоне и Виолетте, обо всех жителях Магбар-Вуд разом, Кэтрин осознала эту простую истину в полной мере. Горечь обретенного знания напоминала о том, что увиденное на чердаке, равно как и возлежащее на кровати в спальне тело, было оставлено ей в качестве объяснения того, что нельзя было объяснить никакими существующими словами.
И Кэтрин не следовало задерживаться надолго. Не в здешнем доме, разумеется, а в том, другом, месте. В других местах и других, уже виденных ею, формах. Теперь она перестала кричать, рыдать и колотить по влажным доскам, и это знание снизошло на нее с той же легкостью, с коей ожил вдруг груз ее долгой-долгой памяти. Старый дом взывал к ней, и ей предстояло выслушать всю историю от начала до конца. Когда осознание прорвалось к ней сквозь шок, страх, предубеждения, сожаление и ту одурь, в которую ее вогнали события последнего времени, она решительно спустилась по лестнице.
