Путь палача - Якубова Алия Мирфаисовна (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Глава 5
Падре Ансельмо был доволен тем, что происходило в деревне. Страх прихожан перед ним приносил какое-то темное удовлетворение. Но чтобы окончательно утвердить свою власть, оставался последний шаг. Нужно всем доказать, что все его проповеди не пустые слова, что еретиков и нечестивцев ожидает страшная кара. Показательная казнь — вот что требовалось. А для верности лучше еще и заручиться поддержкой барона.
Именно с этими мыслями падре Ансельмо вошел в кабинет Себастьяна Скалиджеро барона Ракоццио. Тот сидел за отцовским столом и задумчиво вертел в руке перо. Некоторые аспекты баронства не приводили его в восторг. Ему нравилось быть хозяином. Но раз ты хозяин, то нужно заботиться о тех, на кого распространяется твоя власть. В своих землях Себастьян был окончательным судом, а жалобщиков набегала целая туча, так что выть хотелось.
— Я не помешал? — счел нужным поинтересоваться Ансельмо.
— Нет. Вовсе нет! Входи, — Себастьян даже улыбнулся и едва ли не с отвращением отшвырнул перо.
— Дела?
— Жалобы, — поморщился барон. — Надеюсь, хоть ты чем-либо порадуешь меня, Ансельмо.
— Боюсь, что нет. Я тоже по делу.
Себастьян вздохнул, потом махнул рукой со словами:
— Ладно уж, говори, что там у тебя.
— Моя паства все еще полна суеверий и языческих заблуждений.
— Боюсь, тут я ничем не смогу помочь. Это больше по твоей части — изгонять мрак из душ людских.
— Ты прав. И в борьбе с ересью я вынужден прибегнуть к более жестким мерам, хоть это и тяготит меня.
— Таков твой долг, — пожал плечами барон, все еще не совсем понимая, что от него хотят. — Ведь ты один из псов божьих «Псы божьи» — так называли Доминиканцев, так как именно на этот орден были возложены обязанности инквизиторов.!
— Это так.
— И что ты задумал?
— Чтобы устрашить нечестивцев в их бесовских происках, нужно устроить показательную казнь.
— Казнь? — поднял бровь Себастьян. — Но у нас долгие годы не было ничего подобного! Разбойники остались только на дорогах. А у нас даже не воруют… почти…
— Мы сейчас говорим о немного разных вещах. Если не устрашить людей сейчас, то дальше будет только хуже. Твои подданные погрязнут в ереси!
Барон задумался. Аргументы друга были убедительны, но и сомнения оставались немалые. Падре Ансельмо, видя такое состояние Себастьяна, подошел к нему ближе, практически вплотную, и ободряюще положил руку ему на плечо. Такой простой, незамысловатый жест, но у барона тотчас ослабло напряжение в плечах. Он глухо спросил:
— Тот, кого постигнет эта кара, действительно виновен?
— О, да! Мой друг. Более виновного человека трудно найти. В этом можешь мне довериться.
— И кто?
— Фрида — знахарка, ведунья, ведьма — вся ее жизнь есть ересь. Не раз выпадал случай убедиться в этом.
— Фрида? Нет, только не она! — взгляд Себастьяна сделался испуганным. — Последней волей отца было заботиться о ней!
— Что лишь доказывает, что он попал под влияние ее чар. Видимо, дело в отваре, которым она его потчевала, — вкрадчиво заметил Ансельмо, рука которого все еще покоилась на плече Себастьяна. — Нельзя закрывать глаза на то, чем занимается эта женщина. Тогда вся борьба с ересью — звук пустой. Она ведьма, в этом нет сомнений! Надеюсь, ты веришь мне? Или я уже утратил твое… доверие? — говоря это, Ансельмо склонился практически к самому его уху.
— Нет, конечно нет! Я верю тебе, как и прежде. Ты никогда не давал повода сомневаться в тебе. И после смерти отца очень помогал и помогаешь мне, — поспешно ответил Себастьян, накрыв своей рукой руку священнослужителя.
— Тогда, прошу, последуй моему совету.
Эти слова окончательно перевесили чашу весов Себастьяна. Он вздохнул и проговорил:
— Но ведь у нее две дочери. Что станет с ними?
— Они занимаются тем же ремеслом, что и их мать, и тоже должны понести наказание. Суд решит степень вины каждой из них в отдельности, равно как и степень наказания.
— Я вижу, ты все продумал. Предусмотрителен, как всегда.
Ансельмо ничего не оставалось, как пожать плечами. Потом он спросил, желая окончательно расставить все точки над "i":
— Так ты поддержишь меня?
— Да, — едва слышно проговорил Себастьян. Но и этого падре оказалось более чем достаточно. На его лице заиграла одобряющая улыбка, от которой взгляд барона потеплел.
Ночь растянула по небу свой звездный покров. В лесном домике царила тишина. Все его обитатели уже легли спать. Фрида с дочерьми легли все вместе, так как кровать была всего одна, хотя летняя жара даже ночью оставалась невыносимой.
Внезапно тишина вокруг богом забытого домика взорвалась сонмом разных звуков: ржаньем лошадей, лязгом оружия, выкриками людей. Раздался грохот, и не выдержавшую удара дверь сорвало с застарелых петель. На пороге застыли с полдюжины темных фигур. У двоих из них в руках были факелы.
Фрида и ее дочери успели проснуться, повскакивать с постели — и только. Ворвавшиеся схватили их и, в чем те были, в одних ночных рубашках, выволокли из дома.
Сестры испуганно жмурились от непривычно яркого света факелов, направляемых прямо в лицо. По их щекам катились слезы, но они не произнесли ни звука. Только испуганно смотрели на свою мать.
Фрида тоже была страшно напугана. Ее страх перетекал в ужас из-за того, что она как раз понимала, что происходит. Догадка, ясная и беспощадная в своей истинности, поразила ее, едва их выволокли на улицу. Среди мрачных фигур она увидела всадника в темных одеждах, на груди которого висел крест. Падре Ансельмо. Он с суровой непреклонностью наблюдал за всем происходящим. Инквизитор до мозга костей!
— Что здесь происходит? — все-таки выкрикнула Фрида, ничуть не смущаясь за свой внешний вид.
— Вы — нечестивицы! Вы обвиняетесь в колдовстве и ереси и скоро предстанете перед церковным судом. Грядет воздаяние за все ваши грехи! Уведите их!
Девушек и их мать связали, посадили на телегу и повезли в замок. Почему именно туда? Просто нигде больше тюремных камер не было, а в подвалах замка располагались обширные казематы.
В довершение всего монахи подожгли дом. Их даже не остановило то, что он стоял посреди леса. Вскоре старенькая хижина полыхнула ярким костром.
К вящему ужасу сестер их поместили отдельно от матери, так что они не могли видеть друг друга. Даже слышали с трудом.
В камере было сыро. Где-то высоко под потолком маячило единственное крохотное окошко. Постелью узникам служил лишь ворох соломы. Благо, она была сухая — словно кто-то заранее знал, что скоро здесь появятся узники. Хотя, наверняка, так оно и было.
Сгрудившись на этой соломе и прижавшись друг к другу, Селена и Милена дрожали от страха и холода. Сейчас они походили на двух загнанных зверьков. Обнявшись, они тихо плакали.
Фриду заперли точно в такой же камере. Она нервно мерила ее шагами и в своей белой развевающейся ночной рубашке походила на привидение. Тревога билась в ее груди пойманной птице. Она знала, что просто так им отсюда уже не выбраться. Ансельмо затеет публичный процесс, обвинит во всех грехах, которые только сможет придумать. От одной этой мысли все внутри нее холодело от ужаса. Как и всякую мать, Фриду больше всего волновала судьба дочерей. Ей казалось, что она сойдет с ума от беспокойства за них.
На следующий день падре Ансельмо в присутствии своих двух монахов-помощников зачитал Фриде обвинение. Развернув хрустящий пергамент, он начал:
— Ты, Фрида Морадо Искадера, обвиняешься в ереси, богохульстве, творении колдовских обрядов и обмане людей, доверившихся тебе. Ты и твои дочери занимались нечестивыми делами, даже когда вас изгнали из деревни.
— Я никого не неволила приходить ко мне, равно как и никому не отказывала в помощи, — возразила Фрида.
— Молчи! — тотчас приказал один из монахов, — Еретичка!
— У тебя, Фрида, есть два пути, — вкрадчиво произнес падре Ансельмо. — Первый: ты покаешься во всех своих прегрешениях и смиренно примешь любой вынесенный тебе приговор. Тем самым спасешь свою душу. Второй: если ты будешь упорствовать в своей ереси и отказываться от покаяния, тебя будут допрашивать. В том числе и с пристрастием.
