Лондонские оборотни - Стэблфорд Брайан Майкл (библиотека электронных книг .TXT) 📗

12

К тому времени, как Лидиард вернулся на Стертон Стрит, туман сгустился, смягчая сверкание газовых фонарей и превращая его в рассеянное, почти волшебное сияние. Когда Лидиард приблизился к дому, он резко повернул голову в сторону ограды на другой стороне улицы, находящуюся в пределах видимости, но не заметил никаких признаков наблюдателя, не спускающего глаз с дома.

Зная, что Лидиарда вернется поздно, Саммерс оставил парадную дверь не запертой, Дэвид воспользовался своим ключом, и задвинул за собой засов. Дворецкий позаботился и о том, чтобы оставить ночник в холле, и Лидиард захватил ночник с собой наверх, избавившись от пальто, шарфа и шляпы. Он двигался как можно тише: ясно, что сэр Эдвард не стал себя утруждать, поджидая его.

Поднимаясь по лестнице он один раз остановился, потому что какой-то шум заставил его вздрогнуть, но этот старый дом постоянно трещал и стонал, по ночам, когда падала температура, и Лидиард немедленно пошел дальше, ругая себя за то, что стал таким нервным и подозрительным.

В коридоре, где располагалась его комната, находилось шесть дверей, одна из них скрывала ванную, а другая — туалет. Корделия обитала в большой комнате в самом конце, рядом располагалась гардеробная, а напротив комнаты, отведенной Лидиарду, помещалась комната для гостей.

Дверь этой пустовавшей комнаты была полуоткрыта, и он нахмурился, заметив это упущение, прежде чем сам затворил ее. Затем прошел к себе и сел на кровать. Он чувствовал себя утомленным после долгой прогулки, но спать еще не хотелось. Его отяжелевшие руки и уставшие ноги требовали отдыха, и у него едва хватило сил снять одежду. Но сделав над собой усилие, он стянул сюртук и бросил его на стул сразу же после того, как достал револьвер из кармана и осторожно положил его на столик перед кроватью. Затем снял сапоги и стащил с ноющих ног носки, и после этого блаженно вытянулся на постели.

Несмотря на то, что Лидиард казался себе абсолютно уставшим, сон не шел и мысли были очень беспокойны. Он откинулся на подушку и внимательно прислушался к легким ночным звукам. Все его мысли и фантастические тревоги разом необузданно вырвались наружу, они были о Пелорусе и о лондонских вервольфах. Этот оборотень был так странно меланхоличен, и Лидиарду казалось, как было бы так удивительно знать, что не можешь умереть и, возможно, дождешься конца света, когда бы он ни пришел.

Сон не приходил, но, к досаде Лидиарда, все-таки появилось какое-то видение. Постепенно, по мере того, как чужие мысли начали перепутываться и перемешиваться с мыслями Лидиарда, его мозг оказался заполоненным. Он почувствовал, как ускорились удары его сердца из-за тревоги, ему не принадлежавшей.

Нет никакой боли ! — запротестовал Лидиард. Но это было не совсем правдой, потому что тупая боль от синяков все еще давала себя знать, и казалось, она внезапно усилилась, когда появилось видение, хотя от растерянности он не мог определить, была ли причиной его чувствительность или же воздействие кошмара. И снова Лидиард оказался пленником в мозге у кого-то другого существа, видя то, что видит он, и ощущая его чувствами. Но теперь это не была недовольная возлюбленная, полная двойственного тепла, это был мужчина, почти окаменевший от напряжения, несмотря на то, что его тело отнюдь не было к такому напряжению приспособлено. Это был человек, горящий решимостью, буквально скрежещущий зубами из-за недоброго ползущего страха. Его мысли были полны имен всех тех, кто находился рядом с ним и под его руководством. Его сознание было переполнено ими.

Там было и собственное имя этого человека, отложившееся тяжестью в сознании Лидиарда, как будто бы он боялся его забыть.

Это был Калеб Амалакс.

Амалакс не имел четкого представления о том, где он находится, по крайней мере, не знал, как называется место, где он находится. В течение нескольких хаотических секунд Лидиард не мог определить, находится этот другой поблизости или на расстоянии в полмира от него. Не делая никаких выводов, Лидиард наблюдал, как Амалакс сделал знак тому, кого он знал как Калана, и другому, известному ему под именем Джека. Он приказал им войти в определенную дверь в определенном освещенном светом свечи коридоре, устланном коврами, но попробовав толкнуть эту дверь, обнаружили, что не могут ее открыть.

Лидиард знал эту дверь, знал, какова она на ощупь под его рукой, и на мгновение или два память и наблюдение наложились друг на друга и смешались.

Почему?

Лидиард отчаянно пытался это понять, но сознание, что его собственная рука, рука Дэвида Лидиарда, дотрагивалась до этой самой двери в этом самом освещенном свечами коридоре менее получаса назад, было очень странным. Он никак не мог увидеть разумной связи того эпизода с происходящим сейчас с другим, совершенно иным человеком.

Дэвид видел, как тот, кого называли Каланом, повернулся от этой двери к другой и перешел по ковру на противоположную сторону коридора. Но это оказалось еще более странно, потому что Лидиард, казалось, дотрагивался до той двери множество раз и отлично знал ее, и это обстоятельство, добавлялось к ужасной путанице сознаний, превращая их в тугой и безобразный узел, который ему совершенно не нравился.

Ему показалось, он слышит звук двери, открываемой не один, но дважды, и хотя первая реакция заставила Лидиарда застыть на полсекунды, как замер и сам Амалакс. И тут же на Калеба накатила эхом вторая волна страха, подчиняясь которой он тревожено вздрогнул.

Дверь отворилась шире, и снова раздался отчетливый звук — царапанье и скрежет. Снова Лидиарду почудилось, будто услышал его дважды, и снова его отклик на звук был смешанным, он и слышал, и ощущал, как кто-то передвигается по комнате. Дэвиду различил этот шелестящий звук — трение одежды о пикейное одеяло, но, вместе с тем, ощущал, как он давит ему на кожу.

И только тогда он понял, что Амалакс и те, кто его сопровождал, находились совсем рядом, а комната, дверь в которую сейчас отворили, его собственная спальня.

В этот момент Лидиард меньше понимал собственные действия, чем воспринимал их Амалккс. Более обостренно, чем собственные движения мысли, он ощущал, как толстяк лихорадочно соображал: вот неизвестная особа пошевелилась на кровати, и в любой момент может встать. Свечу все еще загораживала тяжелая дверь, и Лидиард знал, какой темной и подозрительной тенью он должен предстать глазам другого, его искаженному ночью зрению. Острее, чем собственную тревогу, он ощутил страх Амалакса, когда тот, вторгшись было к Лидиарду, отступил назад, а потом махнул рукой, сжимающей длинный нож, кому-то по ту сторону двери, указывая, где занять позицию.

Лидиард начал подниматься на постели, хотя полностью сознавал, как Амалакс занимает позицию за дверью, поджидая его.

Дверь была чуть приоткрыта, оставляя лишь щелочку, он видел ее, и одновременно понимал, что эта щель хорошо заметна, как бы старательно он ни прикрывал свою свечу. Когда Лидиард схватился за револьвер, который недавно положил возле кровати, страх Амалакса ничуть не усилился, — как такое могло быть? — и все же, тревога врага была достаточно сильна, чтобы почти поглотить его собственную. Его наблюдение за самим собой казалось такими же пассивным и беспомощным, как и наблюдение за Калебом, и осознание опасности совершенно не остановило его, когда он подошел к двери, взялся за ручку и распахнул ее.

Несмотря на заряженный револьвер в руке, Лидиард не был готов к приливу панического ужаса, который отразился от другого, и по-глупому не подготовился к неожиданной яростной атаке.

Нападение казалось безрассудным, но они не знали, что у Лидиарда есть револьвер. В одно мгновение Амалакс бросился на него, змеей обвив длинную руку вокруг шеи Лидиарда и замахиваясь ножом. Дэвид так сильно ощутил намерения этого толстяка, что в нем потонуло запоздалое чувство дурацкого гнева. Одновременно подобно и захватившему в плен, и пленнику, из которых один был полностью бодрствующим, а другой — наполовину опьяненным усталостью, он судорожно боролся с рукой, душившей его.