Дьюма-Ки - Кинг Стивен (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗

— Маринованных яиц — не огурцов, — поправил я его, и широкое, плоское, улыбающееся лицо Большого Эйнджи возникло так близко, что я мог до него дотронуться. Анжел проработал со мной двадцать лет, пока обширный инфаркт не отправил его на покой. Анжел, который на любое задание, каким бы сложным оно ни казалось, реагировал одинаково: «Будет сделано, босс».

— Насчёт прилёта мы с Пэм всё устроили, — продолжил Уайрман. — Не только из Миннеаполиса-Сент-Пола, но и из других мест. — Он постучал пальцем по брошюре. — Рейсы «Эйр Франс» и «Дельты» — те самые, и Мелинде забронированы на них места. Она в курсе событий. Как и Илзе. Они только ждут официального приглашения. Илзе хотела тебе позвонить, но Пэм попросила её подождать. Она говорит, что отмашку должен дать ты, и если по ходу вашей семейной жизни она и допускала ошибки, то в этом, мучачо, она абсолютно права.

— Ясно, — кивнул я. — Я тебя слышу.

— Хорошо. А теперь я хочу поговорить с тобой о лекции. Я застонал.

— Если ты сделаешь ноги с лекции, то тебе будет в два раза труднее прийти на открытие выставки…

Мои глаза широко раскрылись.

— Что? — фыркнул он. — Ты не согласен?

— Сделаешь ноги? — переспросил я. — Сделаешь ноги? О чём ты?

— Сбежишь, — ответил он, и в голосе послышалась насторожённость. — Английский сленг. Загляни, к примеру, в Ивлина Во. «Офицеры и джентльмены», тысяча девятьсот пятьдесят второй год.

— Да пошёл ты в жопу, — огрызнулся я. — Эдгар Фримантл, нынешний день.

Он показал мне палец, и с того момента мы вновь поладили.

— Ты отправил Пэм фотографии, так? По электронной почте?

— Да.

— Как она отреагировала?

— Они сразили её наповал.

Я сидел, пытаясь представить себе сражённую наповал Пэм. В принципе получалось, но я видел, как изумление и восторг освещают более молодое лицо. Прошло немало лет с тех пор, как мне в последний раз удалось добиться такого эффекта.

Элизабет спала, но её волосы скользили по щёкам, и она махала рукой, как женщина, которой досаждают мухи и комары. Я поднялся, достал резинку из пакета, который висел на подлокотнике (резинок там было много, всех цветов), собрал волосы в конский хвост. Воспоминания о том, как я проделывал то же самое для Мелинды, были сладки и ужасны.

— Спасибо Эдгар. Спасибо, mi amigo.

— Так как мне это сделать? — спросил я, держа руки на голове Элизабет, ощущая мягкость её волос, как часто ощущал мягкость вымытых шампунем волос дочерей; когда память очень старается, наши тела становятся призраками, повторяют жесты, свойственные нам в далёком прошлом. — Как мне рассказать о сверхъестественном?

Вот. Вырвалось. Самое главное.

Но лицо Уайрмана оставалось спокойным.

— Эдгар! — воскликнул он.

— Что, Эдгар?

Этот сукин сын расхохотался.

— Если ты им об этом скажешь… они тебе поверят.

Я уже открыл рот, чтобы возразить. Но подумал о работах Дали. Подумал о «Звёздной ночи», удивительной картине Ван Гога. Подумал о некоторых полотнах Эндрю Уайета [123]… не о «Мире Кристины», а о его интерьерах: просторных комнатах, где свет кажется нормальным и необыкновенным, словно идёт одновременно из двух источников. Закрыл рот.

— Я не могу сказать тебе, о чём говорить, но могу дать что-то вроде этого. — Он поднял брошюру-приглашение. — Я могу дать тебе примерный план.

— Этим ты мне очень поможешь.

— Правда? Тогда слушай. Я слушал.

iv

— Алло?

Я сидел на диване во «флоридской комнате». Сердце гулко билось. Это был один из тех звонков (каждому в жизни выпадает таких хоть несколько), когда ты надеешься, что трубку снимут, чтобы с этим наконец-то покончить, и надеешься, что не снимут, и у тебя появится возможность оттянуть этот трудный и, возможно, болезненный разговор.

Выпал вариант номер один: Пэм ответила после первого гудка. И мне оставалось лишь уповать на то, что на этот раз всё пройдёт лучше, чем в прошлый. И в позапрошлый тоже.

— Пэм, это Эдгар.

— Привет, Эдгар, — осторожно поздоровалась она. — Как ты?

— Я… нормально. Хорошо. Я тут поговорил с моим другом Уайрманом. Он показал мне приглашение, к которому вы приложили руку.

«К которому вы приложили руку». Прозвучало неприязненно. С намёком на заговор. Но как иначе я мог выразиться?

— Да? — Её голос не выдавал никаких чувств.

Я глубоко вдохнул и бросился в омут. «Бог ненавидит труса», — говорит Уайрман. Среди прочего.

— Я звоню, чтобы поблагодарить. Я вёл себя, как болван. Вы так вовремя пришли на помощь.

Молчание затягивалось, и я успел подумать, а не положила ли она в какой-то момент трубку. Потом услышал:

— Я всё ещё здесь, Эдди… просто пытаюсь прийти в себя. Не могу вспомнить, когда ты в последний раз извинялся передо мной.

Я извинился? Ну… не важно. Может, почти что.

— Тогда я извиняюсь и за это.

— Я сама должна перед тобой извиниться. Так что, считай, мы квиты.

— Ты? За что ты должна извиниться?

— Звонил Том Райли. Позавчера. Он вновь принимает лекарства. И собирается, цитирую, «снова кое с кем увидеться»… насколько я понимаю, речь шла о психотерапевте. Он звонил, чтобы поблагодарить меня за то, что я спасла ему жизнь. Тебе кто-нибудь звонил по такому поводу?

— Нет. — Хотя недавно мне позвонили, чтобы поблагодарить за спасение зрения, так что я в какой-то степени понимал, о чём она говорит.

— Это было нечто. «Если бы не ты, я бы уже умер». Его слова. И я не могла сказать ему, кого он должен благодарить, потому что это прозвучало бы дико.

У меня создалось ощущение, будто внезапно расстегнулся тугой ремень. Иногда всё разрешается как нельзя лучше. Иногда именно так и выходит.

— Это хорошо. Пэм.

— Я разговаривала с Илзе насчёт твоей выставки.

— Да, я…

— И с Илли, и с Лин, но когда беседовала с Илзе, я перевела разговор на Тома, и могу точно сказать, она ничего не знает о том, что произошло между нами. В этом я тоже ошиблась. Да ещё показала не лучшую свою сторону.

Тут я осознал, что она плачет.

— Пэм, послушай…

— После того как ты оставил меня, я показала несколько не лучших своих сторон нескольким людям.

«Я тебя не оставлял! — едва не выкрикнул я. Почти что выкрикнул. На лбу выступил пот — столько сил ушло на то, чтобы сдержаться. — Я тебя не оставлял. Это ты потребовала развод, плешивая рвань!»

Сказал другое:

— Пэм, хватит об этом.

— Мне было трудно поверить тебе, даже после того, как ты упомянул о новом телевизоре и о Пушистике.

Я уже собирался спросить, кто такой Пушистик, потом вспомнил: кот.

— У меня всё налаживается, — продолжала Пэм. — Снова начала ходить в церковь. Можешь себе такое представить? И к психотерапевту. Вижусь с ней раз в неделю. — Пэм помолчала, потом её прорвало: — Она хороший специалист. Говорит, что человек не может закрыть дверь в прошлое, ему по силам лишь внести кое-какие поправки и жить дальше. Я это понимаю, но не знаю, как мне начать вносить поправки в наши с тобой отношения, Эдди.

— Пэм, ты мне ничего не…

— По словам моего психотерапевта, дело не в том, что ты думаешь. Главное, что думаю я.

— Понимаю.

Говорила она прямо-таки как прежняя Пэм, так что, наверное, действительно нашла хорошего психотерапевта.

— А потом позвонил твой друг Уайрман и сказал, что тебе нужна помощь… и прислал мне эти снимки. Мне не терпится увидеть их вживую. Конечно, я знала, что у тебя есть талант, потому что ты рисовал те мапенькие книжки в картинках для Лин, в тот год, когда она так тяжело болела…

— Я рисовал? — Я помнил тот год, когда одна болезнь следовала у Лин за другой, пока всё не вылилось в жуткий понос, вызванный, возможно, передозировкой антибиотиков. Тогда её даже пришлось на неделю отправить в больницу. Той весной Лин похудела на десять фунтов. И если бы не летние каникулы (и её блестящий ум), она бы осталась на второй год во втором классе. Но я не мог вспомнить, чтобы рисовал какие-то книжки-картинки.