Круги ужаса (Новеллы) - Рэй Жан (книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Я вышел на палубу, где Раддл продолжал вспоминать об отвратительном ночном призраке, не находящем сна, и нанес ему сильный удар бутылкой по голове.
Бутылка с радостным звоном разбилась. Раддл затих.
И тогда на палубу спрыгнули три маленьких человечка и завопили пронзительными голосками:
— Твоя душа! Твоя душа!..
А потом скрылись в наступающей ночи.
На шхуну обрушился ветер.
Ветер!
Он взвыл, словно пар в пароходной сирене.
«Милая Уинни» заскрипела, затрещала, легла на правый борт, мачты ее ударили по воде.
Бушприт, обмотанный рваным фоком, висел, как сломанная рука в грязной рубашке.
А я, кипя от ярости, гонялся за тремя человечками — они плясали и поносили меня отборными ругательствами.
Я вернулся!
Вернулся один!
Я не спал, я не ел, я починил бушприт, проделав каторжную работу.
Я мертвой хваткой держал руль, я ставил паруса…
Я…
Все это не имеет значения… Я без устали обращался к Богу:
— Господи! Накажи меня, сломай руки, выколи глаза, но помоги добраться!
«Папа везет дочке замок в лесу с каретой и пажами на запятках. Он везет подарок самой красивой девочке в мире».
Господь привел «Милую Уинни» в Гэлуэй.
Я слово в слово пересказал то, что поведал мне Боб Бансби в роскошной палате, которую занимает в санатории доктора Мардена для умалишенных.
Бансби вернулся с Ромового пути со сломанной левой рукой, начинающейся гангреной стопы, с выбитым правым глазом, опустошенный, как брюхо голодной рыбы, и привез сотню тысяч фунтов стерлингов… Этот Бансби покупал самолеты, поезда и автомобили, чтобы быстрее добраться до Бромли.
Он вернулся, — Боже, сохрани в моем сердце тех, кого люблю! — и узнал, что Уинни, самая красивая девочка в мире, умерла от холода и голода в грязной комнатенке. Бедная душа ее ушла в мир иной без горячих рыданий, ласковых слез, нежных слов сочувствия, а похоронили ее в общей могиле.
Сто тысяч фунтов стерлингов!
Проклятье!
Десять тысяч орхидей на могилу людей, умерших потому, что у них не хватило одного пенни на суп.
Двадцать тысяч церквям, дабы их башни гудели от лихорадочного перезвона колоколов, а в небеса возносились песнопения, молитвы и просьбы даровать несчастной Уинни замок в зеленом лесу, карету и пажей.
Клянусь вечным спасением, что Бансби-разбойник, Бансби-пират в один прекрасный день вознесется к Богу в ярком ореоле света, и архангелы своими крылами сметут звездную пыль с небесных ступеней, на которые ступит его нога.
Простите рассказчику — поверьте, я без малейшего упрека совести измордую вас, если нужно, — простите, если я, бросив стакан в огонь, закрою ладонями глаза и зареву, как дитя.
Танец Саломеи
Ненавижу предисловия и преамбулы.
Да здравствуют истории, в которые входишь, как нож в плоть!
Я всегда любил лачуги, которые, стоит лишь распахнуть дверь, встречают вас теплом очага, улыбкой обитателей и ароматом кастрюль.
Длинные коридоры, столь же фальшивые, как смех женщины, сразу отбивают желание попасть в курительные комнаты или на веранды, пристроенные в их конце.
Если хотите что-нибудь понять в глупом происшествии с Ньюменом Болканом Саллом, следует пояснить, что такое плавучий клозет с романтическим именем «Русалка».
Ньюмен Болкан Салл, такой же мультимиллионер, такой же идиот, такой же фат и такой же лицемер, как любой осел-янки…
Однажды, на горизонте Нантакета, очерченном синим и розовым цветами, появился пароход, плюющийся сажей, и тут же всплеск невероятной радости сотряс всю флотилию, стоящую в тоскливом ожидании на Ромовом пути.
«Русалка», дырявое корыто, которому давно пора покоиться на дне на глубине в пятьсот футов, явилась в новом обличье. В трюмах настелили полы из сосновых досок, к нему прикрепили столики, выкрашенные в голубой и кремовый цвет, в углу соорудили огромную стойку из непробиваемого, стального листа, иными словами, настоящую крепость, откуда бармен мог швырять в клиентов пустые бутылки, а иногда выпускать из револьвера пулю, сплав мельхиора и свинца.
«Русалка» стала плавучим дансингом, ибо между столиками и стойкой-крепостью ритмично отплясывали несчастные девицы, раскрашенные в красные и бело-кремовые цвета.
Они торговали усталыми ногами, бедрами и губами под звуки ста двадцати фокстротов, которые исторгал гигантский граммофон.
Клиентами «Русалки» были честные моряки, терпеливо ожидающие за пределами территориальных вод Штатов, иногда разбогатевшие на незаконной торговле спиртным бутлегеры, шпики американской полиции, которых узнавали по привычке обшаривать карманы пьяных моряков, а также наглые владельцы яхт, предпочитающие напиваться вне действия строгих законов.
Ньюмен Болкан Салл относился к последней категории клиентуры.
Ночью, когда яхта «Причуда» пристает к «Русалке», дансинг полон народу, а виски льется рекой.
— Думаю, мистер Ньюмен Болкан Салл допускает ошибку, собираясь в одиночку отправиться на этот плавучий притон, — замечает капитан Арчибальд Мидлей.
— Конечно, ошибка, — поддерживают его механик Кентакки Джонс и матрос Бредфорд Пилл.
— Словно нельзя выпить у себя на борту, — жалуется стюард.
Но экипаж тут же замолкает, ибо Ньюмен Болкан Салл выходит из крохотного роскошного салона, покашливая от промозглого морского бриза. С высоты своей щуплой и хлипкой фигуры бонвивана он окидывает взглядом темную массу «Русалки», высящуюся перед носом яхты.
«Тысяченожка, бросающая вызов бронтозавру».
Если такой образ и возникает в голове капитана Мидлея, он не высказывает своей мысли вслух. Его рука подобострастно взлетает в военном салюте к морской фуражке.
— Могу ли я напомнить мистеру Ньюмену Болкану Саллу об опасности, которая…
— Причаливайте, — приказывает щуплый миллионер тихим надтреснутым голоском.
Ньюмену Болкану Саллу не по себе, хотя перед ним водрузили ведерко со льдом, из которого торчит тонкое золотое горлышко бутылки, похожее на головку глупой водяной курочки, а у столика в приступе морской болезни сотрясается танцовщица.
Переборки трюма украшены крикливой рекламой и гирляндами дешевых цветов, перевитых лентами цветной бумаги.
Редкие лампочки, мигающие по воле кашляющей динамомашины, не в силах разогнать полумрак.
Огоньки сигар и сигарет превращают лица в чудовищные маски с провалами недобрых ртов с гнилыми зубами.
Два матроса-китайца с застывшими лицами цвета серы вслушиваются в меланхоличный припев, несущийся из граммофона:
Ньюмен Болкан Салл с ужасом замечает, что за соседним столиком сидит богатырского сложения альбинос с маленькой головкой на плечах. Его налитые кровью глазки неприязненно сверлят миллионера.
— Официант, шампанского! — приказывает он.
У громилы удивительно белые волосы. «Белые, как мясо рыбы, — думает про себя владелец „Причуды“, и сравнение вызывает тошноту, — а глаза…»
Что за глаза…
Эдип-пират.
Их следует выколоть, ибо красный цвет вызывает ужас, а темные мешки под ними похожи на сгустки крови.
Ба!.. Ньюмен Болкан Салл выдавливает из себя улыбку — у левого борта дансинга стоит «Причуда», яхта с экипажем крепких парней, вооруженных револьверами.
Но…
Надежное прикрытие исчезает — сирена тает в морском просторе.
