Гробница - Герберт Джеймс (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Матер вздрогнул. Овладев собой, он сказал:
— Лучше расскажите мне, что вы сделали потом. Неужели ваши люди еще не звонили ни в «скорую помощь», ни в дежурную клинику?
Преступное бездействие, виновником которой являлся сам глава корпорации, было очевидным.
— У нашей охраны есть четкие и жесткие инструкции, которым она обязана подчиняться, — ответил Сэр Виктор. — Эти инструкции категорически запрещают допускать посторонних лиц в помещения, находящиеся под их надзором, без санкции высших руководителей «Магмы». Мы считаем все, что происходит в этих стенах, внутренними делами нашей корпорации, и только я сам и мои старшие помощники могут принимать решения в исключительных ситуациях.
— О, Господи, неужели вы не понимаете... Послушайте, да здесь случай серьезный, и он не имеет никакого отношения к внутренним делам вашей компании. Ведь неотложная медицинская помощь могла спасти ему жизнь.
Но Сэр Виктор остался непреклонен; казалось, слова Матера ничуть не подействовали на него, словно жизнь и смерть его ближайшего помощника ровным счетом ничего не значила, а все его мысли сейчас были заняты чем-то совершенно далеким от таинственной и жуткой кончины Квинн-Рица.
— Нет, — ответил президент ровным голосом, — я могу поручиться, что к тому времени, когда его тело обнаружили, он давно уже был мертв. Ничто не могло спасти его, ничто во всем мире не могло ему помочь.
— Тем не менее я надеюсь, что хоть сейчас-то вы позвоните в дежурную клинику.
— Разумеется. Но сначала нам нужно поговорить. Я прошу вас уделить мне несколько минут внимания.
— Существуют ли какие-нибудь серьезные основания для этого разговора? Сэр Виктор посмотрел куда-то в сторону, избегая глядеть на труп.
— Я полагаю, что они существуют, — спокойно ответил он.
Деревянные ступеньки громко заскрипели под тяжестью его тела, и он, испугавшись, что одна из них сейчас обвалится под ним, поспешно переступил на другую ногу. Подъем по лестнице до первого поворота показался ему очень долгим, минуты тянулись бесконечно, как часы, и каждую секунду он ждал, что наверху покажется чья-то фигура — тревожное ощущение внимательно следящих за каждым его движением глаз не покидало его, все более обостряясь с каждым шагом наверх.
Он остановился, как только его голова чуть поднялась над уровнем лестничной площадки, и снова прислушался, полагаясь больше на слух, чем на зрение в темном, незнакомом доме. Оглядываясь, он заметил три двери, расположенные вдоль коридора, ведущего от лестничной площадки в глубь дома — одна прямо перед ним, другая слева, а третья в самом конце коридора. Возле этой последней двери было окно, из которого открывался вид на въезд в поместье — тяжелые железные ворота и небольшой участок подъездной аллеи. Однако Холлоран руководствовался совсем иным чувством, когда решил с самого начала открыть самую дальнюю дверь, проходя мимо остальных — внутренний голос говорил ему, что за ней находится то, что он ищет в заброшенном, мертвом доме. Повинуясь своему инстинкту, словно откликаясь на неведомый, одному ему слышный зов, Холлоран ступил на лестничную площадку и двинулся в конец коридора.
Как и везде в старом доме, пол на верхнем этаже был настелен из грубого, ничем не покрытого паркета, и Холлоран не видел смысла в том, чтобы идти крадучись, производя как можно меньше шума — слишком поздно было прятаться. Однако, скорее по бессознательной привычке, приобретенной в результате многолетнего опыта, чем вследствие умышленной осторожности, его движения были плавными и бесшумными, а правая рука оставалась свободной, готовой в любой момент выхватить оружие из кобуры, несмотря на то, что он явился сюда как защитник и покровитель Клина, а следовательно, как союзник неведомого сторожа, охраняющего ворота.
Неприятный гнилой запах стал еще сильнее, когда он подошел ближе к двери. Он проглотил слюну, которой наполнился его рот, как перед приступом тошноты.
Холлоран прошел мимо двери, направляясь в самый конец коридора, где лунный луч пробивался сквозь тусклое оконное стекло. Он поднял грубую, пыльную полуопущенную штору, чтобы оглядеть въезд в поместье и дорогу, ведущую к особняку. Он протер ладонью грязное, запыленное стекло, расчищая участок, достаточный для того, чтобы осмотреть хотя бы небольшую площадь вокруг дома. Крыша и капот «Мерседеса», на котором он приехал, блестели под лунным светом. Железная кованая решетка ворот казалась очень прочной и надежно, крепко запертой. По другую сторону дороги чернел густой подлесок. Вскоре серебристый свет померк — луна скрылась за тучей, и теперь за окном невозможно было различить никаких деталей — все тонуло в непроглядном, густом мраке.
Холлоран вернулся к двери. Посветив фонарем на торчащую ручку, он прислонил ухо к толстому дереву — сквозь дверь не проникало ни звука. Передвинув свою сумку так, чтобы она была полностью скрыта за его плечом, Холлоран потянулся к дверной ручке.
Он был уверен в том, что дверь заперта. Она была открыта.
Он думал, что ему придется взломать ее. Но она плавно отворилась.
Он ожидал, что встретится со сторожем, охраняющим ворота, и, может быть, ему придется применить свои профессиональные навыки при неизбежном столкновении.
Вместо этого он нашел свое собственное прошлое.
Глава 34
Вниз, в колодец
Клин застонал, когда Кайед смочил целебным бальзамом его потрескавшуюся, шелушащуюся кожу — ее словно прижгло огнем. Боль сейчас пройдет, успокаивал его араб, и Клин знал, что это правда: преданные слуги уже не в первый раз помогали ему своими ароматными примочками и маслами. Однако до сих пор они успевали умастить его тело всякий раз задолго до того, как его кожа должна была сойти, так что эта традиция превратилась в своеобразный тайный ритуал, на который были допущены немногие, в праздник обновления, ибо перемена кожи в действительности несла обновление и омоложение души, новый прилив духовных сил. И вместе с этим продолжение его рабства.
Он всхлипнул — скорее от страха, чем от боли. Даад, не понявший причины жалобного стона своего господина, быстро подошел к нему со шприцем в руке:
— "Моаллем?"
Заметив острие иглы, Клин протестующе поднял руку, отстраняя от себя шприц с морфием. Наркотик притупит его чувства, отвлечет от навязчивых мыслей, а эйфория притупит ощущение опасности, которая неотвратимо приближается к нему. Этого ни в коем случае нельзя было допускать, особенно сейчас, когда он беззащитен и слаб, а тревога все нарастает. Но в то же время ему хотелось избавиться от всего, что тяготило его душу — страх запустил свои щупальца очень глубоко, присосался к нему, словно жадный паразит. Он думал, что сегодняшняя расправа над врагом пойдет на пользу, хоть немного ослабит его нервное напряжение, предчувствие беды. Но вместо желанного покоя и облегчения его ждали новые неприятности: долгое психическое напряжение совершенно истощило его душу, а от былой ее мощи не осталось и следа. Смерть Квинн-Рица ничуть не успокоила его, и всем мучениям и страхам не видно было конца — это бесполезное убийство лишь привело к дополнительным осложнениям, а его состояние и без того было достаточно тяжелым.
Он поманил рукой своего верного помощника Даада, обращаясь к арабу на его родном языке:
— Введи небольшую дозу, Юсиф. Совсем небольшую, только чтобы прогнать... — он чуть было не произнес «страх», — чтобы облегчить боль. Игла, вонзившаяся под кожу, причинила такую боль, словно руку резали раскаленным лезвием ножа. Клин застонал. Мысли его путались, голова кружилась под действием наркотика, и его жалобный стон в конце концов превратился в слабый, еле слышный вздох. Он заснул, и сон принес ему воспоминание.
«...он спускался все ниже и ниже в узкий колодец; ему было очень страшно. Колодец был глубоким и непроглядно темным, гораздо глубже всех остальных шахт. Тем больше сокровищ должно лежать на его дне. А иначе зачем строители так искусно замаскировали ее меж остальных гробниц? Смелее! Награда за храбрость превзойдет все ожидания! Еврей-торговец в Иерусалиме твердо пообещал ему щедрое вознаграждение. Поезжай на раскопки гробниц Ура, устройся на работу к английскому археологу. Ему нужны образованные люди, которые могут руководить ленивыми и непослушными чернорабочими — ненадежным сбродом, быдлом, которое годится лишь для самых тяжелых и грязных работ. Ему нужны люди, которые смогли бы оценить громадное значение его выдающегося открытия для мировой культуры. Арабы послушаются тебя — у них просто не останется иного выбора, потому что англичанин будет доверять тебе. Ты умен, ловок и хитер. Принеси мне те маленькие драгоценности, которые тебе легко удастся скрыть от постороннего взгляда, и я озолочу тебя. Я знаю много богатых коллекционеров, которые заплатят по-царски за самые невзрачные предметы из той великой, легендарной эпохи. Ты станешь богачом! Эти арабы все до одного — воры и разрушители, подонки. Они не заботятся о том, чтобы сохранить наследие прошлых эпох. Они торгуют гробами своих предков, они позволяют иностранцам увозить со своей земли исторические памятники. Но мы хорошо наживемся на их собственной глупости, мой юный друг. И принесем радость подлинным ценителям этих воистину бесценных реликвий.»
