Круги ужаса (Новеллы) - Рэй Жан (книги онлайн без регистрации TXT) 📗
А двум морякам было, чему удивляться.
Свет вдруг прекратил пляску… И на лазурном занавесе бесконечности появилась громадная, сверкающая жарким блеском тысяч солнц бутылка виски!
И раздался Глас.
Гимн гимнов, мелодия мелодий, песнь песней.
— Септимус Камин и Джим Холлуэй! За единственную бутылку виски, которую вы не выпили в прошлой жизни.
За бутылку, которая подарила крохотную душу моему царству. За бутылку, которую вы пожертвовали ради вящей славы Моей, вы взойдете в царствие Мое и пребудете в нем любимыми гостями до Страшного суда.
Самые льстивые хвалы, возносящиеся из Моих церквей, не замутят стекла этой золотисто-солнечной бутылки.
Тысячелетиями короли, кардиналы, князья и прочие великие мира сего будут в напрасной надежде биться о врата неба, которые распахнулись для вас.
Сквозь слезы счастья матросы-грешники узрели божественную фигуру Христа, который шел, простирая к ним светоносные руки.
И тогда Септимус Камин, побаиваясь собственной смелости, тихим голосом спросил:
— О, мистер Иисус Христос, может быть, вы разрешите нам изредка прикладываться к ней…
Эту историю рассказал мне Крол.
Он очень много выпил, но разве пьяная речь меняет смысла рассказа.
Крол — выдающийся человек обширных познаний; однако сомневаюсь, что Господь держит его в курсе своих дел.
Септимус Камин и Холлуэй действительно погибли в густом тумане, под винтами трансатлантического лайнера.
Быть может, молитвы бедной девицы, несчастной матери, к которой в особо ужасный вечер они отнеслись с истинным состраданием, едва скрасившим ад ее жизни, помогли приотворить тяжелые створки небесных врат перед душами двух заблудших парней?
Герр Кюпфергрюн вновь берет слово
Устают даже тени.
Когда мысль отделяется от образа, слабеет внимание, а мозг перестает воспринимать речь, приходит непонимание — самый опасный враг повествования.
В темном уголке, где скрывались призрачные тени, внезапно разгорелся спор — стоял такой шум и гам, словно нас перенесло в дансинг.
— Говорю вам, своими собственными глазами видел на паперти храма Святого Павла человека без кадыка. Он продавал лекарство от худшей болезни…
— Саргассово море, или море Водорослей! Геродот говорил о нем, но ничего не знал. В 1375 году, когда появился складной Каталонский атлас, нарисованный на кедровом дереве…
— Будь палач Тайберна еще здесь, он бы подтвердил мои слова. Тех черных куриц и одноглазого петуха приговорили за колдовство к сожжению живьем. Когда костер разгорелся, они взорвались, как гранаты, и унесли за собой в могилу двенадцать сотен людей!
— Настань мой черед рассказывать историю, я бы поведал вам о Питеркине Хивене, который сварил мандрагору, чтобы ее съесть.
— Кто ее не знает. Его желудок и кишки превратились в золото, от тяжести которого у него лопнуло брюхо.
— У призрака Грейсток-Манора было семь голов, по одной на каждый день недели. Шесть уродин и одна красавица, которую он надевал по воскресеньям.
Из мрака вышел герр Кюпфергрюн и, прерывая бессмысленную перепалку болтунов, вновь взял слово.
Река Флиндерс
Я поведаю об удивительном приключении моего деда по матери, Бернхарда Клаппершторха, одного из рядовых громадной армии немецких эмигрантов, покинувших Мангейм и отправившихся в Австралию после великого пожара Гамбурга.
Бернхард Клаппершторх по прозвищу Бери — оно сопровождало его до самой смерти — был вынужден прервать успешное обучение в Бонне, ибо фортуна повернулась к нему спиной.
Стоял унылый облачный день, когда он вместе с сотней крепких крестьян из южных краев, людей незлобивых, сильных и честных, покинул прекрасный и гостеприимный город Мангейм на борту парохода, спускавшегося вниз по Рейну. По пути к эмигрантам присоединились обездоленные жители Бибриха, Кобленца и Кельна.
Во время короткой стоянки в сказочном городке Дом он познакомился с доктором Иземгримом, который тоже навсегда расставался с родиной по тайным и, несомненно, неблаговидным причинам. То был высокий тощий человек с желтыми глазами, одетый по моде 1830 года. Он отличался учтивыми манерами и приятным голосом; здравые речи и суждения о превратностях жизни, четкие и ясные, сразу покорили моего деда.
В Деце, на последней стоянке парохода, когда до Бремена оставалось пятнадцать часов хода, к ним присоединился невысокий толстяк с приятным выражением лица. Так образовалась неразлучная троица друзей.
Толстяка звали Питер Хольц. Он прибыл из Мекленбурга-Штрелица и знавал Фрица Ройтера в те дни, когда тот в Нойе-Штрелице писал очаровательный роман «Его маленькое Величество».
По словам Хольца, именно он сообщил автору главные детали милой, нежной истории.
Питер, человек весьма состоятельный, желал посмотреть другие края и начал путешествие с Австралии, вытянув по жребию короткую соломинку, а не длинные, означавшие Китай и Мексику.
В Бремене эмигрантов обещали пересадить на отличный четырехмачтовик «Тасмания», а обманом загнали на борт паршивого трехмачтового барка «Флора Бушманн» водоизмещением 500 тонн.
Обычные проделки эмиграционных компаний, норовивших нажиться на обмане бедняков, которых в чужих краях ждали тяжкие труды и приключения.
Три дня они потратили на то, чтобы без всяких удобств разместиться на нижней палубе, пока матросы наполняли мутной илистой водой Везера огромные бочки и устанавливали их в трюме. Сомнительного качества питье предназначалось для эмигрантов на все время долгого путешествия.
Буксир довел судно до устья Везера и покинул, как только в грудь паруснику ударили первые волны Северного моря.
Какое мрачное плавание…
Триста шестьдесят человек в межпалубном пространстве, где места не хватало даже для двухсот. Первую неделю пассажиров кормили сносно, а потом пища стала отвратительной и скудной.
В ежедневный рацион входили твердая, как камень, морская галета, кусочек прогорклого сала, литр постного варева и кружка пойла, называемого по воле кока чаем или кофе. Два раза в неделю меню разнообразили миской гороха, риса в шелухе или красной чечевицы, сдобренных тараканами.
К счастью для доктора Иземгрима и Берри Клаппершторха, добряк Питер Хольц позвенел горстью звонких талеров около уха боцмана. Трое друзей выбрались из межпалубного ада и разместились в закутке с тремя койками и квадратными иллюминаторами, который помпезно величали «каютой первого класса». Их стол пополнился солониной, маринованной птицей, сухими овощами, лепешками на масле, ромом и даже кисловатым красным вином.
Бискайский залив встретил ужасной непогодой. Пришлось даже заколотить досками иллюминаторы, чтобы высокие волны не залили судно. Пятнадцать эмигрантов, в том числе две женщины и шесть детей, умерли от удушья. Одного марсового унесло в море сильнейшим порывом ветра, а помощнику капитана сломало ноги упавшей реей.
Питьевая вода кишела моллюсками и толстыми красными червями. Капитан пообещал сделать остановку в Рио-де-Жанейро, чтобы пополнить запасы воды.
Но когда судно почти дошло до берегов Бразилии, начались сильные дожди, позволившие команде собрать достаточно воды, чтобы наполнить резервуары, и обещанную стоянку отменили.
Впрочем, вода, вначале сносная, вскоре испортилась, превратившись в негодный для питья рассол.
Судно неторопливо шло вперед. Безжалостное солнце раскалило палубу. Несчастных путешественников мучила жажда. Еще тридцать эмигрантов умерли от лихорадки и заразных болезней.
Берри, Иземгрим и добряк Питер Хольц особых тягот не испытывали, поскольку боцман исправно снабжал их вином и пивом, а если случайно удавалось поймать дораду, они получали добрую половину рыбы.
Несмотря на традиционные опасения и угрожающие пророчества, мыс обогнули при отличной погоде, и Индийский океан встретил судно прохладными ветрами, как бы проявив сострадание к находившимся на борту.
