Московские Сторожевые - Романовская Лариса (читать книги полные .txt) 📗
— Нельзя уходить с поста? — понимающе кивнул Схимник.
Савва Севастьянович неопределенно пожал плечами.
— А может, вы просто властью не наелись? — очень спокойно предположила Соня. Все-таки странно, что кто-то может разговаривать со Старым про наши дела и при этом… ну не соблюдать субординацию. Не бояться его, если уж точно.
— А это, Сонечка, уже четвертый вопрос. Так сказать, лишний.
Вопросы были зряшные. Я этому не сильно удивилась. И без того понятно, что мы с нашими оппонентами видимся явно не в последний раз. Сегодня, судя по всему, у нас так… дегустация была, легкая закуска перед началом довольно страшненького пиршества. Вот потому наши визави и болтают о всякой чепухе, нагуливают себе аппетиты.
К вопросу об аппетитах, кстати: после того как официант возвратил Схимнику кредитку, тот вложил в кожаный конвертик такие чаевые, что мне стало неудобно и немного завидно. Может, и мне в официантки податься, пока я молодая и легкая? И деньги не за ведьмовское дело пойдут, и проблемы с мирских считывать удобно. Ага, Лилька, разлетелась… про Несоответствие забыла или как? Впрочем, официанткой и просто так работать можно, хотя и мучительно: когда видишь чужую беду, а развести не можешь, это такая тоска на самом деле. Будто эта же самая беда, только в три раза сильнее, тебя саму точит, или будто у тебя в руках новорожденная зверушка погибает.
— Ну что, — Схимник оглядел стол, — господа, так сказать, мирские, уходим.
Троица синхронно посмотрела на Старого, будто была готова к тому, что он им запретит вылезать из-за стола. Но Савва Севастьянович улыбнулся:
— Тут вы не ошиблись, Андрюша. Мирские всегда уходят первыми.
— Алло, алло! — Старый кашлял сквозь телефонные помехи. Я еще порадовалась, что сегодня вечер не сильно праздничный: завтра Савва Севастьянович в это время уже не прозвонился бы. Хотя… это по ощущениям мы всю ночь в переговорах провели, а на самом-то деле еще часа ночи нет, метро работает.
Старый так Сене и сказал про это самое метро. А потом начал в телефон гудеть, успокоительно и строго, — до Гуньки дозвонился.
— Результативно все получилось. А у тебя что? А операционный блок с балкона не фонит разве? А ты проверь. Как следует. Потом мне депешу на телефон пришлешь. А на территории что слышно? А кроме фейерверка? Та-ак, это ты молодец. Все, мой хороший… Спать иди. Ну вот так и иди. Сигнал есть такой — «отбой тревоги». Приказано выполнять. Вот. И тебе удачной ночи. Пардон, спокойной. Кошку воспитал? Ну тогда тем более молодец, операционный блок прослушай и иди спи.
— Алкашню прямо с балкона почистил, — скромно похвастался Старый. — Они на той стороне дома гудели, а Гуня уловил и на месте справился, молодец. У него рука плохо берет, но ведь получилось.
— Умница какая, — похвалила Гуньку Зинаида.
Я запомнила на всякий случай: если Савва Севастьянович этот комплиментец забудет, сама Гунечке его озвучу. Ну вот прям завтра, когда насчет Клаксона договариваться буду. Я со всей этой мишурой крылатика почти запустила, а надо бы озаботиться воспитанием. Пусть его Гунечка на днях обмяучит как следует: и про штору в ванной, и про расписные тарелки на стенах. А то…
— Афанасий, где там у тебя права были, ты говоришь? — Старый дождался, когда Фоня нас всех вперед пропустит и сам из этого шалмана выйдет.
Семен, кстати, тоже за правами полез, хоть его никто вроде и не спрашивал. Или я опять что-то важное проглядела?
Ну так и есть: Савва Севастьянович сейчас фотоизображения на документах местами менял. Я ему под локоть поглядывала, чтобы на Сеню лишний раз не смотреть. Жест-то для меня привычный, а смысл в нем совсем иной, не тот, что раньше был. Раньше я кусочек от чужого мирского счастья своровать пыталась, а теперь вот не хотела себя обнаруживать. Сейчас, когда все закончилось, сразу жить захотелось. Залпом! А Семен выглядит так, будто все переговоры ему еще только предстоят.
Я почти угадала. Как Старый Фонину физиономию на Семеновы права прилепил и подождал, когда Сенино изображение на бумагах Афанасия приживется, так сразу и заговорил. Мы-то все это время молчали, курили. Даже я пару затяжек сделала. А Жека отказалась — она, оказывается, пачку с лишним уговорила в ходе наших дипломатических изысков. Теперь вот стояла, свежим воздухом затягивалась через кашель, мешая слушать Старого.
— …к утру вернем. Хочешь, сам документы чисти, хочешь — Афанасия попроси. Сами разберетесь.
Сеня спросил неразборчиво что-то. Вроде ему какое-то одолжение требовалось:
— …а разве нет?
Старый помрачнел:
— Тебе про Несоответствие напомнить или не надо?
Если бы меня Зинка за локоть в сторону не оттянула, я бы и дальше все слышала. А так только наблюдала издали. Как Семен плечами пожимал и ключи от своей машины протягивал. Я тогда не разглядела, а сейчас воздухом поперхнулась: авто Сеня сменил, а вот брелок оставил. Простенький такой, но с изыском: крупная черепаха, а на ней маленькая сидит. Мой презент, давнишний очень. Тогда у нас только-только приличные нэцке появляться начали. Не подделка, а настоящие, импортные. Я этих черепах сама на чистую дорогу заговаривала — чтобы ни пробок, ни происшествий, ни гаишников, ни гололеда, ни утечки бензина. Ну я в машинах не сильно понимаю, но все, что знала, — все в игрушку вложила. Наверняка Семен потом что-то подправлял, я же не автомобилист. Но это неважно, ведь черепахи на месте. С виду скромные такие черепашки, а по сути — это схема одной позы, не особо пристойной, но для нас двоих памятной. Мне даже неловко стало. Я же в свое время на кухне в окно не просто плач наружу выпускала, но и всякую памятную мелочь швыряла. Полегчало, хоть и не сильно. А тут вот оно как. Хотя… Может, Сеня к черепашкам просто привык. Ну вещь-то на удачу сделана, такое выкидывать не сильно полезно (у меня после той швырятельной эскапады за ночь года три лишних набежало). Кто знает, в общем…
— …делать? Я Дашу обратно не приклею? — тревожился Семен.
Фоня ему сразу какую-то непристойность буркнул. О том, какими именно физиологическими субстанциями можно к барышне приклеиться. Вроде умный же человек Афанасий, а такое гнет. Вот интересно, а в нашей ситуации он тоже что-то похожее говорил или нет?
Семен на Фоню так глянул, что я своих мыслей устыдилась. Обернулась спиной, начала девчонок слушать. А там и слушать нечего: Жека кашляет с присвистом, Зинка своему мирскому супругу отзванивается. Он у нее ко всяким внеурочным дежурствам привычный, а в супружеской верности ни на секунду не сомневается… Я даже не знаю, это он сам и по любви, или это Зина над ним поработала?
В общем, мне тот мужской разговор все еще слышно было.
— Ну сам посуди, мы впятером в машину не влезем, — глупо оправдывался Фоня.
Семен вроде молчал.
— Явку тебе надо писать, — бухнул Старый. — Контора завтра до семи, сам знаешь. Если отпустят тебя — доложись, если нет…
«Если нет» — это страшная вещь на самом-то деле. Означает, что Семена жена дома настолько не ждет, что его ухода в Контору не заметит. Ну пока Сеня в своей профнепригодности будет каяться, кто-то из конторских успеет его девочку послушать. Если сумеет она три раза за это время про Сеню хорошее подумать, то оправдают его. А если наоборот, то… Это дисквалификация, стопроцентная.
Ох! У меня сейчас пальцы заломило — как от перегрузки, когда ночной обход слишком тяжелым выдается. Если бы эта Сенечкина жена не сегодня пришла, а сразу после свадьбы или, там, когда… ну когда она все это первый раз почуяла, то… Мы бы оба с ним тогда с работы полетели. Он за измену — недопустимо такое, я за сотворение умышленного зла. Оба!
— Он не… — развернулась я неудачно, асфальт-то скользкий. Покачнулась, но не упала. Только руками взмахнула и дальше продолжала размахивать: — Мне тоже тогда надо! Он же не один был!
Старый не удивился. Но ладонь поднял, меня приглушая:
— Ошибаешься, Леночка…
Голос у меня теперь тихим стал, ну так я поближе пододвинулась. Люблю я сейчас Семена или не люблю, главное, что вот так — нечестно. Не должен он один из-за меня… из-за нас…
