Истории, рассказанные у камина (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
– Вам известно, что мистер Стэннифорд разрешил открыть комнату в тот день, когда его сыну исполнится двадцать один год?
– Да, я помню это.
– Двадцать один год ему исполняется сегодня.
– Так вы открыли ее? – спросил я, не скрывая любопытства.
– Еще нет, сэр, – очень серьезно произнес он. – У меня есть основания думать, что дверь будет лучше открыть в присутствии свидетелей. Вы – юрист и знакомы с обстоятельствами дела. Хотите присутствовать при этом?
– Конечно же!
– Днем вы, бесспорно, заняты, да и я тоже, так что давайте встретимся в девять часов у дома.
– Приду с удовольствием.
– В таком случае мы будем вас ждать. До свидания, – он с достоинством поклонился и ушел.
На встречу я прибыл, когда у меня уже болела голова от бесконечных и тщетных попыток придумать правдоподобное объяснение тайне, которую тем вечером нам предстояло раскрыть. Мистер Персеваль вместе с моим юным другом дожидались меня в маленькой комнате. Я ничуть не удивился, увидев молодого человека бледным и очень волнующимся, но сильное, хоть и тщательно скрываемое возбуждение маленького коммерсанта из Сити показалось мне необычным. Щеки его горели, руки подрагивали, он секунды не мог выстоять на месте спокойно.
Стэннифорд, увидев меня, обрадовался и принялся горячо благодарить за то, что я не отказался прийти.
– Ну вот, Персеваль, – обратился он к своему компаньону, – я думаю, теперь уже ничто не мешает нам приступить к делу. Я уже жду не дождусь, когда с этим будет покончено.
Бывший помощник банкира взял лампу и направился в коридор. Но, дойдя до опечатанной двери, остановился. Руки его дрожали, из-за чего свет прыгал то вверх, то вниз по высоким голым стенам.
– Мистер Стэннифорд, – сказал он надтреснутым голосом, – я надеюсь, вы готовы к тому, что, когда печать будет снята, а дверь открыта, вы, возможно, увидите нечто такое, что поразит вас.
– Что там может быть такого? Вы хотите запугать меня.
– Нет, мистер Стэннифорд, я просто хочу, чтобы вы были готовы… держали себя в руках… не позволяли себе… – после каждого оборванного предложения ему приходилось облизывать пересохшие губы, и я вдруг совершенно ясно понял, что он знает, что находится за той запертой дверью и это нечто ужасное. – Вот ключи, мистер Стэннифорд – и помните мое предупреждение!
Он протянул связку ключей, молодой человек нетерпеливо схватил их, потом поддел ножом выцветшую красную печать и сорвал ее. Лампа в руке Персеваля дрожала и дребезжала, поэтому я забрал ее и поднес поближе к замочной скважине, пока Стэннифорд подбирал нужный ключ. Наконец замок с щелчком открылся, дверь отворилась, молодой человек сделал шаг внутрь комнаты и, издав страшный крик, рухнул без чувств к нашим ногам.
Если бы я не прислушался к предостережению Персеваля и не приготовился к чему-то необычному, я бы наверняка выронил лампу. Комната, лишенная окон и мебели, была оборудована, как фотолаборатория. На одной стене висела раковина с краном, на другой – полка с бутылочками и мензурками. Тяжелый резкий запах, наполовину химический, наполовину животный, наполнял воздух. Прямо перед дверью стоял единственный стол, а за ним на стуле спиной к нам сидел человек. Поза его указывала на то, что он занят письмом. Очертания и общий вид его были совершенно естественными, но, как только на него упал свет, волосы зашевелились у меня на голове, я увидел, что затылок у него черный и сморщенный, а шея не толще моего запястья. Человек был весь покрыт пылью, густой, желтой пылью. Пыль была на волосах, на плечах, на сухих и желтых, как лимон, руках. Голова его была наклонена вперед и упиралась подбородком в грудь. Перо его все еще покоилось на пожухлом листе бумаги.
– Несчастный хозяин! Несчастный мой хозяин! – воскликнул коммерсант, и слезы потекли у него по щекам.
– Как? – изумленно вскричал я. – Это мистер Станислав Стэннифорд?
– Он просидел на этом месте семь лет. О, зачем он так поступил? Я ведь так просил его. Я умолял, я падал перед ним на колени, но он все равно поступил по-своему. Видите ключ на столе? Он им запер дверь изнутри. И он что-то написал. Нужно взять у него эту бумагу.
– Да-да, возьмите, и, ради всего святого, давайте побыстрее уйдем отсюда, – сказал я. – Этот воздух отравит нас. Вставайте, Стэннифорд! Идемте! – Подхватив его под руки, мы повели, даже, скорее, понесли сраженного ужасом молодого человека в его комнату.
– Это отец, – вскрикнул он, когда сознание вернулось к нему. – Он сидит там на своем стуле, мертвый! И вы знали об этом, Персеваль! Вы про это говорили, когда предупреждали меня!
– Да, я об этом знал, мистер Стэннифорд. Я хотел сделать как лучше, но мое положение было ужасно сложным. Все эти семь лет мне было известно, что в той комнате находится труп вашего отца.
– Вы это знали и ничего нам не сказали!
– Не сердитесь, мистер Стэннифорд! Не забывайте, что мне самому пришлось очень нелегко.
– Голова идет кругом. Я ничего не понимаю! – он вскочил, схватил бутылку бренди и отпил прямо из горлышка. – Так что эти письма матери и мне… фальшивые?
– Нет, сэр, ваш отец сам написал их и подписал конверты. Но отдал их мне, чтобы я послал их в нужное время. Я в точности выполнил все его инструкции. Он ведь был моим хозяином, и я не смог ему не подчиниться.
Бренди несколько успокоило взвинченные нервы молодого человека.
– Рассказывайте все, что вам известно. Теперь я готов вас выслушать, – сказал он.
– Хорошо, мистер Стэннифорд. Вам известно, что у вашего отца одно время были большие неприятности, и он переживал, что многие бедные люди по его вине потеряют свои деньги. У него было настолько доброе сердце, что даже мысль об этом доставляла ему невыносимую боль. Он страдал и мучился, пока наконец не решил расстаться с жизнью. О мистер Стэннифорд, если бы вы только знали, как я пытался его отговорить, сколько я потратил сил, чтобы переубедить его, вы бы не винили меня! И он, в свою очередь, умолял меня, умолял так, как меня еще никто не умолял. Но он для себя уже все решил и поступил бы по-своему в любом случае. Он мне так и сказал. Но еще он добавил, что от меня зависит, будет ли его смерть счастливой и спокойной или жалкой и мучительной. Я по его глазам видел, насколько серьезно он был настроен. И в конце концов я сдался и согласился исполнить его последнюю волю.
Вот что терзало его больше всего. Лучший в Лондоне врач сказал ему, что сердце его жены не выдержит даже малейшего потрясения. Мистер Стэннифорд страшно боялся приблизить ее кончину, и в то же время его собственная жизнь стала для него невыносимой. Как он мог покончить с собой и не ранить ее?
Вы уже знаете, какой путь он избрал. Он написал ей письмо, и в нем не было ни слова лжи. Когда он говорил, что они скоро встретятся, он имел в виду ее собственную близкую смерть. Врачи заставили его поверить, что ей не прожить больше нескольких месяцев, и он был настолько в этом уверен, что оставил всего два письма, которые мне надлежало послать ей после его смерти. Она прожила пять лет, и мне просто больше нечего было ей посылать.
Он оставил еще лишь одно письмо, которое я должен был прислать вам, сэр, в случае смерти вашей матери. Все его письма я посылал из Парижа, чтобы ни у кого не возникало сомнения, что он находится за границей. Я хранил молчание, потому что таково было его желание. Я был преданным слугой. Ваш отец был уверен, что спустя семь лет тем его друзьям и близким, которые еще о нем не забудут, будет не так больно узнать о его смерти. Он всегда больше думал о других, чем о себе.
Персеваль замолчал, и воцарилась долгая тишина. Первым заговорил юный Стэннифорд.
– Я не могу винить вас, Персеваль. Вы оградили мою мать от потрясения, которое наверняка разбило бы ей сердце. Что это у вас за бумага?
– Это написано вашим батюшкой. Прочитать?
– Да, пожалуйста.
– «Я принял яд и уже чувствую в венах его действие. Ощущения странные, но не болезненные. Когда эти строки будут прочитаны, я, если все мои пожелания исполнят в точности, буду мертвым уже много лет. Наверняка к этому времени у всех, кто из-за меня потерял деньги, уже не останется ко мне враждебных чувств. А ты, Феликс, простишь меня за то, что я опозорил наше имя. Да упокоит Господь мою истерзанную душу!»
