Валентайн - Сомтоу С. П. (читать книгу онлайн бесплатно без .TXT) 📗
Дамиан Питерс отдал свою черную сумку и факел человеку, одетому как дворецкий. Потом с нарочитой неспешностью расстегнул воротничок и снял свою рясу. Аккуратно сложил ее и положил на пол. Под рясой не было ничего. Известный на всю страну телепроповедник предстал перед ними в чем мать родила.
Симона упала ниц перед голым Дамианом.
— Радуйся, Шипе-Тотек, — сказала она, — заживо освежеванный бог, которого называют еще, по незнанию, Иисусом Христом.
Всеобщее оцепенение. Может, на всех так подействовала убежденность, с которой Симона произнесла свое богохульство. Потрясенные члены съемочной группы стояли с отвисшими челюстями. Камера продолжала снимать. Пи-Джей по-прежнему танцевал. Брайен прошелся по студии, раздавая распятия. Распятия брали — тупо и машинально. Эйнджел почувствовал, как ему в руку вжался пластмассовый крест. Он с изумлением поднес крест к глазам, будто не понимая, что это такое. Он был почти в трансе.
— Радуйся, царственный посох, на коем держится мироздание, — сказала Симона и взяла пенис Дамиана в рот.
Дворецкий открыл сумку и достал наряд, сшитый из человеческой кожи — только что снятой и еще мокрой от крови. Дамиан поднял руки, и угрюмый слуга надел на него, как свитер, кожу женского туловища. Пустые груди висели, живот же, наоборот, раздувался пузырем... Я знаю ее, эту кожу, подумал Эйнджел. Знаю каждую родинку, каждую пору... О Господи... он смотрел и смотрел, не в силах отвести взгляд... смотрел и думал: он превращается в мою мать, он превращается в мать из моих кошмаров, и...
Осторожно — его пенис все еще был во рту у старухи — проповедник поднял сначала одну ногу, потом другую. Дворецкий натянул ему на ноги кожу с ног Марджори Тодд. Словно гетры. Пустые груди вдруг приподнялись, словно наполовину надутые воздушные шары. Дамиан Питерс стоял с закрытыми глазами. У него на лице отражался восторг и трансцендентальный ужас. Эйнджел сразу же понял, что, хотя женщина назвала его Богом и преклонила перед ним колени, настоящая сила была у нее. Сила и власть распоряжаться жизнью и смертью. Он сумел это понять, потому что у них с матерью было то же самое: он был ее бесценным сокровищем, самым лучшим на свете, и все делалось для него, только для него, но власть в семье принадлежала ей — она держала его на коротком поводке из плоти и крови. Дворецкий достал из сумки лицо Марджори — маску с пустыми глазницами, — приложил его к лицу Дамиана, обернул вокруг головы и закрепил на затылке иголкой с ниткой. Потом водрузил на голову проповедника окровавленный скальп Марджори. А когда Питерс на грани оргазма вынул свой член изо рта у Симоны и пролил свое семя ей на лицо, дворецкий накрыл его мужское достоинство кожей, снятой с гениталий Марджори. Кожа была натянута на деревянную рамку. Молчаливый слуга закрепил ее полосками кожи.
— Откройте глаза и узрите! — воскликнула Симона Арлета. — Новый священный муж, который и жена тоже, символ нового установления, пляшущий на руинах мира. Ибо время пришло, и мир будет разрушен.
— Мама, — прошептал Эйнджел.
Существо, одетое в кожу матери, как будто взбесилось. Зарычало, как зверь. Оскалилось в злобной усмешке сквозь лохмотья губ, сверкнуло глазами из-под пустых глазниц. Эйнджел прижался к Петре. Существо в человеческой коже забрало у слуги горящий факел. Пламя плясало в его глазах.
— Иди ко мне, — проговорило оно, — иди к маме.
И Петра Шилох сказала:
— Не смотри туда, Эйнджел. Мы с тобой... мы нужны друг другу... ты потерял мать, я потеряла сына... это все ненастоящее, Эйнджел, это просто иллюзии... но мы друг другу нужны.
Существо, обернувшееся матерью из кошмаров, надвигалось на Эйнджела, перебрасывая факел из руки в руку.
— Отойди от него. Он не для тебя... — проревело оно, обращаясь к Петре. Только теперь, наверное, было бы правильнее говорить «она». Она и вправду плясала, и искры летели из ее пламенеющих глаз, и волосы на голове светились холодным синим сиянием, и руки раскинулись, словно крылья орла, а ноги все отбивали ритм... словно пульс мироздания бился на плексигласовом полу... и тысяча отражений дрожала в зеркалах...
— Внемли словам ма'айтопса, — сказала та, кто была в теле Пи-Джея Галлахера, — ибо ты несешь порчу и хаос, а я — равновесие и гармонию. Я становлюсь существом, сочетающим в себе и мужское, и женское, когда отправляюсь на поиск видений. Ты же с презрением отвергаешь видения, и твое превращение происходит на боли, крови и смерти.
Эйнджел не понимал, что происходит. Все было так дико и так бессмысленно... как дурной сон, просочившийся в явь... "Эти два существа — они борются за меня, — думал Эйнджел, — я не знаю, почему так получилось, но я стал пешкой в игре космических сил, хотя я никогда не стремился к чему-то такому, я просто хотел петь... я — самый обыкновенный мальчишка, которому очень хотелось петь, но они — все они — видят во мне кого-то другого... и я никогда больше не буду собой, я пропал... навсегда...
Тварь, притворившаяся моей матерью, идет ко мне, и у меня в плаще спрятан кинжал, кинжал из другого мира, и...
Она идет ко мне, и я задыхаюсь от запаха ее тела, и мне негде спрятаться...
Чтобы освободиться, я должен ее убить... только я и никто другой... я сам... только я..."
Тварь из кошмарного сна ткнула факелом в рояль! Он занялся мгновенно. Открытая крышка растрескалась и обвалилась на пол. Струны стали как нити огня; пламя прошлось по клавишам, наигрывая жутковатую звенящую музыку... пытаясь спастись от огня, оператор поскользнулся и упал вместе с камерой в пламя... одежда вспыхнула... лицо почернело от прилива вскипевшей крови... тварь, одетая в кожу матери, прошла сквозь пламя... ма'айтопс танцевал... Эйнджел выбрался из объятий Петры... бросился к твари, которая шла на него, выставив перед собой кинжал... целясь в живот... мать из кошмара раздвинула пламя руками, и Эйнджел ударил... и еще раз, и еще... а тварь, которая притворялась матерью, ревела слова... мерзкие, стыдные... Да Эйнджел еби меня выеби меня снова давай же еби свою маму еби меня... как она может говорить такое на людях... теперь все узнают про его стыд, подумал Эйнджел... разве так можно... и он продолжал бить ее кинжалом... как одержимый... и его слезы смешивались с ее кровью... он бил по скользкой и влажной шкуре, содранной с его матери... бил со всей ненавистью и злостью, которые скопились в нем за тринадцать лет, бил, бил, бил, и...
— Хочешь меня убить? И тебе не стыдно?! Все-таки я твоя мать. И потом, я уже мертва. Так что ты зря стараешься. А твой кинжал — просто еще одна разновидность члена.
Тварь, одетая в кожу матери, взвыла от смеха. И вдруг подхватила Эйнджела на руки. В ноздри ударил едкий запах дыма и кипящей крови. Эйнджел почувствовал, как пульсирует член проповедника под мертвым влагалищем матери. Тошнота подступила к горлу.
Ты ангел, Эйнджел.
Голос Беки Слейд...
Идем спать, мамочка тебя ждет, иди скорее в постель и не забудь эти синенькие таблетки...
Существо в коже матери сжало его в своих окровавленных руках, и...
— Нет! — закричал Эйнджел и вырвался. Но бежать было некуда. Разве что...
В зеркало.
Он видел свои отражения. Видел битву Богов Хаоса. Видел гору, полыхающую в огне, под шапкой белого снега... видел Тимми Валентайна.
И Тимми сказал:
— Только ты можешь разрушить чары. Только ты можешь освободить нас обоих...
Кинжал со звоном упал на пол.
И Эйнджел бросился к ближайшему зеркалу. Ударил кулаками в стекло. Зеркало треснуло и разлетелось на миллионы осколков. И не только оно одно. Все зеркала осыпались на пол искрящимся крошевом — все разом. Острые осколки вонзились ему в лицо, впились в руки. Они наполнили все пространство — сверкающие смертоносные снежинки. Помощника оператора разрезало надвое. Одну из ассистенток буквально изрешетило осколками, так что она превратилась в кровавый дуршлаг. Кто-то кричал. Какая-то женщина харкала кровью пополам со стеклом.
