История Лизи (др. перевод) - Кинг Стивен (читаемые книги читать TXT) 📗
Лизи думает о том, каково это, видеть луну, сверкающую, словно холодный камень на недвижимой поверхности пруда, и приходит к выводу: «Это зрелище может зачаровать».
Да.
Старые деревянные ступени ведут вниз по этой части склона. Рядом с каждой каменный столб с выбитым на нем словом. Она может прочитать эти слова здесь, в Мальчишечьей луне, но знает, что они ничего не будут значить для нее по возвращении домой, и она сможет вспомнить только самые простые: «тк» означает хлеб.
Лестница заканчивается у наклонного настила, уходящего налево. А сойдя с настила, можно наконец-то попасть на берег пруда. На белый песок, поблескивающий в быстро угасающем свете. Над пляжем амфитеатром вырублены в скале каменные скамьи, огибающие пруд, длиной где-то в двести футов каждая. На них могли бы усесться тысяча человек, может, и две, если потесниться, но нет, сидят на скамьях человек пятьдесят, может, шестьдесят, большинство из них завернуты вроде бы в кисею, и одеяние это более всего напоминает саван. Но если они мертвы, почему могут сидеть? А так ли ей хочется это знать?
На пляже, порознь, стоят еще два десятка, а несколько – человек шесть или восемь – в воде. Молчаливо бредут по мелководью. Когда Лизи сходит с последней ступени и по настилу спускается к пляжу (ноги ее переступают бесшумно), она видит женщину, которая наклоняется и начинает умываться. Движения ее медленны, словно она еще не проснулась, и Лизи вспоминает тот день в Нашвилле, как все замедлилось, когда она поняла, что Блонди собирается застрелить ее мужа. Тогда все тоже казалось сном, но было явью.
Тут она видит Скотта. Он сидит на каменной скамье, девятой или десятой от пляжа. По-прежнему в афгане доброго мамика, только не завернут в него, потому что здесь слишком тепло. Афган переброшен через колени и складками лежит на земле у ног. Лизи не знает, как афган может быть и здесь, и в их доме на Вью одновременно, и думает: Может, некоторые вещи особенные. Скотт же особенный. А она? Двойник Лизи Лэндон остался в доме на Шугар-Топ-Хилл? Она думает, что нет. Она думает, что никакая она не особенная, только не она, не маленькая Лизи. Она думает, что полностью перенеслась сюда, хорошо это или плохо. Или полностью ушла, в зависимости от того, о каком мире идет речь.
Она набирает полную грудь воздуха, чтобы позвать его, но не зовет. Интуиция останавливает ее.
Ш-ш-ш-ш, думает она. Ш-ш-ш-ш, маленькая Лизи, теперь…
Теперь нужно вести себя тихо, подумала она, совсем как в январе 1996 года.
Ничего здесь не изменилось, но теперь Лизи видела все чуть лучше, чем прежде, потому что пришла пораньше. Тени в каменной долине, готовые накрыть пруд, только начали собираться. Пруд формой походил на бедра женщины. И упирался он в берег там, где бедра переходят в талию. На берегу – пляж, наконечник стрелы из белого песка. На пляже, в отдалении друг от друга, стояли четверо, двое мужчин и две женщины. Все пристально смотрели на пруд. Еще полдюжины человек расположились в воде. Никто не плавал. Большинство зашли в воду по голень. Только одному мужчине вода доходила до пояса. Лизи хотелось прочитать выражение его лица, но он стоял слишком уж далеко. За пляжем (люди, стоявшие на песке, еще не собрались с духом, чтобы войти в воду, Лизи в этом не сомневалась) амфитеатром поднимался каменный склон с вырубленными в нем скамьями. На скамьях, все порознь, сидели человек двести. В прошлый раз, насколько она помнила, их было пятьдесят или шестьдесят, но в этот вечер сидящих на скамьях определенно прибавилось. И из каждых пяти как минимум четверо были завернуты в эту ужасную
(погребальные одежды)
кисею.
Это еще и кладбище. Помнишь?
– Да, – прошептала Лизи.
Грудь вновь разболелась, но она смотрела на пруд и вспоминала располосованную руку Скотта. Она также помнила, как быстро он поправился после того, как безумец прострелил ему легкое… да, к изумлению врачей. Существовало лекарство получше викодина, и не так уж и далеко от нее.
– Да, – повторила Лизи и начала спускаться вниз, в полной мере отдавая себе отчет, что разница между прошлым и нынешним визитами к пруду все-таки есть: Скотт Лэндон не сидел на одной из скамей внизу.
Аккурат перед тем как тропа закончилась на берегу, Лизи увидела другую тропу, уходящую влево и от пруда. И на Лизи тут же обрушилось воспоминание о том, как она увидела луну…
Она видит луну, поднимающуюся в расщелине массивной гранитной горы, которая возвышается над прудом. Луна раздувшаяся, громадная, какой и была в тот раз, когда будущий муж впервые перенес ее в Мальчишечью луну из их номера в отеле «Оленьи рога», но в расширяющейся долине, в которую переходит расщелина, красно-оранжевая поверхность разбивается на сегменты силуэтами деревьев и крестов. И крестов очень много. Лизи видит перед собой нечто похожее на деревенское кладбище. Как и крест, который Скотт сколотил для Пола, эти в большинстве своем из дерева, пусть некоторые очень большие, и есть резные, но все они сделаны вручную, и многие вот-вот грозят упасть. Есть на кладбище и указатели, в том числе, похоже, и каменные, но в сгущающейся темноте Лизи точно сказать не может. Свет поднимающейся луны скорее мешает, чем помогает, потому что все кладбище заливает чернота.
Если здесь есть кладбище, почему он похоронил Пола там? Из-за того что причиной смерти послужила дурная кровь?
Она не знает, да ей и без разницы. Заботит ее только Скотт. Он сидит на одной из этих скамей, как зритель на каком-то малоинтересном для болельщиков спортивном соревновании, и если она собирается что-то с этим делать, ей не стоит и дальше смотреть на луну и кладбище. «Ноги в руки, и пошла», – сказала бы добрый мамик, воспользовавшись фразой, которую поймала в пруду.
Лизи оставляет кладбище с грубыми крестами позади. Идет вдоль берега к каменным скамьям, где сидит ее муж. Песок плотный и покалывает подошвы. Только тут до нее доходит, что она босиком. Ночная рубашка и все, что под ней, на месте, а вот шлепанцы остались на другой стороне. Ощущения, которые вызывает песок, противны и одновременно приятны – и при этом знакомы, и, добравшись до первой скамьи, Лизи вспоминает откуда. В детстве ей снился сон, в котором она летала по дому на ковре-самолете, никому не видимая. После этих снов она просыпалась оживленной, перепуганной и мокрой от пота. Так песок на ощупь не отличался от того самого самолета… словно она могла согнуть колени, рвануться вперед и… не прыгнуть, а полететь.
Я могла бы перелететь через пруд, как стрекоза, может, скользя пальцами ног по воде… могла бы долететь до того места, где из пруда вытекает ручеек… полететь по течению, наблюдая, как ручеек становится рекой… спуститься ниже… вдохнуть поднимающийся над водой туман, и уже сквозь туман, все так же по воздуху, добраться до моря… и лететь дальше… да, дальше, дальше, дальше…
Оторваться от этого захватывающего видения Лизи удалось с невероятным трудом. Ничто другое никогда не требовало от нее столь титанических усилий. Наверное, так же нелегко ей давался только подъем после долгого утомительного рабочего дня и лишь нескольких часов божественного, глубокого сна. Она обнаруживает, что уже не стоит на песке, а сидит на скамье в третьем ряду от маленького пляжа, смотрит на воду, а подбородок покоится на ее ладони. И она видит, что луна потеряла оранжевый цвет. Стала как сливочное масло, чтобы вскорости сменить желтое на серебряное.
Как долго я здесь просидела? – в ужасе спрашивает она себя. Она понятия не имеет, где-то между четвертью часа и тридцатью минутами, но… даже этот отрезок времени слишком уж длинный… хотя теперь она лучше понимает, как устроено это место, не так ли?
Лизи чувствует, что ее взгляд вновь притягивается к пруду… к умиротворенности пруда, по которому в сгустившихся сумерках теперь бредут только двое или трое людей (среди них одна женщина, которая держит на руках то ли большой тюк с одеждой, то ли спеленутого младенца), и усилием воли отворачивается, смотрит на окружающие пруд скалы, звезды, начинающие пробиваться сквозь темную синеву, и редкие деревья, растущие на обрыве. Когда уверенности у нее прибавляется, она встает, поворачивается спиной к воде и вновь находит Скотта. Это просто. Желтый афган четко просматривается даже в темноте.