Демон движения - Грабинский Стефан (первая книга .txt, .fb2) 📗

— Странное дело, — поведал он как-то гостю в минуту искренности. — Когда я впервые посетил Рим на двадцатом году жизни, у меня было впечатление, что я уже бывал здесь когда-то раньше; город показался мне удивительно знакомым, я моментально ориентировался на улицах без помощи плана, с необычайным волнением приветствуя дворцы и дома, будто старых добрых знакомых. Особенно необычно близкими и родными показались мне участки за Тибром, вплотную примыкающие к Ватикану: Борго, замок Святого Ангела и Прати, где монументальные Адриановы стены, узкие и темные улочки, старые портики и таинственные галереи над крышами странно противоречили шумному гулу протянувшихся точно по линейке новых улиц, солнечных площадей и закованной в гранит набережной Тибра. Непостижимым для меня самого образом я угадывал изменения, которые произошли в расположении домов и планировке этой части города на протяжении веков; мой чичероне был изумлен некоторыми подробностями, которые не были известны даже ему, коренному римлянину; и все же мои позднейшие изыскания и изучение истории Рима убедили меня, что я был прав. Что же тут странного, что меня с неодолимой силой что-то тянет в Рим и что я почти каждый год посещаю любимый город?

Пробст из Долины действительно частенько отправлялся в паломничества в столицу апостола Петра и каждый раз привозил с собой какой-то ценный сувенир.

Одним из них был альбом с портретами кардиналов эпохи Ренессанса — большая книга, переплетенная в желтый

- 412 -

пергамент, с почти пятьюдесятью портретами иерархов Церкви.

Просматривая этот ценный экспонат, Пронь надолго задержался, рассматривая изображение одного из кардиналов шестнадцатого века, черты которого показались ему на удивление знакомыми.

Ксендз, заметив это, взглянул на портрет, который так привлек внимание гостя, и, глядя на него со странной улыбкой, прочитал помещенное под ним пояснение:

— Лоренцо Руфредо, кардинал времен папы Александра VI и один из его клевретов. Умер на пятьдесят четвертом году жизни загадочной смертью, якобы под тяжестью анафемы, наложенной на него следующим папой.

— Типичный представитель церковных гранд-синьоров эпохи Возрождения, — обронил осторожное замечание Пронь.

— Увы, — тихо признал ксендз, — этот человек, похоже, был буйного нрава и крайне разнузданный. Поэтому его постигла заслуженная кара. Странный портрет, не правда ли, доктор?

— Действительно, — задумчиво подтвердил Пронь и, внимательно вглядываясь в лицо ксендза, добавил: — Вещь непостижимая для меня и любопытная, как на нее ни посмотри: кардинал Руфредо крайне похож на «епископа», изображение которого столь необычным образом появилось на алтарном покрове в здешнем костеле, положив начало вашему музею.

На лице ксендза отразилось замешательство. Он опустил глаза и ответил смущенным голосом:

— Вы правы; я тоже давно заметил это сходство.

«Однако существует еще и вторая, не менее таинственная

и загадочная вещь», — подумал ученый, однако не высказал свое наблюдение вслух при священнике.

Ибо, всматриваясь в лицо ксендза Лончевского, он заметил, что тот удивительным образом сочетает в себе черты обоих образов: пробст из Долины был невероятно похож на кардинала Руфредо и на «епископа», чей лик был выжжен на шелке.

- 413 -

Однако он промолчал, не желая случайной бестактностью огорчить старика, и уже без дальнейших замечаний перешел к следующим портретам.

Но в тот же вечер, около девяти часов, он тайно пробрался во второй зал музея и, забрав с собой образ «епископа», спрятал его в своей комнате, чтобы на ближайшем сеансе использовать его без ведома Хелены.

На следующий день девушка, не предчувствуя подвоха, позволила себя усыпить. Вскоре она погрузилась в глубокий транс под сосредоточенным взглядом Проня; ее голова бессильно откинулась назад и легла на спинку кресла, светло-голубые глаза закатились вверх. Пронь потушил лампу и зажег свечи, пригасив их свет абажуром: по комнате разлился мглистый зеленый полумрак.

Тогда ученый быстро вытащил шелковую ткань и положил ее на лицо спящей той стороной, где было изображение, после чего с помощью магнетизерских пассов углубил транс. Через несколько минут из уст медиума начали вырываться приглушенные вздохи и стоны, а тело, до сих пор застывшее и вытянувшееся, напряглось, словно в конвульсиях. Внезапно она сорвала с лица шелковое покрывало, наклоняясь вперед. После этого экспериментатор с удовлетворением отметил, что процесс материализации начался...

Из головы Хелены, из подмышек и из области лона исходили вьющиеся флюидические вуали, сплетаясь в извивах, сгущаясь в спирали. Спустя недолгое время проявились очертания человеческой фигуры.

Доктор приблизился к окну и быстро опустил штору. Когда он через мгновение обернулся к медиуму, то невольно издал удивленный возглас. Возле кресла спящей, по правую ей руку стоял полностью материализованный фантом «епископа». Дьявольский лик иерарха, повернутый к ученому анфас, исказила ужасная гримаса; он вперил мрачные глаза стервятника в пространство и с выражением адского ужаса что-то там высматривал — словно второй Навуходоносор, читающий зловещие письмена на стене царской палаты.

Затем из уст медиума выплыли хриплые, сдавленные мукой слова:

- 414 -

— Ecce cardinalis Rufredo!*

Призрак, заслоняя лицо, словно перед чем-то ужасающим, отшатнулся назад.

— Vexilia regis prodeunt inferni!** — прозвучал жестокий приговор из уст спящей.

Ответом ей был протяженный стон.

— Cremaberis igne aeterno!*** — пали последние слова и стихли.

Истощенная девушка-медиум упала обратно в кресло.

Тогда в фантоме произошло загадочное преображение: исчезла стрельчатая митра, расточился в пространстве посох, развеялись кардинальские регалии: через мгновение магнетизер увидел перед собой вместо хищной маски кардинала кроткую, мягко улыбающуюся фигуру ксендза Лончевского...

Не веря своим глазам, Пронь подступил к ксендзу и протянул руку, чтобы дотронуться до него. Но призрак, опережая его намерение, встревоженно отодвинулся вглубь комнаты.

— Noli me tangere!**** — вырвалось из уст Хелены многозначительно предостережение.

Ученый отступил на прежнее место, с изумлением наблюдая за необычайным преображением.

На лице ксендза красовалась непостижимая небесная улыбка счастья и умиротворения; он положил руку на голову спящей племянницы и, возведя глаза кверху, казалось, сосредоточившись в беззвучной молитве. Мало-помалу его фигура, стоящая на коленях со сложенными на груди руками, поднялась вверх и развеялась, растаяла в пространстве...

Прежде чем Пронь успел разобраться в смысле этого феномена, Хелена, издав болезненный вскрик, очнулась самостоятельно. Усилием воли стряхнув с себя состояние оцепенения, она порывисто вскочила с места.

____________

* Се кардинал Руфредо! (лат.)

** Близятся знамена царя ада! («Божественная комедия», Ад, песнь XXXIV, стих 1, лат.)

*** Вечный огонь будет пожирать тебя! (лат.)

**** Не прикасайся ко мне! (лат.)

- 415 -

— Мой дядя? — спросила она дрожащим, полным смертельного испуга голосом. — Что случилось с дядей?

— Наверное, он у себя, — попытался успокоить ее Пронь.

— У меня какое-то плохое предчувствие. Пойдем к нему, сейчас же!

И потянула его за собой в комнату ксендза.

Они быстро вошли, не спрашивая разрешения. Внутри, в свете лампы увидели пробста, сидящего за письменным столом. Одна рука подпирала низко склонившуюся голову, вторая прижимала к губам распятие.

— Дядюшка! — с тревогой в голосе закричала Хелена. — Дядюшка!

Старец молчал. Девушка подбежала к нему, закидывая ему руки на шею. Тогда сидящий тяжело сполз с кресла на паркетный пол.

— Иисус, Мария! — вскрикнула она, склоняясь над ним с безмерной болью.

Пронь присел рядом и, внимательно выслушав пульс и сердце, сказал вполголоса:

— Мертв.

ПЛАМЕННАЯ СВАДЬБА