Равноденствия. Новая мистическая волна - Силкан Дмитрий (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Тихим осенним днем, замершим в ожидании наступления белого безмолвия, она шла по улице, погружённая в свои мысли, подобно предсмертно сонным рыбам медленно плавающие в мозгу, не трогая, не будоража… Лишь случайные образы, мимолётные, блёклые, изредка всплывали из глубин подсознания, тут же растворяясь в нерешимых проблемах плавно текущего времени. «Прошла любовь, завяли помидоры», — да, кажется ей, именно так в своё время называли её все эти глупые дети из соседнего квартала, уже много лет бегающие за ней, обзывающие обидными словами, наталкивающие на нехорошие мысли. Помидоры завяли — вялые стебли мертвенно висят. Эти вонючие плети ещё предстоит собрать в дырявое ведро, пахнущее бесплодной землёй и гнилыми яблоками. Собрать, отнести на помойку, а потом долго отмывать руки от этого въедливого запаха душистым мылом, которое мать бережёт в дальнем углу шкафа. Мыть осторожно, ведь если она заметит, то ударит тряпкой. Будет обидно. Эта обида, затаённая в осени, пройдёт через всю долгую зиму с её навязчивыми праздниками и просочится в весну, затаившись в червоточинах злопамятных зрачков. А запах всё равно не исчезнет.
Правитель брёл мимо закоченевших зарослей высоких цветов с ещё сохранившимися жёлтыми соцветиями, давно превращёнными дождями в бесформенную паклю, склизко распадающуюся в руках при первом же прикосновении. Раздражение жизнью давно достигло предела, накопившись в нём досадной миной, ждущей своего часа в сухом охрипшем горле. Вдруг Правитель заметил существо, медленно бредущее вдоль ряда серых заборов, мимо всё того же исполинского сухостоя. Это была девушка, чей внешний вид выдавал уроженку одного из тех районов, о которых мэр и министры предпочитают не говорить. Были ли родней её родители — этого сказать никто не смог бы, но многие поколения, выросшие в прогнивших старых домах, дали о себе знать, наградив её серой печатью вырождения. Но в ней было нечто, необычное для Правителя, привыкшего к роскошным женщинам, которых специально отбирали для него, которые были счастливы побыть рядом с ним хотя бы несколько минут. Нет, она не была красива. Большинство мужчин сочли бы, что она невыносимо уродлива. Но его тянуло к ней, как тянуло в своё время в самый мрак городских трущоб.
«Эй!» — окликнул её Правитель. Девушка обернулась и дождалась, пока он подойдёт. Создавалось впечатление, что она ничего не боялась в своём мире. Не пугал её и этот неизвестный мужчина, так внезапно возникший на пустынной осенней дороге. Она молчала, ещё не до конца покинувшая сферу, где живут её долгие мысли. «Малыш, пошли ко мне в гости…» «Помидоры…» — автоматически произнесла она. «У тебя будет много! Сколько захочешь!» — «Собирать…» — «В моей теплице ты сможешь их собирать! Круглый год, изо дня в день!»
Правитель протянул к ней руки, рванулся вперёд; успев сгрести девушку огромными пухлыми руками. Странные для этих мест сила и гордость проснулись в ней… Она вырвалась, наградив Правителя царапиной, алевшей теперь на щеке обидной отметиной, и с нечленораздельными криками умчалась, скрывшись в одном из черневших неподалеку домов.
Правитель достал телефон. «Да. Да всё со мной нормально. Да. Ты излови тут суку одну и мне приведи. Не, она тебе не понравится. Но потом можешь побаловаться. Где? В пяти кварталах от мэрии раньше пруд был, знаешь? Да… Там ещё сарай, там она и засела… Родители? Да что хочешь, то и делай. Мать? Не думаю, что красивая… Да…» Он не успел договорить. С диким воплем существо, теперь ещё менее похожее на человека, прыгнуло ему на спину и вцепилось в глаза. Грязные пальцы проникли глубоко, и через какое-то время Правитель затих. Тем временем пошёл первый снег, и его кровь смешивалась с тонкими струйками талой воды, огибала пальцы, сведённые истерикой, и капала в сероватое месиво заброшенной дороги. Голос озверевшего существа разносился недалеко, гасимый крупными хлопьями, решившими лечь надолго.
Когда приехала охрана правителя, она так и сидела — воя на трупе, не вынув пальцы из развороченных глазниц. Снег, полностью покрывший её длинные волосы, шёл стеной, быстро укрыв все следы — крови почти не было видно… Только тело почему-то не становилось белым и нелепо серело нарочито недорогим пиджаком среди наступившей наконец зимы. Охрана стреляла практически наугад, прекрасно понимая, что Правителю уже всё равно. Вой стих, и девушка упала усталой ветошью рядом с серой массой былого величия республики. Не важно, что пишут газеты. Охрана стояла — каждый на своём месте, не решаясь подойти и поверить в то, что прогулка Правителя по городу теперь закончена. Снег покрывал тела, дорогу, головы застывших зрителей, словно ставя немую сцену безумного спектакля.
Шёл снег… Да, тогда шёл снег…
Обиталище
Под тёмной сентябрьской водой закопошился холод.
Вопреки недобрым слухам погода улучшилась, и Она всплыла.
Со вздохами и скрежетом распугивая морских чудовищ, поднялась на поверхность — погреться в лучах скупого осеннего солнца. Её обитатели, посмеиваясь на неуклюжих водолазов, не спеша стряхивали водоросли и ракушек. Повыбравшись, расселись на корпусе, подальше от ржавых провалов и трещин. Суровые лица бледнели на фоне Её невозможных конструкций, и даже вечно голодные птицы не смели приблизиться к месту всплытия. Иногда где-нибудь поблизости — прямо над кромкой воды — приподнималось любопытное тулово водной твари. Частенько вздыхали призраки. Но, лишь взглянув наверх, и те, и другие в ужасе уносились обратно в живую солёную толщу, затравленно вздрагивая воспоминаниями.
Она тем временем преспокойно грелась, обдуваемая лёгким морским ветерком, и, раскорячив морду жутковатее прежнего, нежила существ, по-выползавших из Её мутного нутра.
Внутри что-то жило. На страх леденящий, на удивление. Постукивало, позвякивало, а изредка даже грело. И тогда жители пробирались сквозь заросли кустов и донного зверья и, прижавшись своими непрочными телами, тревожно впитывали жаркие крохи.
А теперь добрались и до солнышка…
Оно и радо бы спрятаться, но держат цепкие взгляды обитателей, изголодавшихся в Её антрацитовой тьме. Крючковатые пальцы скребут — прямо по солнечным бликам. Дерут, хохоча, но знают, как короток северный день, как зыбко он бьётся в настенном календаре. Шажок — и его оторвали, скомкали, отдали чертям на съедение. Вместе с ним и кое-кого в придачу… За пропащим уже проступает из пекла, дрожа и ругаясь, новый, такой же недолгий — на птичий поскок, на одну седую дорожку — денёк. Едва опрокинет стакан — и его волокут в те же смурные бредни.
Вокруг посерело.
То ли от страха, то ли при виде подкрадывающейся ночи, один из обитателей — в его глазницах светилось какое-то неуместное буйство — забрался повыше, на ржаво выступающий рваный угол, и стал размахивать невидимым флагом. А другой, давно уже вросший в Её оболочку, от этого впал в тоску. По-своему, неразличимо для людского слуха, он запел:
Но это не помогло — ночь наступала.
Протянувшись по кромке воды, забралась и стала пугать обитателей. Сами сродни теням, они прятались, жались, ютились, из самых последних сил забиваясь в такие углы, где и вода-то плескалась с трудом. И тогда Она, окончательно растревоженная, утомлённая и светом, и мраком, тихо пустилась в путь. Волны вокруг резко залязгали гребешками в предвкушении жертвы. Щупальца ночи, почуяв неладное, заметались по дырам и норам. Но Она продолжала — вниз, вниз и вниз, и волны рвали ночную плоть под шорох скребущихся обитателей. Луна появилась, и уже её блики затрепетали, кочуя по миру. Снова стал свет. Волны доели добычу, а ночь уползла в закрома, в ужасе озираясь на лунное торжество. Обитатели скрылись, и чья-то рука сорвала лепесток.
