Мемнох-дьявол - Райс Энн (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Его глаза расширились при взгляде на меня. Но Он не стал бросать мне вызов. Его молчание тревожило меня. И опять меня поразила мощь выражения Его лица, сияние божества в человеке, что призывало ангела во мне просто замолчать и пасть к Его ногам. Но я не стал это делать!
«Господи, когда я сошел в преисподнюю, – молвил я, – то не знал, вернусь ли когда-нибудь на небеса. Понимаешь? Никто не давал мне обещания, что мне позволят вернуться на небеса, разве не так? Меня учили страдания и мрак, ибо я рисковал тем, что никогда не преодолею их. Разве не видишь?»
Он долго обдумывал мои слова, потом печально покачал головой:
«Мемнох, ну как ты не можешь понять! Когда же человечество ближе всего к Богу, если не в минуты страдания ради любви друг к другу, те минуты, когда один человек умирает во имя жизни другого, когда люди движутся к смерти ради защиты оставшихся позади или защиты той правды о жизни, коей научило их мироздание?»
«Но миру не нужно всего этого, Господи! Нет, нет и нет. Миру не нужны кровь, страдания, войны. Не это учит людей любви! Людей учат теплота и привязанность друг к другу, любовь к детям, любовь в объятиях возлюбленных, способность понимать страдания других людей и желание защитить их, подняться над дикостью, образовав семью ли, клан ли, племя ли, что означает покой и безопасность для всех!»
Надолго воцарилось молчание. А потом Он лукаво рассмеялся.
«Мемнох, ангел мой. То, что ты узнал о жизни, ты узнал на ложе».
Я ответил не сразу. Его комментарий был, разумеется, пропитан презрением и иронией. Потом я заговорил:
«Это правда, Господи. Но страдания людей столь ужасны, несправедливость столь пагубна для их душевного равновесия, что все это может свести на нет усвоенные на ложе уроки, как бы великолепны они ни были!»
«О-о, но когда любовь приходит через страдание, Мемнох, она приобретает силу, которую никогда не придаст ей неискушенность».
«Зачем Ты говоришь так? Я не верю этому! Думаю, Ты не осознаешь всего. Господи, послушай меня. Есть только одна возможность доказать это, как я это понимаю. Одна возможность».
«Если ты хоть на мгновение помышляешь о том, чтобы помешать Моему пастырству и Моей жертве, если полагаешь, что сможешь повернуть вспять поток неудержимых сил, направленных на исполнение этого события, тогда ты более не ангел, а демон!» – молвил Он.
«Я не прошу об этом, – ответил я. – Доведи это дело до конца. Наставляй их, унижай их; пусть Тебя схватят, пытают и казнят на кресте, да – соверши все это. Но соверши как человек!»
«Я и собираюсь».
«Нет, Ты все время будешь помнить, что Ты – Бог. А я говорю: забудь, что Ты Бог! Сокрой Свою божественность во плоти так, как это происходит с Тобой временами. Сокрой ее, Господи, оставив Себе лишь веру в небеса, как если бы она пришла к Тебе через всеохватное и неопровержимое откровение.
И сокрой в этой пустыне правду о том, что Ты Бог. Тогда Ты выстрадаешь все, как выстрадал бы человек. И Ты познаешь саму суть этого страдания. Ты увидишь то, что видят люди, когда рвется и раздирается плоть, когда течет кровь – Твоя собственная. Это отвратительно!»
«Мемнох, люди каждый день гибнут на Голгофе. Важно то, что Сын Божий сознательно умирает на Голгофе в человеческом облике».
«Нет, нет! – вскричал я. – Это катастрофа».
Он вдруг показался мне таким опечаленным, что я подумал, Он сейчас зарыдает из жалости ко мне. Его губы запеклись и потрескались от жары, руки были такими тонкими, что просвечивали вены. У Него был вид самого обыкновенного человека, изнуренного годами тяжелого труда.
«Посмотри на Себя, – сказал я, – голодного, испытывающего жажду, страждущего, изможденного, потерявшегося во мраке жизни, среди недобрых стихийных проявлений природы и мечтающего о триумфе после прощания с этим телом! Какого рода урок может преподнести такое страдание? И кого Ты оставишь с чувством вины за Твою гибель? Что станет со всеми теми простыми смертными, что отвергли Тебя? Нет, пожалуйста, выслушай меня, Отче. Если Ты не откажешься от своей божественности, не делай этого. Измени Свои намерения. Не умирай. И самое главное, не дай Себя убить! Не свисай с дерева подобно лесному божеству из греческих мифов. Пойдем со мной в Иерусалим, и Ты познаешь и женщин, и вино, и песни, и пляски, и рождение младенцев, и всю радость, которую может вместить и выразить человеческое сердце!
Господи, бывают моменты, когда самые суровые мужи держат на руках младенцев, своих детей, – счастье и удовлетворение в такие минуты настолько велико, что нет на свете такого ужаса, что мог бы нарушить испытываемый ими покой! В этом состоит способность человека любить и понимать! Когда человек может достичь гармонии, невзирая ни на что, и мужчины и женщины способны на это, Господи. Пойдем, потанцуем с Твоим народом. Споем с ними. Попируем. Заключи в Свои объятия женщин и мужчин и познай их во плоти!»
«Мне жаль тебя, Мемнох, – молвил Он. – Мне жаль тебя, как жаль смертных, что убьют Меня и затем неправильно истолкуют Мои законы. Но Я думаю о тех, кто до глубины души будет тронут Моими страданиями, кто никогда их не забудет и поймет, какую любовь испытываю Я к смертным – любовь, во имя которой Я позволю Себе умереть среди них еще до открытия врат преисподней. Мне жаль тебя. Тебе, с твоими чувствованиями, будет слишком тяжело нести бремя своей вины».
«Моей вины? Какой вины?»
«Ты – причина всего этого, Мемнох. Именно ты сказал, что Я должен сойти вниз во плоти. Именно ты подталкивал Меня к этому, именно ты бросил Мне вызов, а теперь не в состоянии узреть чудо Моей жертвы.
И когда ты узришь это, когда и вправду узришь, как преображенные страданием души возносятся на небеса, что тогда ты подумаешь о своих ничтожных маленьких открытиях, сделанных в объятиях дщерей человеческих? Что ты станешь думать? Разве не понимаешь? Я искуплю страдание, Мемнох! Я придам ему огромнейшую и всеобъемлющую значимость внутри жизненного цикла! Я доведу его до предела. Я позволю спеть ему его величальную песнь!»
«Нет, нет, нет! – Поднявшись на ноги, я принялся Его уговаривать. – Господи, сделай лишь то, о чем я прошу. Доведи это до конца – да, если должен, построй это чудо на убийстве, сделай так, если таково Твое желание. Но сокрой Свою божественную сущность, с тем чтобы умереть – умереть взаправду, Господи, и чтобы когда они будут загонять гвозди в Твои ладони и ступни, Ты познал, что чувствует человек, и не более того. И тогда, когда Ты вступишь во мрак преисподней, Твоя душа будет человеческой! Пожалуйста, Господи, ну пожалуйста, умоляю Тебя. Во имя всего человечества, умоляю Тебя. Я не умею предсказывать будущее, но никогда оно меня не страшило более, чем теперь».
Мемнох умолк.
Мы стояли одни в песках: Мемнох, смотрящий вдаль, и я, потрясенный, подле него.
– Он ведь не сделал этого, верно? – спросил я. – Мемнох, Бог умер, зная, что Он – Бог. Он умер и воскрес, помня об этом все время. Мир спорит об этом, и судит, и дивится, но Он знал. Когда в Него загоняли гвозди, Он знал, что суть Бог.
– Да, – сказал Мемнох. – Он был человеком, но этот человек ни на секунду не оставался без Божественной силы.
Неожиданно меня что-то отвлекло.
Мемнох был слишком потрясен, чтобы произнести еще какие-то слова.
В окружающем пейзаже что-то изменилось. Я посмотрел в сторону груды камней и осознал, что там сидит фигура – фигура темноглазого человека с загорелой кожей, изнуренного и покрытого песком пустыни; человек этот смотрел на нас. И хотя ни единая частица его плоти не отличалась от человеческой, он явно был Богом.
Я оцепенел.
Еще раньше я потерял все ориентиры. Я не знал пути назад или вперед или того, что лежит слева и справа.
Я оцепенел, но все же не был напуган, а этот человек, этот темноглазый мужчина просто смотрел на нас с ласковым участием на лице и тем же безграничным всепрощением, которое я видел на небесах, когда Он повернулся и взял меня за руки.
Сын Божий.
