Московские Сторожевые - Романовская Лариса (читать книги полные .txt) 📗
Вот это и есть «за что», «почему» и «зачем жить дальше», детка. А не эти твои…
— Ну я же как неживая, понимаете? Зачем жить, если они все равно придут и все отнимут, испортят…
— Детонька, так нельзя.
— А как можно? Мне по одной щеке вмазали, а я другую должна подставить? Так, что ли?
В теологических вопросах Марфа была не сильна, ибо клиентура до них обычно не добиралась. Потому постаралась снова задать наводящие вопросы:
— Да кто ж тебя так, детка? Что тебе сделали?
Сонька перестала всхлипывать, вновь начала вертеть в пальцах дорогостоящую побрякушку, заговорила куда тише и жестче, сортируя эмоции:
— Жизнь они мне испортили. Сперва свадьбу, а потом…
— Мужчины? — благосклонно посочувствовала Марфа.
— Да откуда ж я знаю, мужчины они или кто, я не проверяла! — Соня зашлась в истерическом кашле, потянулась к сигаретной пачке в нагрудном кармашке.
Марфа разрешающе махнула рукой, понимая, что метод Тыка-Данилова опять подвел, показал совсем не ту проблему, на которой девчонка сейчас замкнулась. Не в свадьбе дело… Или в ней, но не в женихе. Да уж, сейчас действительно сложно понять, кто там мужчина — даже среди своих, проверенных столетиями, чего говорить о мирских-то.
— А вы зачем пепел в блюдце стряхиваете? — Анечка прошла по коридору совсем неслышно, хотя вроде была в тапках. Неужели ей мама Ира про «кошачий шаг» объясняла? Так рано же, его до полового созревания не очень рекомендуют; тем более что осанка и походка тоже…
— Анют, ты чего не спишь? — задумчиво отмахнулась Марфа.
А Соня детский вопрос и вовсе проигнорировала, клюнула по сигарете указательным пальцем, обрушив пепел в фарфоровую белизну.
— Я есть хочу. — Анька распахнула холодильник, начала досмотр кастрюлек и пластиковых контейнеров, вытянула огурец и сразу же потащила его мыть. Сейчас разрежет пополам, посолит и сжует вместе с ломтем бородинского. А потом еще зубы будет чистить, так сразу к себе не уйдет. Это минус пять минут примерно. А потом еще столько же на то, чтобы гостью обратно на разговор настроить. Вот ведь все неладно сегодня, а?
Анютка действовала сонно, но ловко, бесшумно. Только нож стучал об доску да тонкие косички мотались вдоль мяконькой пижамной спины. Анечка их теперь не расплетала на ночь, а наоборот, стягивала потуже и смачивала, чтобы наутро вились. Старый способ, абсолютно несовременный вроде бы, зато природный, куда полезнее, чем все эти химические… Марфа за последние шестьдесят лет ни разу ни тушью, ни помадой, ни румянами, ни краской для волос не пользовалась, хотя даже Ирочка ей иногда что-то такое вручала. Не хотелось. Будто вся женственность там осталась…
— Ну нельзя же так по-скотски, вы понимаете? — как-то жалобно отозвалась вдруг Соня. Видимо, по неопытности и бездетности решила, что семилетки ничего в этой жизни не смыслят и при них можно спокойно обсуждать взрослое. Ну по-скотски так по-скотски.
— А зачем вы пьете? Это плохо. — Анютка отвернулась от разделочной доски. Поджала пухлые губы, разглядывая гостьину бутылку, потом цапнула со стола солонку и снова занялась своим огурцом — только косички с радужными резинками полоснули воздух.
— Понимаю, — извиняющимся голосом отозвалась Марфа. — Ань, ты тут долго готовить собираешься? Бери свой огурец и брысь в постель.
— В постели будут крошки, — Анютка отпилила себе горбушку, начала раскладывать на ней длинные огурцовые дольки. Вот ведь… в маму Иру, честное слово. Не характер, а чугун.
— А раз понимаете, то… Сами же говорили, что ошибки исправлять надо, правда? — странно улыбнулась Соня. Будто проснулась сейчас. И глаза заблестели, и движения из сонных стали медово-кошачьими. Будто не-невеста нашла в Марфиных топорных рассуждениях какой-то промах и теперь была готова вытащить его на всеобщее обозрение, покрыть Смотровую-халтурщицу несмываемым позором, поставить на свое место все ведьмовское племя.
Девчонка так и подумала — «ведьмовское племя» и «свое место». Марфа даже решила, что это она сама ослышалась, отвлеклась на Анечкин бубнеж о вреде алкоголя и табака. Потом уже стало не до сомнений. Потому что Анютка как-то по-детски, перепуганно пискнула: «Мама!» — и неуклюже дернулась, выронив на пол любовно собранный бутерброд.
А еще бы не дернуться, если вроде бы сонная, аморфная Соня вдруг приподнялась с места, оттеснив Марфу к стене, взметнула руку с драгоценной цепочкой и накинула ее на Анечкину шею — как удавку.
— Она же задохнется, ты что? — охнула Марфа, насмерть забыв, что детям соприкосновение с камнями вредит куда сильнее, чем взрослым ведьмам. Не в дыхании дело, а в способностях.
— Как задохнется, так и воскреснет… Как этот ваш… который пидор. Тихо-тихо… что ж ты дергаешься-то так, детонька, — передразнила Соня Марфино сюсюканье и потянула за концы ожерелья сильнее, касаясь камнями живой Анечкиной кожи.
— Мамаша, ты поосторожнее! У меня ж тут спирт в бутылке. — Соня кивнула в сторону того самого неопознанного шмурдяка. — А зажигалку ты видишь, правильно?
Марфа открыла рот и тяжело мигнула, обозначая согласие.
— Мамочка, я пить хочу! Очень-очень!
— Детонька, тебе же сказано: ти-хо. По-русски понимаешь или тебе на латыни сказать?
— А ты умеешь?
— Отстань. В общем, мамаш, ты же рыпаться не будешь, правда? Найдешь ту суку, которая мне свадьбу сорвала, я с ней побеседую, а тебя отпущу. И тебя, и детку. Все ясно?
Марфа снова приоткрыла рот. Даже шевельнула языком.
— Ма-ам…
— Ну что ты челюсть-то роняешь? Давай соображай скорее. У тебя же ребенок мучается, не видишь, что ли?
Марфа видела, да. Только это сейчас и могла разглядеть: Анечкины губы, цепляющие воздух так, будто он был чем-то ломким и острым. Марик так тоже глотнул — один раз всего, этого ему хватило, а Аня… Анечка, да. Чужая, сухая, вредная, роднее не бывает, упертая до невозможности, доченька, единственная, смысл жизни и спасение.
— Маам! Мамочка! — Анютка крутнулась, пискнула сдавленно, попыталась вырваться, но осталась на месте — у Сони между коленей. Руки за спиной, а на шее эта гадость — прямо поверх пижамки.
— Что… что сделать нужно? — Марфа была готова рухнуть на колени, но пока не шевелилась, боясь раздразнить противника лишними движениями.
— Ну ты же ведьма? Посмотри на меня, узнай, — усмехнулась бывшая невеста.
— Кто? Да с чего ты взяла, деточка? — как можно убедительнее залепетала Марфа, разбрызгивая вокруг очередные крестные знамения. — Я блаженненькая немножко, это есть, не отнять, но не…
— Мамаш, ну вот кому ты мозги компостируешь, а? — перебила ее Соня. — Я же про тебя знаю больше, чем ты про меня…
— Что? Откуда?
— Ну какая тебе разница? — Соня чуть-чуть потянула за концы цепочки, и Анютка снова сдавленно пискнула.
— Ну чего ж ты хочешь-то от меня, а? Скажи уже наконец, не мучай ребенка…
— Я тебе скажу, а ты меня сейчас в жабу… или в крысу, да?
— В какую крысу?
— А хрен тебя знает, в какую. Если на видео сперва баба есть, а крысы нет, а потом наоборот, то…
— Так не я это была, не я! Чем хочешь тебе покля… ну как тебе доказать?
— Да не надо мне ничего доказывать, мамаш.
— Маа-ам… мама… — Аня выдавала какие-то странные гримасы, как дите перед зеркалом — хотя никогда себе подобного не позволяла, даже в самом младенчестве.
— А что тебе надо? Отпусти Аню, я все тебе сделаю, что хочешь… — Марфа чуть не ляпнула «бесплатно», но осеклась. Потому как нынешняя ситуация — это уже было понятно — явно подходила под «происшествия, зафиксированные во время несения сторожевой службы». О таком придется отписывать в Контору, если вообще не демонстрировать какой-нибудь комиссии. Рядом с этой мыслью встрепенулась еще одна, маленькая, неразборчивая, — о том, что надо бы и вправду отзвонить, позвать на помощь, хоть как-то дать знать о том, что здесь и сейчас происходит. Вот зря она в свое время послушалась маму Иру и не завела себе крылатку: а ведь еще сто лет назад эти блохастые паршивки как миленькие доставляли любую тайную переписку, а теперь… Но мысль, как встрепенулась, так и затихла, словно ее, как и Анечку, начали пережимать золотой удавкой.
