Мемнох-дьявол - Райс Энн (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Я посмотрел налево, на рощицу оливковых деревьев, и увидел за ней фигуру, которую сначала не узнал, но потом понял, что это Мемнох в обличье обыкновенного человека. Он стоял спокойный, с сумрачным и застывшим лицом, глядя на меня. Потом образ его начал расти и шириться, возникли огромные черные крылья, и кривые козлиные ноги, и раздвоенные копыта; и ангельский лик мерцал, словно он был из черного живого гранита. Мемнох, мой Мемнох, которого я знал, снова предстал в обличье демона.
Я воспринял это спокойно и не стал закрывать лицо. Я изучал детали облаченного в мантию торса, видел, как ткань ниспадает на отвратительные, покрытые шерстью ноги. Раздвоенные копыта зарылись в землю, но кисти и предплечья оставались такими же прекрасными, как и прежде. Волосы его были как развевающаяся грива иссиня-черного цвета. И во всем саду он был единственным существом, абсолютно лишенным красок. Во всяком случае, я его видел таким.
– Аргумент прост, – сказал он. – Теперь тебе ведь не составит труда понять его?
Его черные крылья сошлись спереди, охватывая все тело; внизу, близ ступней, нижние их края были отогнуты, чтобы при ходьбе не задевать землю. Он пошел мне навстречу, ужасный, звероподобный монстр с удивительно совершенными торсом и головой, прихрамывающее существо, втиснутое в человеческую концепцию зла.
– А ты прав, – сказал он, медленно и с трудом усаживаясь; крылья его постепенно исчезли, иначе они не позволили бы ему сесть. И вот он уже сидел рядом – козлоногий бог – и в упор глядел на меня: волосы спутаны, но лицо безмятежное, как всегда, не строже, не приятней, не мудрее, не жестче обыкновенного, ибо оно было высечено из черноты вместо мерцающего подобия плоти.
– Понимаешь, – продолжил Мемнох, – Он фактически сделал вот что. Он повторял мне снова и снова: «Мемнох, ничто во вселенной не пропадает втуне, понимаешь?» И Он сошел вниз, страдал, умер и воскрес из мертвых, чтобы освятить человеческое страдание, взлелеять его как необходимое условие смерти; и в смерти Своей явил вдохновение, превосходство души.
Но миф о страждущем и умирающем боге (говорим ли мы о Таммузе из Шумера или Дионисе из Греции – словом, о любом земном божестве, чья смерть легла в основу возрождения мира) – человеческая идея! Идея, выношенная людьми, не представляющими себе мироздание без принесенной ради него жертвы. Умирающий бог, дающий жизнь человеку, – одна из самых ранних идей, возникших в умах тех примитивных существ, которые не могли придумать нечто абсолютное и совершенное. И вот Он привил Себя – Бога Воплощенного – к людским мифам, пытающимся объяснить явления жизни, как если бы они имели определенный смысл, когда, возможно, такового и не имеют.
– Да.
– В чем заключалась Его жертва при сотворении мира? – спросил Мемнох. – Он ведь не Тиамат, убитый Мардуком. Не Озирис, изрубленный на куски! Чем пожертвовал Он, Всемогущий Бог, чтобы создать материальную вселенную? Я не припомню, чтобы от Него что-то было отнято. Верно, что мир произошел от Него, но я не помню, чтобы от Него убавилось, или Его казнили, или изувечили в процессе сотворения материального мира! После сотворения планет и звезд Он оставался все тем же Богом! Если что-то и произошло, так это Его возвеличивание, во всяком случае так представлялось ангелам, когда они пели о новых этапах сотворения Им бытия. Сама природа Его как Создателя разрасталась и ширилась в нашем восприятии, по мере того как эволюция шла по Его пути.
Но когда Он пришел как Бог Воплощенный, то стал имитировать мифы, придуманные людьми для того, чтобы попытаться освятить все страдания, попытаться доказать, что история не кошмар, а исполнена смысла. Он погрузился в созданную человеком религию и вложил в эти образы Свою божественную милость. И Он освятил страдание собственной смертью, тогда как оно не было освящено в Его мироздании, понимаешь?
– То было бескровное сотворение, не требующее жертв, – сказал я. Голос мой прозвучал тускло, но сознание никогда не было более живым, чем в этот момент. – Вот о чем ты говоришь. Но Он и вправду верит, что страдание священно или может быть таковым. Ничто не проходит бесследно. Во всем скрывается смысл.
– Да. Но я считаю, что Он допустил ужасный изъян в Своем космосе – человеческую боль, несчастья, способность переносить невыразимую несправедливость – и нашел для всего этого место, пользуясь самыми низменными суевериями людей.
– Но когда люди умирают – что тогда происходит? Находят ли верящие в Него тот туннель, и свет, и своих любимых?
– Если они жили в мире и процветании, то обычно – да. Они без ненависти и возмущения возносятся прямо на небеса. И так же происходит с некоторыми, кто совсем не верит в Него или Его учение.
– Потому что они тоже исполнены света.
– Да. И это радует Его и расширяет Его небеса, и небеса постоянно пополняются новыми душами со всех концов света.
– Но ад также переполнен душами.
– Ад по сию пору превосходит небеса по размерам, как это ни смешно признать. Есть ли такое место на Его планете, где не было бы насилия, несправедливости, преследования, мучений, войн! Каждый день растет число моих смущенных и озлобленных учеников. Бывают времена таких лишений и ужаса, что к Нему возносится совсем мало мирных душ.
– А Ему до этого нет дела.
– Именно. Он говорит, что страдание чувствующих существ подобно перегною; оно удобряет их души! Он взирает со Своих горних высот на человеческую бойню и видит в этом величие. Он видит, что мужчины и женщины никогда не любят столь сильно, как потеряв возлюбленных; никогда не любят столь сильно, как жертвуя ради других согласно какому-то абстрактному представлению о Нем; никогда не любят столь сильно, как когда армия-завоевательница нападает, чтобы разорить домашний очаг, разобщить народ и насадить на копья тела младенцев.
И чем Он это оправдывает? Природой. Это то, что Он создал. И если измученные и озлобленные души сначала попадают ко мне в руки и претерпевают мое обучение в аду, тем более великими они станут!
– То есть твоя работа становится все тяжелее.
– И да, и нет. Я выигрываю. Но я должен победить на Его условиях. Ад – место страданий. Но давай рассмотрим этот вопрос без спешки. Посмотри, что сделал Он. Когда Он распахнул настежь врата преисподней и спустился во мрак, как бог Таммуз спускался в шумерский ад, души последовали толпой за Ним и увидели Его искупление, увидели раны на Его руках и ногах. И то, что Он должен умереть за них, стало средоточием их смятения, и, разумеется, они устремились с Ним в небесные врата – ибо все, ими выстраданное, вдруг обрело смысл. Но был ли действительно в этом смысл? Можешь ли ты придать священное значение циклу природы, просто погружая в нее свое божественное Я? Достаточно ли этого?
– А как же души, что сжимаются от горечи и отнюдь не расцветают под каблуками топчущих их воинов; как же души, исковерканные немыслимой несправедливостью, впадающие в поношение вечности; а как насчет всего современного мира, озлобленного на Бога, озлобленного в достаточной степени, чтобы проклинать Иисуса Христа и Самого Бога, как это делали Лютер, Дора, как это делал ты, как делали все.
– Люди современного тебе мира, мира конца двадцатого столетия, никогда не переставали верить в Него. Дело в том, что они ненавидят Его, они негодуют на Него; они озлоблены на Него. Они считают... они считают...
– Считают себя превыше Его, – спокойно произнес я, со всей остротой понимая, что сейчас он говорит те же слова, которые я говорил Доре.
– Да, – сказал он. – Да, ты считаешь себя превыше Его.
– И ты тоже.
– Да. Я не могу продемонстрировать населяющим ад Его раны. Это вряд ли убедило бы их, этих жертв, этих скорбящих, негодующих страдалиц, вынесших боль, которую Ему не представить. Я могу лишь сказать им, что это отцы-доминиканцы Его именем заживо сожгли их тела, считая их ведьмами. Или когда их семьи, кланы и деревни истреблялись испанскими солдатами, то это было нормально, потому что на знамени, которое люди несли в Новый Свет, было Его изображение с кровоточащими руками и ступнями. Ты думаешь, это заставит кого-нибудь покинуть ад, чтобы выяснить, почему Он позволил такому случиться? И позволит другим душам вознестись без единой капли боли?
