Ангел-наблюдатель (СИ) - Буря Ирина (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗

Я вдруг понял, что Татьяна наверняка все это слышит.

— А теперь послушай меня, друг любезный, — медленно проговорил я, почти по слогам и наклонившись к самому его лицу. — Нам с матерью обоим Дарина не нравится, и пока она не совершила ничего, чтобы переубедить нас. С друзьями, с близкими не ведут себя так, как она обращается с тобой. И если ты этого не видишь, если тебе нужно на ком-то зло сорвать, заруби себе на носу — мать обижать я тебе не дам. Ты хорошо меня слышишь? Одно слово, один раздраженный взгляд в ее сторону… Я не посмотрю, что ты мне сын — пока я жив, на мою жену никто голос повышать не будет.

— Значит, только тебе любимых защищать можно? — бросил он мне в лицо, раздувая ноздри, и меня передернуло от выбранного им эпитета.

— Защищать нужно тех, кто этого стоит, — процедил я сквозь зубы, и глазом не моргнув при виде его исказившегося лица, и, чуть помолчав для закрепления эффекта, добавил: — Я тебя предупредил.

В тот вечер я впервые заметил у Татьяны седые волосинки. И Игорю крупно повезло, что он то ли слова мои воспринял всерьез, то ли в мысли заглянул внимательно, но больше никаких актов открытой враждебности по отношению к Татьяне не последовало. С ней мне тоже, конечно, поговорить пришлось — внушительно — и после этого в доме у нас установилась атмосфера дипломатических встреч времен холодной войны. Все вежливо раскланиваются, приветливо улыбаются — и насмерть стоят на своем.

Даже верные союзники, вроде нас с Татьяной. Она постоянно вздыхала, что у Игоря переходный возраст, когда он сам не понимает, чего хочет от жизни, и пытается как-то определиться в ней, и наша задача — участливо и тепло поддержать его. Я отвечал ей, что у Игоря не переходный возраст, а переломный момент освобождения от наркотического воздействия Дарины. Татьяна морщилась и говорила, что ей не нравится слово «переломный». Я замечал, что все зависит от того, к чему оно относится. «Вот-вот», — неизменно оставляла за собой последнее слово она.

Но, в целом, жизнь наша начала постепенно входить в некую более-менее приемлемую колею. И мне уже показалось, что в конце этого мрачного тоннеля забрезжил некий проблеск света. Но когда до него было уже как будто рукой подать, туннель этот круто ушел вниз, в еще более беспросветные глубины.

Дарина, по всей видимости, не ожидала, что Игорь окажется не окончательно сломленным, что у него хватит сил и воли не раболепствовать перед ней, униженно выпрашивая хоть какие-то знаки ее внимания. И на майские, на Светин день рождения, она решила окончательно утвердить свою власть над ним. Она вдруг снова превратилась в сплошную благожелательность и приветливость, рассыпая направо и налево милейшие улыбки и оживленно посверкивая своими удавьими глазами. Когда же она повелительно повела рукой в сторону двора, и Игорь последовал туда за ней, не сводя с нее завороженного взгляда, я в отчаянии оглянулся по сторонам — в поисках наилучшего объекта приложения рвущего меня на части бешенства. На глаза мне попался недовольно хмурящийся Тоша. Отлично! Я резко кивнул ему в сторону выхода с веранды.

— Что ей опять от него нужно? — с трудом выдавил я из себя, круто разворачиваясь к нему лицом в каких-то двух-трех шагах от ступенек — отойти дальше я оказался не в состоянии.

— Честное слово, не знаю, — отчаянно замотал он головой, натянув на физиономию озадаченную мину.

— Значит, так, — глубоко вдохнув, продолжил я. — Либо ты ей скажешь, чтобы она больше к нему не приставала, либо…

— Да ты пойми! — затараторил он, нервно подергивая плечами. — Мы с Максом наизнанку вывернулись, чтобы сбить ее с настоящего следа. Может, ей эти поиски уже надоели… И она решила к нормальной жизни вернуться… Так пусть ребята ее окончательно отвлекут! У Игоря же это всегда лучше всех получалось…

— Ах, вот оно что! — медленно проговорил я, из предосторожности отступая от него на шаг. — Опять, значит, мы вам понадобились? В том, что у нас лучше получается? И исключительно тогда, когда у вас самих ничего не вышло?

— Что это у нас не вышло, хотел бы я знать? — хватило у него наглости завитушки свои дыбом поднять. — Ты вообще хоть знаешь, о чем говоришь? Ты хоть раз поинтересовался, что у нас происходит? Тебе главное было Игоря от этого изолировать?

— Нет. — Ярость во мне сменилась презрительным сочувствием к его ослеплению. — Мне главное было, что он начал потихоньку прозревать, успокаиваться, свою собственную жизнь строить. Если он после сегодняшнего опять сорвется… Больше ты меня не остановишь — я ей втолкую, чтобы на пушечный выстрел к нему не приближалась.

— Тебе бы кто втолковал да глаза раскрыл, — буркнул он мне вслед, когда я, обойдя его, направился назад на веранду.

Я до сих пор не знаю, что послужило причиной последующих событий. Возможно, дети заметили нашу с Тошей перепалку, о чем в тот момент мне даже в голову не пришло подумать. Или Тоша решил, как всегда, впереди меня выпрыгнуть и донес-таки до Дарины недопустимость протаскивания людей за шиворот по эмоциональным американским горкам. Или сама Дарина, удостоверившись в неизменной подвластности Игоря ее чарам, тут же вновь потеряла к нему всякий интерес. Я лично склоняюсь к последнему.

Но, как бы там ни было, в первый же после майских рабочий день Игорь сел после школы в машину, отрешенно глядя прямо перед собой ничего не видящими глазами и даже забыв включить свою канонаду в плейере. И в мыслях его я отчетливо увидел, как Дарина не просто, как раньше, избегает его на переменах, но даже на уроках сидит в другом конце класса. Как ни странно, никакого особого облегчения я не испытал — наоборот, на память почему-то пришло замечание Татьяны о «переломном моменте». Представив себе повторную ломку Игоря, я понял, что нужно срочно предупредить ее, набраться терпения и стойкости и начинать считать оставшиеся до летних каникул дни. Три месяца без ежедневного искушения не могут не излечить его окончательно.

Но через два дня, подъехав вечером к центру детского развития, я увидел там одну Аленку. Которая растерянно сказала мне, что Игорь уехал домой сам. Деваться мне было некуда — доставив ее к офису с рекордной скоростью, я забрал оттуда Татьяну и всю дорогу домой успокаивал ее, напоминая ей об уже многолетнем общении Игоря с городским транспортом и составляя в уме список вопросов к нему. На которые он мне ответит, если не захочет, чтобы наушники ему намертво в уши впечатались.

Он пришел домой, когда нетронутый ужин уже остыл.

— Где ты был? — Я оказался в прихожей, как только раздался звук ключа в замке. Татьяна, к моему несказанному удивлению, замерла где-то чуть позади моего плеча, не произнося ни слова и лишь пристально глядя на Игоря широко раскрытыми глазами.

— Гулял, — ответил он, глядя куда-то сквозь меня.

— Где ты был? — повторил я погромче, чтобы до него дошел смысл моего вопроса.

— Я сказал — гулял! — словно очнувшись, рявкнул вдруг он.

— Ты мне орать еще будешь? — невольно повысил голос и я.

— А что, только тебе можно? — побагровев, зашелся в сиплом крике он. — Только вам все можно? Вы — самые умные, да? Вы лучше всех знаете, кому что нужно? Всем нужно — можно только вам! Вы за всех все решите — кому как жить, куда ходить, с кем дружить? И все должны только так и делать, да? Может, нужно у вас спросить, как дышать? Вы — боги, да?

Я услышал, как Татьяна тихонько охнула у меня за плечом, и нервно окинул мысленным взором прихожую — слава Богу, наблюдатель, похоже, с предыдущим доносом у нас наверху замешкался.

— А тебе не приходит в голову, что мы просто волновались? — решил я как можно быстрее направить мысли Игоря подальше от опасных вопросов. — Что нам совершенно не безразлично, что с тобой может случиться?

Игорь вдруг весь сжался, окинув нас отчужденно холодным взглядом.

— Я не хочу с вами разговаривать, — отчетливо произнес он, повернулся и медленно пошел к себе в комнату.

Оставшиеся до лета и лихорадочно отсчитываемые мной дни мы провели в обстановке холодной войны, к которой добавилась гонка вооружений. Игорь категорически отказался возвращаться из школы домой со мной в машине — о чем он, правда, неизменно предупреждал меня каждое утро. Я хотел было позвонить Тоше, чтобы он сам, как хочет, Аленку забирал, но дурацкая сознательность не позволила. В конце концов, ребенок-то ни в чем не виноват, а мне все равно нужно было за Татьяной ехать. И потом, до лета оставались воистину считанные дни.