Незавершенный роман студентки - Дилов Любен (книги бесплатно .TXT) 📗

– Это эорема [11]? – спросила она, отпив глоток и ставя чашу на мраморную скамью.

– И эта фифа туда же, – обронил старик, снова назвав ее каким-то неприличным словом. – Вы и в механизмах, что ли, стали разбираться?

Циана решила не реагировать. Склонилась над папирусом и ткнула в него своим изящным пальчиком, сказав при этом:

– Если поставите сюда и сюда по одному полиспасту [12], эорему могут обслуживать два человека.

– Если что поставим? – вытаращился старик, двое остальных уставились на ее пальчик.

– Полиспаст. Это вроде катушки, только надо ставить две или три одну на другую и пропустить через них веревку, связав крестообразно. Тягловая сила сразу многократно… увеличиться по формуле…

– Постой, постой! – остановил ее старик. – Ну-ка нарисуй то, о чем говоришь. Ты к тому же и формулы знаешь? Уж не сама ли богиня мудрости перед нами?

Старик подал ей восковую доску и грифель.

– Вы только сейчас, что ли, изобретаете эорему? – удивилась Циана, осторожно рисуя самый обычный полиспаст. Готовясь к этому путешествию, она изучила всю имевшуюся у эллинов технику. И выходило, согласно данным исторического компьютера, что это театральная машина была создана гораздо раньше.

Третий мужчина, до сих пор молча смотревший на Циану с откровенной похотью, сказал:

– Надо усовершенствовать ее.

– На днях в одной из его пьес, – указывая пальцем на говорившего, засмеялся, тряся своим пузцом Пракситель, – бог, спускавшийся на эореме с небес, чтобы спасти одного из героев пьесы, свалился на него, и публика в этот раз смеялась так, как не смеялась никогда на комедиях Аристофана.

– Значит, ты пишешь пьесы? – пренебрежительно произнесла Циана, так как поняла, что выиграла в этом поединке. И добавила, когда Пракситель назвал имя писателя. – Нет, я о тебе ничего не слышала.

Пракситель решил похвастаться вторым своим приятелем. Оказалось, старец – обессмертивший в веках свое имя философ и чертежник, но Циана и на этот раз обронила небрежно: «А-а», желая отомстить таким образом и ему тоже. Философ зажал свою бороду в кулак и стал дергать ее, приговаривая:

– О, боги, какие гетеры! Я слышал, что есть такие – красивые и умные!… Но откуда ты знаешь, как называется сей механизм?

Циана умышленно не стала повторять слово «полиспаст». Ей было строжайше запрещено вмешиваться в жизнь и развитие древних. Но иного способа вызвать расположение древних и стать с ними на равных у нее не было.

– Как это не было умных гетер? – взорвалась Циана. – А Аспазия, а твоя Фрина? – напомнила она Праксителю, который тоже оценил гениальную простоту и эффективность полиспаста и молча поднес Циане свою чашу, спрашивая при этом:

– Какая Фрина?

– Что была твоей натурщицей.

– Все мои натурщицы здесь, – постучал себя по лбу пальцем Пракситель. – Если уж ты такая ученая, то должна знать, что идеи о подлинной красоте находятся в ином месте. Лично я беру их прямо оттуда, не брать же у какой-то…

– Эй, – топнула ногой Циана, – я запрещаю употреблять в моем присутствии оскорбительные для женщин слова! А ты, дорогой мой ваятель, пожалуйста, не говори при мне всей этой чепухи – царство идей и так далее! Полагаю, дедушка Платон не рассердится на тебя за то, что ты работаешь с натуры. Скажи, как можно вылепить такую ногу, если не видел ее никогда? – приподняв хитон выше колена, воскликнула она.

Такой изящной ножки, положительно, не было в царстве идей Платона, если в нем вообще существовала идея о женских ножках. Троица продолжала смотреть на Циану и после того, как она спрятала ногу под пурпурной полой хитона. Первым пришел в себя Пракситель.

– Выходит, ты не признаешь Платона? – спросил он. – Прости меня, но сначала я подумал, что тебя подослал Костакис. Он только и знает, что подсылать к нам разных шпионок. Платон, любимец стражников.

– Наверняка благодаря своему трактату о государстве, – сказала Циана. – Но кто расскажет мне о Фрине?

– Я сказал уже, что не знаю никакой Фрины. Кто она такая?

– Гетера. Самая почитаемая, самая красивая, – сбивчиво стала объяснять Циана, обеспокоенная тем, что, возможно, в истории снова произошла какая-то путаница.

– Видишь ли, дочь Зевса, – захихикал рассеянно старец, продолжая изучать проект механизма, предложенного Цианой. – Если бы такая была, я первый должен был знать о ней!

Циана разозлилась на старика. Имя его жило в веках, а он вел себя, как какой-то климактеритик.

– А ты не боишься называть меня так, как принято было обращаться только к самой премудрой Афине Палладе?

– А кого мне бояться?

– Костакиса, например, – наугад назвала Циана имя, упомянутое недавно Праксителем.

– Вот его боюсь, – засмеялся старик. – Можешь так и передать ему, что я его боюсь.

Щеки Цианы вспыхнули, она стала еще красивее. Циана не знала, что даже разбавленное, вино вливалось огнем в ее непривыкший к алкоголю организм.

– Обидно, за Элладу обидно, – сказала Циана, – что такие люди, как вы, боитесь какого-то стражника.

– Умница серноногая, – протянул старик, – я не помню, чтобы какой-либо конфликт между меченосцами и мыслителями заканчивался в пользу последних.

Автор трагедий, который все это время молча наливался вином, то и дело наполняя бронзовые бокалы, вдруг схватил Циану за талию и, еле ворочая языком, произнес:

– Ты действительно гетера?

Вопрос застал Циану врасплох, она была уверена, что и ее одежда, и поведение соответствуют времени эллинов, кроме того, она надеялась произвести на них впечатление своими знаниями. Она знала, что во времена Праксителя гетер уважали и относились к ним как равноправным подругам. Поэтому растерялась, когда жаркие мужские руки сомкнулись обручем на талии.

– Экзамен держала? – задышал ей в лицо винными парами писатель.

– Какой экзамен? – осторожно спросила Циана, пытаясь высвободиться из его рук.

– Если не знаешь, что за экзамен, значит не держала, – шумно возликовал он. – Когда рабыня хочет стать свободной женщиной, гетерой, экзаменуясь, она должна удовлетворить троих мужчин одновременно, и если они останутся довольными…

– Я никогда не была рабыней!

– Оставь ее в покое! – приказал писателю Пракситель, отлепляя свои уста от бронзовой чаши, однако в глазах его искрилось любопытство.

Увлекшийся чертежом старик вообще не обращал на них внимания. И в это время пьяный писатель попытался развязать хитон Цианы.

– Сейчас, милочка, мы проведем экзамен! – пригрозил он, и в следующее мгновение тихо выдавил из себя «ах» и свалился, как мешок, вытянувшись на траве в двух метрах от беседки. (Циана специально сбросила его туда, чтобы не ушибся.)

Старик и Пракситель наблюдали за ней с видом наивных простолюдинов, смотрящих в театре, как нисходит с небес бог, хотя и знают, что этот бог спустился на эореме. Изумление троицы можно было понять: классическая борьба, входившая в их олимпийское пятиборье, совершенно не была похожа на дзюдо двадцать четвертого века.

– Давайте уважать друг друга! – предложила троице Циана, эта невероятная гетера, швырнувшая одного из них, громадного детину, с такой легкостью.

– Богиня… – начал испуганно старый ученый.

– Послушайте, милые мои друзья, – кокетливо поправляя свой хитон, сказала Циана. – Я – простая смертная, которая уважает вас, и не желает ничего иного, кроме того, чтобы вы тоже считались с ней. – Циана направилась к писателю, помогла ему подняться и, глядя в его увеличившиеся от суеверного ужаса глаза, сказала: – Только на таких условиях мы можем стать друзьями… А теперь налейте мне вина, но только в отдельную чашу! Эй, ты, – обратилась она к писателю, – сбегай принеси мне чашу!

– Раб! – хлопнул в ладоши Пракситель.

– Не раб, а вот он принесет мне. Во искупление своей вины.

Усердствуя, автор трагедий чуть не свалил с ног появившегося раба. Скульптор и философ тоже смотрели на Циану со страхом и уважением.