Тетралогия Будущего - Хайнлайн Роберт Энсон (лучшие бесплатные книги txt) 📗

— Дайте-ка мне номер Комиссара Бутройда. Я сам позвоню ему. — На этот раз я вложил в свой тон некоторое количество льда. Мое лицо и интонация соответствовали манерам занятого и важного человека, который долго пытался быть демократичным, но его уже стала раздражать мелочная бюрократическая придирчивость нижестоящих.

Это решило дело. Привратник сказал:

— Все в порядке, мистер Бонфорт. Прямо беда с этими правилами.

— Мне ли этого не знать! Благодарю вас, — и я пошел к турникету.

— Мистер Бонфорт! Постойте! Взгляните сюда! — Я оглянулся.

Эти проклятые крючкотворы служащие задержали нас как раз настолько, чтобы пресса смогла накинуться на меня. Один из репортеров уже опустился на колено, нацеливая на меня камеру стереосъемки.

Он оторвал от камеры взгляд и заорал:

— Возьмите жезл так, чтобы все его видели! — Несколько других, держа в руках всевозможные орудия своего ремесла, окружили нас. Один забрался на крышу «роллса».

Кто-то чуть ли не в рот пихал мне микрофон, кто-то наставлял на меня похожий на обрез микрофон направленного действия.

Я разозлился, как красавица, увидевшая в светской хронике свое имя напечатанным мелким шрифтом, но потом вспомнил, кто я такой. Улыбнулся и замедлил шаги. Бонфорт всегда учитывал, что движение передается на экране в ускоренном темпе. Мне следовало помнить об этом.

— Мистер Бонфорт, почему вы отказались от пресс-конференции?

— Мистер Бонфорт, известно, что вы намеревались потребовать от Великой Ассамблеи даровать марсианам полное Имперское гражданство. Прокомментируйте это!

— Мистер Бонфорт, когда вы намерены поставить вопрос о вотуме доверия правительству?

Я поднял руку, в которой держал боевой жезл, и усмехнулся.

— В очередь, пожалуйста! Так какой же вопрос был первым?

Все, конечно, опять заорали хором. Пока они там разбирались с вопросом о первенстве, подоспел Билл Корпсмен.

— Имейте совесть, друзья! У шефа был очень тяжелый день! Я отвечу на все ваши вопросы.

Тут я поднял руку.

— У меня найдется минута-другая, Билл. Джентльмены, я сейчас отбываю, но постараюсь ответить на самое главное из того, что вы спрашивали. Насколько мне известно, нынешнее правительство не планирует пересмотр отношений Марса с Империей. Поскольку я не имею никакого официального положения, мое мнение тут вряд ли имеет вес. Рекомендую задать этот вопрос мистеру Кироге. Что же касается того, когда оппозиция поставит вопрос о доверии, я могу только сказать, что мы не намерены этого делать, пока не будем уверены в победе. Это вы знаете не хуже меня, не правда ли?

— Немного же вы нам открываете! — выкрикнул кто-то.

— А я и не намеревался говорить вам много, — парировал я, смягчая слова улыбкой. — Задайте мне вопрос, на который я имею право ответить, и я на него отвечу исчерпывающе. Спросите меня, например, что-нибудь вроде «А-перестали-ли-вы-бить-свою-жену» и тут же получите соответствующий ответ. — Тут я слегка заколебался, вспомнив, что Бонфорт славится своей откровенностью и честностью, особенно в отношениях с прессой. — Но я не собираюсь водить вас за нос. Вы все знаете, зачем я прибыл сюда. Давайте поговорим об этом… И если хотите, можете цитировать все, что я скажу. Я покопался в памяти и выудил оттуда подходящий отрывок из речей Бонфорта, которые изучал. — Истинное значение того, что произошло сегодня, состоит не в том, что это величайшая честь когда-либо оказанная человеку (при этом я помахал боевым жезлом), а в том, что это доказывает возможность перебросить мост между двумя великими народами, мост через разделяющую их пропасть отчуждения. Наша раса прорвалась к звездам. Мы скоро узнаем, нет — мы уже знаем, что пока мы в меньшинстве. Если мы хотим, чтобы наше продвижение к звездам было успешным, мы должны быть честны, скромны и чисты сердцем. Мне приходилось слышать, что наши соседи-марсиане хотели бы добиться превосходства над нами и на Земле, если бы им представилась такая возможность. Это чушь — Земля не годится для марсиан. Так будем же защищать то, что принадлежит нам по праву и не станем, действуя под влиянием страха или ненависти, впадать в соблазн неразумных и скороспелых деяний. Звезды не могут быть завоеваны людьми с мелкими страстишками, для этого надо быть великими, как велик сам Космос.

Один из репортеров поднял бровь:

— Мистер Бонфорт, сдается мне, я уже слышал эти слова в речи, произнесенной в прошлом феврале?

— А вы услышите от меня то же самое и в следующем апреле. А так же в следующем январе, в следующем марте и во все прочие месяцы. Истины следует повторять как можно чаще. — Я оглянулся на привратника и добавил: — Боюсь, у меня больше нет ни минуты, иначе я задержу вылет.

Я повернулся и пошел через турникет, сопровождаемый верной Пенни. Мы втиснулись в маленький, покрытый свинцовой броней автомобиль, и дверь с громким стуком закрылась за нами. Машина была с автоматическим управлением, так что мне не пришлось брать на себя роль водителя. Я опустился на сиденье и наконец расслабился.

— Вы справились с этим просто замечательно, — серьезно сказала Пенни.

— Но я здорово испугался, когда тот парень поймал меня на повторении старой речи.

— Ничего, вы прекрасно вывернулись. Это было вдохновение в самом прямом смысле этого слова. Вы… вы… вы говорили совсем так, как сказал бы он.

— Там не было никого, кого я должен был бы называть по имени?

— Пожалуй, не было. Впрочем, если даже и были два-три человека, то они вряд ли могли ожидать к себе внимания с вашей стороны в такой суматохе.

— Да, попал я в положение! И еще этот копуша привратник со своими паспортами! Пенни, мне кажется, они должны храниться у вас, а не у Дака.

— А он их и не хранит. Мы всегда носим их при себе. Она порылась в сумочке и достала оттуда маленькую книжечку. — Вот мой, но я не посмела предъявить его.

— Почему?

— Его паспорт был при нем, когда его похитили. Мы тогда не решились подать заявление о выдаче дубликата — это было слишком опасно.

Внезапно я ощутил смертельную слабость.

Не получив инструкций ни от Дака, ни от Роджа, я продолжал разыгрывать роль Бонфорта и на борту шаттла, и на борту «Тома Пейна». Это было легко. Я просто прямиком направился в каюту хозяина и провел бесконечные омерзительнейшие часы в невесомости, грызя ногти и гадая, что же происходит сейчас там — внизу, на поверхности Марса. С помощью пилюль от космической болезни мне в конце концов удалось уснуть тревожным сном, но это была ошибка, так как снились мне кошмары, в которых я появлялся без штанов, репортеры тыкали в меня пальцами, полисмены хватали за руки, марсиане целились из своих жезлов. И все они знали, что я подделка, и все спорили меж собой, претендуя на право расчленить меня и спустить куски в канализацию.

Разбудил меня рев сирены, возвещавший о конце невесомости.

Мощный баритон Дака отдавался в ушах:

— Первое и последнее предупреждение! Одна треть земной силы тяжести! Через минуту!

Я поспешил перевалиться через борт своей антиперегрузочной койки и замер. Когда появилась сила тяжести, я почувствовал себя куда как лучше. Одна треть g — не так уж много, почти как на Марсе, но вполне достаточно, чтобы желудок встал на место, а пол повел бы себя как пол, а не иначе.

Пятью минутами позже, когда я встал и пошел к двери, в нее постучали — и сразу же вошел Дак.

— Привет, Шеф!

— Привет, Дак! Рад снова видеть вас на борту.

— Не больше, чем я рад здесь оказаться, — ответил он устало. Потом бросил взгляд на мою койку. — Ничего, если я прилягу?

— Будьте как дома.

Он так и сделал, а потом тяжело вздохнул:

— Черт, я просто разваливаюсь от усталости. Мог бы спать без просыпа эдак с недельку… Уверен, смог бы…

— Я бы тоже не отказался. А… его вам удалось доставить на борт? Это была та еще работенка.

— Ну еще бы… И все же наверняка ее было легче проделать тут — в таком небольшом порту. Вряд ли здесь потребовались такие хитрости, какие вам пришлось применить в Джефферсоне.