Незавершенный роман студентки - Дилов Любен (книги бесплатно .TXT) 📗

– Если я тебе нравлюсь, если я тебе тоже нравлюсь…

– Петром зови меня, Петей! – подсказал он и задышал учащенно. – Так что, говоришь, если ты мне нравишься?

– Ты ведь никому ничего не расскажешь? – спросила она, прижавшись к его плечу.

Петра прямо-таки пот прошиб, градом покатившийся меж лопаток.

– Да я холостой. То бишь, хочу сказать, время самое оно… И если мы понравились друг другу, почему бы не сказать родителям?

– Нет, нет! – отрицательно покачала головой красавица, звеня пендарами. – Об этом не должна знать ни одна душа!

– Ну, если ты так хочешь… – вздохнул Петр, подумав, что это настоящее мучение: попалась такая красавица, а ты не моги никому похвалиться! И чтобы как-то утешить себя, обнял ее одной рукой за талию, а вторую положил на грудь – якобы любуясь пендарами. – Ну ты и вырядилась! Когда-то так наряжались невесты! Эх, если бы эти пендары были к тому же и золотыми.

– Золотые, – твердо произнесла она. Он же испугался: три ряда махмудий [2]. Отдельно ряд мелких монет надо лбом и еще в косичнике [3].

– Зачем ты навешала на себя столько золота? Кто-нибудь возьмет да задушит тебя из-за него!

– У вас что, много разбойников? – испугалась она.

Он засмеялся и, чтобы успокоить красавицу, обнял ее покрепче и сказал:

– Разбойников сколько хочешь, но ты не бойся! Раз ты со мной, все будет нормально…

– Ты будешь охранять меня, да, Петя? Пожалуйста, хорошо охраняй меня! Ведь я почти не знаю вашей жизни.

Он готов был уже сейчас вступить за нее в бой с кем угодно. Такая девушка попалась, к тому же с тремя рядами золотых махмудий на шее!

«Господи боже мой!» – мысленно взмолился он, хотя и не верил в бога.

– Ты так и не сказала мне, откуда ты?

– Из Болгарии. Но из другой Болгарии, совсем другой. Только поклянись, Петя, что никому ничего не скажешь. Перекрестись.

– Зачем креститься, я же не верующий? А потом, я дал слово.

Она озадаченно посмотрела на него и спросила:

– Ты еретик?

– Нет, комсомолец.

Ему показалось, что красавица не поняла его, так как стала смущенно ощупывать свою пряжку на поясе. Какое-то время она молчала, потом произнесла:

– А теперь, Петя, слушай! Я действительно болгарка. Только из иного мира. Того, что находится далеко отсюда, в будущем. Я из двадцать четвертого века. Прибыла сюда на специальной машине… Ты знаешь, что такое машина?

– За кого ты меня принимаешь?! – задело его за живое.

– Эту машину никто не должен видеть. Ты понимаешь, да? Иначе ее объявят изобретением дьявола. Поэтому мы должны ее немедленно спрятать!

Она вдруг вскочила и повела его за собой через кусты в глубь леса. Ветви кустарника силились приподнять полы ее сукмана [4], но они были тяжелы и неподъемны из-за многочисленных галунов и вышивок. Всего лишь однажды мелькнул соблазнительно пестрый чулок и оголилась сводящая с ума белая подколенная складочка. «Дай-то бог, чтобы это не было какой-нибудь антигосударственной акцией, – думал про себя Петр, идя следом за иностранкой. – Красавица, кажись, доступная вообще-то, а если к тому же оказать ей услугу, ей вовсе некуда будет деваться».

Вышли на полянку, находившуюся неподалеку от стоянки Петра, которая была знакома ему. Прямо по центру полянки возвышалась чудная машина. Она была блестящая, как скороварка, в которой фасоль варится куда как быстрее, чем в обычной кастрюле, да и по форме тоже напоминала скороварку. Или, скорее, громадное джезве.

– Что это? – спросил Петр.

– Машина для путешествия во времени. Я на ней прибыла сюда и только на ней могу возвратиться обратно.

Петр стал соображать, куда бы спрятать эту диковинную штуку. В летний передвижной загон, которым он располагал, постоянно таскался разный люд: жены пастухов, бригадиры, шоферня… Закопать ее, так замучаешься закапывать…

– Что ты думаешь по этому поводу? – подтолкнула его красавица, видимо засомневавшись в том, что он вообще способен думать.

– Пока обложу ее сеном, потом видно будет. А тебе не мешало бы переодеться во что-нибудь другое, так уже никто не ходит.

Она тотчас же нажала на что-то, и в металлической стене машины образовалось круглое отверстие – нечто среднее между дверью и окном. Красавица подпрыгнула, забралась вовнутрь джезве и через минуту-другую выскочила обратно, держа в руках заношенный, без каких-либо украшений сукман. Петр возмутился:

– Ты что думаешь, если село, так любая тряпка сойдет?. – Однако отразившееся в ее глазах непонимание было таким искренним и неподдельным, что Петр растрогался и простил: – Ладно, одень пока. Я потом раздобуду тебе какое-нибудь платье.

И она тотчас же стала переодеваться при нем, словно они были давними супругами. Ему стало неловко, и он отвернулся, но, естественно, время от времени поглядывал в ее сторону через плечо. Петр Чабан на самом деле был неверующим, но в данный момент повторял про себя, как творящий молитву: «Боже, какую красоту ты мне ниспослал, боже!» И невольно испугался, как бы кто не отобрал у него красавицу. А испугавшись, разозлился и сказал:

– А ну-ка спрячь все это золото и безделушки! (Иностранка и на поношенный сукман напялила дорогой пояс с громадными пряжками и пендари.

– Мне без них нельзя. Это не просто украшения, в них вмонтированы специальные аппараты, благодаря которым я изучаю нашу действительность.

– Да пойми ты, ни одна женщина уже так не одевается!

– Значит, наши историки все перепутали? – опустив бессильно руки, едва не заплакала она.

И Петр снова уступил:

– Ладно, принесу тебе какой-нибудь плащ, спрячешь безделушки под мим. Нет, плащ среди лета не годится. Надо будет поискать какой-нибудь фартук.

– Петя, только я прошу тебя побыстрей давай, а то кто-нибудь придет и увидит! – забеспокоилась вдруг красавица.

Он приказал ей спрятаться в кустах, а сам бросился к кошарам. Запряг в телегу осла, нагрузил ее сеном и быстро погнал осла на поляну. Однако одной телеги сена оказалось явно недостаточно, пришлось привезти еще шесть, пока машину не удалось наконец замаскировать под настоящую копну. Он подоткнул копну палками с нескольких сторон и, запыхавшись от спешки, стал любоваться творением рук своих. Такую красивую копну не каждый сложит, тем более за то мизерное время, что было у него в распоряжении. Иностранка восхищенно всплеснула руками – как артистка по телевизору, – вытащила из-за пазухи ажурный платок (из тех, что продают иностранцам в сувенирных магазинах) и осторожно вытерла у него пот со лба.

– Боже, какой ты мастер! – воскликнула она снова, и Петр окончательно запутался, что за человек эта красавица: то она говорит, что прибыла из далекого будущего, а сама восклицает «боже» и разбирается в копнах, то не знает, что такое собака и как она выглядит.

Однако одолевавшие его сомнения были сущим пустяком по сравнению с тем счастьем и блаженством, что выпали на его долю. Сомнения и тревога отодвигались куда-то по мере того, как он сначала вернул на место телегу, заметая следы своей воровской деятельности, а потом направился домой привести себя в порядок. Он побрился, вымылся по пояс, сложил в большую сумку все самое лучшее, что нашел в доме: свежую брынзу, суджуки [5], пачку лукума с орехами. Прихватил кувшин с кислым молоком. Набросил на плечи домотканый половик и одеяло и направился на поляну.

– Понимаешь, эту ночь мы должны провести здесь, – сказал Петр красавице сразу по возвращении. При этом он смотрел в сторону леса, пряча от красавицы глаза, потому что абсолютно не умел притворяться. – Могут прийти пастухи, а ты в такой одежде…

Это была своего рода проверка, Петр приготовился ко всему и к отказу тоже. Однако Циана, совсем как ребенок, снова пришла в восторг:

– Чудесно! Я никогда не спала на воздухе!