О скитаньях вечных и о Земле (сборник) - Брэдбери Рэй Дуглас (библиотека книг txt) 📗
— Показав, что ее нет. Христос заполнит любой сосуд, который мы предложим. Тела или шары —он везде, и каждый почитает его под разным обличьем. Больше того, мы должны верить в тот шар, что даем марсианам. Мы должны верить в шар, бессмысленный для нас видом. Эта сфера станет для нас Христом. Нам нельзя забыть: для Марсиан и мы, и облик земного Христа будут смешны и бессмысленны, как расточительство плоти.
Отец Перегрин отложил мел.
— Теперь отправимся же в холмы и построим наш храм.
Святые отцы принялись собираться.
Церковь была не зданием, но расчищенной от камней, выровненной площадкой на вершине холма. Там возвели алтарь, и брат Маттиас установил на нем созданный им пламенеющий шар. ^
После шести дней трудов «церковь» была; готова.,
— А что мы будем делать с этим? — Отец Стоун постучал по привезенному с земли железному колоколу.— Что им колокола?
— Я полагаю, что принес его ради собственного успокоения,— признался отец Перегрин.— Нам нужно что-то знакомое. Эта церковь не слишком похожа на храм. Мы здесь чувствуем себя немного нелепо —даже я. Непривычно обращать в истинную веру создания иного мира. Порой я кажусь себе клоуном. Й тогда я молю Господа дать мне сил.
— Многие отцы невеселы. Кое-кто смеется над всей затеей, отец Перегрин.
— Я знаю. Вот для них и установим колокол в башенке.
— А орган?
— Сыграем на нем на первой службе, завтра.
— Но марсиане...
— Знаю. Но вновь — для нашего душевного спокойствия — пусть и музыка будет нашей. Их гимны мы откроем потом.
Воскресным утром они встали очень рано; бледными призраками двигались они в ледяном холоде, звеня колокольчиками осевшего на одеждах инея, стряхивая струйки серебряной воды.
— Интересно, а воскресенье ли сегодня на Марсе? — задумчиво пробормотал отец Перегрин, но, заметив гримасу отца Стоуна, заторопился: — Может быть, вторник или четверг — кто знает? Неважно. Глупости. Для нас сегодня воскресенье. Пойдем.
Дрожа, посиневшие отцы вышли на просторную площадку «церкви» и преклонили колена.
Отец Перегрин произнес короткую молитву и возложил холодные пальцы на клавиши органа. Музыка взлетела, как стая прекрасных птиц. Он касался клавиш, словно трав заросшего сада, и красота взмывала над холмами.
Музыка усмирила ветры. В воздухе разлился сладкий запах утра. Музыка уплывала в горы, и каменная пыль опадала дождем.
Священники ждали.
— Ну; отец Перегрин,—отец Стоун глянул в пустое небо, туда, где вставало доменно-алое солнце,—я не вижу наших друзей.
Я попробую еще раз.— Отец Перегрин исходил потом.
Камень за камнем он строил храм Баха, собор столь огромный, что притворы его громоздились в Ниневии, купола — под дланью Святого Петра. Музыка звучала, и, когда орган замолк, собор не рухнул — он взмыл к снежным облакам, и они унесли его в дальнюю даль.
Небо оставалось пустым.
— Они придут! — Но в груди отца Перегрина зародилось крохотное, растущее зерно паники.— Помолимся. Упросим их прийти. Они читают мысли; они поймут.
С шелестом риз, с ропотом преклонили колени святые отцы. И завели молитву.
И с востока, с ледяных гор, явились пламенеющие шары. На Марсе было семь часов утра в воскресенье, или в четверг, или в понедельник.
Они парили и кувыркались, заполняя воздух вокруг дрожащих священников.
— Спасибо, Господи, спасибо тебе! — Отец Перегрин зажмурился и заиграл вновь. А когда музыка умолкла — обернулся и посмотрел на свою удивительную паству.
И голос послышался ему и сказал:
— Мы пришли ненадолго.
— Вы можете остаться,— ответил отец Перегрин.
— Лишь на краткий миг,— тихо ответил голос.— Мы пришли, лишь чтобы сообщить вам то, что должны были сказать с самого начала. Но мы надеялись, Что без наших понуканий вы пойдете своей дорогой.
Отец Перегрин открыл было рот, но голос прервал его:
— Мы Древние,— сказал он, и словно синее газовое пламя полыхнуло в мозгу священника,— Мы первые марсиане, те, что оставили мраморные города и ушли в горы, отбросив плоть. Очень, очень давно мы стали такими, какими ты видишь нас. Некогда мы были людьми; как и вы, имели тела, руки, ноги. Легенда гласит, что один из нас Нашел способ освободить душу и разум человека, избавить его от телесных мук и печалей, от смерти и уродства, от скорби и старости; и так мы приняли облик синих огней, и вечно живем с тех пор в ветрах небесных над холмами, без гордыни и надменности, без нищеты и бедности, без страстей и душевного хлада. Мы ушли от тех, кто остался, от других обитателей этого мира, и так вышло, что о нас позабыли и процесс перехода был утерян. Но мы не умрем, и годы не причинят нам вреда. Мы отбросили грех и живем в благодати Господней. Мы не желаем имущества ближнего своего, ибо ничем не владеем. Мы не крадем и не убиваем, мы лишены похоти и ненависти. Мы счастливы. Мы не размножаемся, не едим, не пьем и не воюем. Вся чувственность, все грехи, все детство тела спало с нас вместе с телами. Мы оставили грех позади, отец Перегрин, и он сгорел, как осенние листья, он растаял, как грязный снег скверной зимы, увял, как ало-золотые цветы весенней страсти, утрачен, как душные ночи раскаленного лета, и наш климат умерен, а времена — богаты мыслью.
Отец Перегрин поднялся на ноги, потому что теперь голос гремел, едва не отнимая чувства, омывая его благим огнем,
— Мы хотели сказать, вам, что благодарны за то, что вы построили для нас это место. Но мы не нуждаемся в нем, ибо каждый из нас — сам себе храм, и не нужны нам места очищения. Простите, что не пришли к вам раньше, но мы живем в одиночестве; уже десять тысяч лет мы не разговаривали ни с кем и не вмешивались в дела мира. Тебе кажется, что мы, как птицы небесные: не пашем и не жнем. Ты прав. А потому возьмите храм, что построили вы для нас, отнесите его в новые свои города и благословляйте там свой народ. И будьте уверены — мы живем в счастье и мире.
Отцы преклонили колена перед могучим синим огнем, и отец Перегрин — вместе с ними. Они плакали, вовсе не жалея, что тратят свое время, потому что оно не было потрачено зря.
Синие шары, перешептываясь, начали вновь подниматься в холодную высь.
— Могу я..,—воскликнул отец Перегрин, зажмурившись, едва осмеливаясь спросить,— могу я когда-нибудь вернуться, чтобы учиться у вас?
Полыхнули синие огни. Дрогнул воздух.
Да. Когда-нибудь он может прийти снова, 1Согда-нибудь.
А потом ветер сдул Огненные Шары и унес, и отец Перегрин пал на колени, рыдая и всхлипывая: «Вернитесь! Вернитесь!» — словно вот-вот возьмет его на руки дедушка и отнесет по скрипучей лестнице в спальню старого дома в давно сгинувшем городке в Огайо...
На закате они отправились в город. Оглядываясь, отец Перегрин видел, как полыхают синие шары. «Нет,—подумал он. —Нам не построить для вас собора. Вы — сама Красота. Какой собор может сравниться с фейерверком чистых душ?»
Отец Стоун молча шел рядом.
— Мне кажется,— проговорил он наконец,— что для каждой планеты есть своя истина. И каждая — часть большой Истины. Когда-нибудь они сложатся вместе, как кусочки мозаики. То, что случилось, потрясло меня. Во мне нет больше сомнений, отец Перегрин. Здешняя истина так же верна, как и земная, они стоят бок о бок. А мы пойдем к другим мирам, собирая истину по кусочкам, пока в один прекрасный день перед нами не предстанет Целое, как заря нового дня.
— Для вас это серьезное признание, отец Стоун.
— Мне почти жаль, что мы спускаемся с гор к своему роду. Эти синие огни, когда они опустились вокруг нас, И этот голос...— Отец Стоун вздрогнул.
Отец Перегрин взял его за руку. Дальше они пошли бок о бок.
— И знаете,—сказал отец Стоун, точно подводя черту и не сводя глаз с брата Маттиаса, идущего впереди и бережно сжимающего в руках стеклянный шар, наполненный вечным сиянием негасимого голубого огня,— знаете, отец Перегрин, этот шар...
