Возвращение оборотней - Черная Галина (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Когда мы перешли на световую скорость, на экране замелькали звезды, планеты, астероиды, туманности и фиолетово окрашенные черные дыры. А до этого ничего не было видно, кроме кромешной тьмы. Корабль без последствий двигался по заложенному программой курсу. Теперь мы могли вздохнуть спокойно, заняться своими делами, говорить о поисках Стива, пить чай, танцевать, если бы захотели, играть в карты, вырезать слоников из бумаги и ни о чем не волноваться. Неужели это так просто — управлять космическим кораблем? Тогда мне тут понравится!
…Мне все разонравилось, когда выяснилось, что на время операции по спасению Стива мы с Алексом не муж и жена, а лишь напарники. Причем объявил нам об этом Профессор со словами, что никаких «муси-пуси» он на борту не потерпит, ибо дела сердечные смешивать с профессиональной деятельностью оборотней недопустимо! Нам с Алексом придется держать себя в руках, а всякие обнимашки-целовашки отложить до возвращения на Базу. Ох, он у меня дождется… Забыл, наверное, когда в последний раз ему трепали уши. Это сейчас я добрая и всепрощающая, но если Пусик всерьез намерен запретить нам даже держаться за руки… Надо побыстрее найти Стива!!!
— Ты чего орешь? — на всякий случай отодвинулся кот. Мы сидели в кают-компании, обсуждая план розыскных мероприятий. Собственно, обсуждала неизвестно чего только я, агент 013 и так имел свою программу действий, а мой драгоценный супруг уткнулся в книгу микросхем, освежая в памяти рычаги аварийного управления кораблем.
— Я хочу сказать, что ведь у Стива обязательно есть датчик, который должен передавать сигнал тревоги. Такие датчики вшиты в скафандр каждого, кто путешествует в космосе, он сам мне рассказывал. И раз он не подает о себе вестей, значит, с ним могло случиться самое худшее! Может, его уже отключили и разобрали по частям!
— Не факт. У него могли просто украсть скафандр, — отмахнулся Мурзик. — Но, с другой стороны, ты права, датчик непременно дал бы о себе знать, если только…
— Если только — что? — Я с надеждой вытянула шею.
— Если только Стив не отключил его сознательно, чтобы никто не мешал ему наслаждаться своей трагедией. И должен признать, что тут я его понимаю — ты умеешь разбивать сердца… Даже если это сердце биоробота, не говоря уж о более возвышенных существах с двумя университетскими образованиями.
— Я себе этого никогда не прощу! — Я уже собиралась искренне разрыдаться, уткнувшись в теплый бочок агента 013. Но суровый кот поспешно отошел в сторону и сделал вид, что крайне заинтересовался видом бортового самописца. На столе, прикрепленный к нему намертво, стоял горшок с каким-то маленьким растением, листочки его мне ни о чем не говорили, хотя чем-то походили на листья пуансеттии, рождественского растения, что расцветает красными листьями как раз к этому празднику.
— Нет уж, до Рождества я здесь не останусь, — пробормотала я.
— Ятожедомойхочу! — вдруг услышала я. Знала, что это не Алекс и не кот, голос был детским и раздавался прямо у меня в голове. — Питьхочу!
— Ой, это ты? — Я обалдело уставилась на цветок.
— Дадайпопить.
— Сейчас-сейчас, — я набрала воду в чашку и полила его. — Как тебя зовут?
— Самнезнаю.
— Так ты что, родился на Базе? Наверное, в оранжерее?
Значит, у нас на борту еще и мыслящее растение младшего детского возраста. Только позже мы узнали, что это был серьезный эксперимент, величайшее научное открытие года, сделанное в нашей лаборатории гоблинов, где имелся и ботанический отдел, располагавшийся для удобства рядом с оранжереей.
— Тамгдегорбоносыедяди.
— Точно, в лаборатории у гоблинов! Там у всех носы как у амазонских попугаев…
— Атутчтоэтокорабль?
— Да, малыш.
— Акакондвижется?
— Нашел у кого спрашивать. С помощью топлива, скорее всего. — Я начала испытывать к малышу непонятную нежность. Нет, нельзя привязываться к растению, вдруг оно заразится тлей и умрет? Чем его здесь опрыскивать, а у них это запросто, засохнет, и мне потом страдай…
— С кем ты там разговариваешь? — удивился Алекс, обернувшись, они играли с котом в компьютерный бильярд прямо на основном обзорном мониторе.
— С говорящим цветком!
— Хм, обычно такое бывает после двух месяцев одиночного полета… — пробурчал он, но встал посмотреть. Маленькое растение охотно поболтало и с ним.
Мурзик же цветочку нисколько не удивился, хотя тоже ничего о нем не знал. Зачем оно здесь и даже как его зовут, само растение тоже не имело понятия, а может, просто не хотело отвечать, ему явно было интереснее самому спрашивать, а вопрос слышался в голове у того, к кому растение обращалось. Кот отвечал ворчливо и неохотно, командор, наоборот, пространственно и чуть сюсюкая, как с ребенком. Это неплохо, из Алекса получится хороший папа… На мне растение в конце концов утомилось, объявив:
— Всеспатьхочу… — Заостренные зеленые листочки медленно опустились.
Я подождала еще минутку, но оно, похоже, крепко утомилось и уснуло, а мы вновь уселись за обсуждение проблемы спасения Стива.
— Итак, наша команда летит на планету религиозных роботов в галактике Бета Альмега-7245:606, что, если смотреть в телескоп, находится в созвездии так называемой Лисички. Нам известно, что Стив по невыясненной причине отправился на планету роботов-монахов, названную в честь святого Р-2, робота-бочки из звездных войн, Аробика. На самом деле там расположились резиденции и монастыри нескольких разных братств, нам же нужна только одна секта художественно-прикладного толка.
— Как это? — вопросила я, расстегивая и снова застегивая ремни безопасности — там такие смешные блестящие крючочки.
— Роботы восхищаются и преклоняются перед человеческим умением создавать произведения искусства. То есть они просто помешаны на красоте! Например, у Братства Божественных импрессионистов культ бога Моне, «monos» же с греческого значит «один, единственный». Их главный идейный противник — Общество сознания неоимпрессионизма с их великим богом точек Сёра. Бред, конечно. Но такова психология, многие преклоняются перед тем, чего лишены сами. У индейцев Северной Америки был культ Маниту, бога всего сущего, в корне имени которого заложено слово «мани» — «деньги», то есть то, чего бедолаги не имели и чего им явно не хватало.
— Ты еще про Мани Провозвестника Истины скажи, — ехидно фыркнула я, обличая кота. — По твоей филологической версии, индейцы знали английский до приплытия на континент первой партии беглых уголовников из Европы?
— Мани, основатель манихейства, — это псевдоним, и в переводе с греческого данное слово значит «ум» или «дух», — проворчал кот, презрительно глядя на меня. — А про Маниту я пошутил, естественно, корень в нем не английский. А если некоторые, выйдя замуж, теряют чувство юмора, так…
— И что, много таких сект у роботов? — поспешно спросил Алекс, увидев, что я начинаю закипать.
— Довольно много. С адептами проблем нет, только «секта» для них слово оскорбительное. Лучше его не употреблять при общении с роботами-монахами Церкви Холмогорской резной кости.
— А звучит довольно красиво, — протянула я, легко забывая недавнюю обиду. — Но все равно это как-то дико. Ладно еще сделать религию из философского учения, но из факта строгания игрушек из моржовой кости!
— Творчество — это эманация, истечение божественной энергии, в результате которой появляется новое творение, начинающее жить собственной жизнью, и иногда даже не слишком уродливое!
— Но это божья искра, откуда талант у списанных роботов? — парировала я.
Но четырехлапый философ пригладил усы и возразил:
— Как знать, порой искусственный интеллект принимает самые причудливые формы развития. Лично я склонен считать, что все существа самодостаточны и божественны по своей природе независимо от «создателя», — и угрюмо добавил: — Кроме барсуков!
Ах, наш гордец никак не может забыть трепки, которую получил от жеводанских диких барсуков, а шлепать себя безнаказанно Пушистик позволяет только мне. И то редко…
