Змеи, драконы и родственники - Угрюмов Олег (мир книг txt) 📗
Это непредвиденное было такого свойства, что Салонюк мигом забыл обо всех своих горестях и печалях, о войне и о немцах и даже свое имя забыл на мгновение. Так и стоял, выпучив глаза, медленно наливаясь свекольным соком.
И Салонюка вполне можно было понять.
Из пышных густых зарослей изумрудно-зеленого папоротника на открытое место выползло невероятное существо. Чего только не повидали партизаны в последнее время, но такое им встретилось впервые.
Существо обладало гибким и плотным телом гигантской змеи, что было бы еще полбеды. Однако тело завершала вполне человечья голова с розовощеким и упитанным старушечьим личиком, повязанная цветастым платочком. Внизу к телу (по принципу сороконожки) прилагались маленькие человечьи ножки в валеночках с галошами, общим числом три пары, и три же пары крохотных ручек с пухлыми пальчиками. Пальчики все время шевелились и что-то теребили и перебирали. И все это вместе было уже настоящей трагедией.
Потому что нормальный человек при виде этого экспоната кунсткамеры непременно бы счел, что лишился рассудка.
На самом же деле пред ясны очи партизан предстало не какое-нибудь там чудище или безвестная и безымянная ошибка природы, а Пульхерия Сиязбовна собственной персоной. Персону ее знали во всем Вольхолле, боялись и не любили, предпочитая обходить десятой дорогой.
Нельзя сказать, что почтенная старушенция была кровожадной убийцей или людоедкой в строгом смысле этого слова, но опасность для жизни, несомненно, представляла. У Пульхерии Сиязбовны были только две страсти, два развлечения и одна великая цель. Она попрошайничала и поучала. И в этих двух видах спорта (или искусства?) не знала себе равных. Как настоящий виртуоз, она не ограничивалась чем-нибудь одним и потому обычно не только обирала несчастную жертву, вытягивая у той деньги и самые нужные вещи, но еще и читала нудным голосом длинную мораль.
Ополоумевшие путники после встречи с Пульхерией Сиязбовной по многу дней были как бы не совсем в себе: подскакивали, если к ним подходили сзади, остро реагировали на приближение пожилых женщин, а слово «дай» вызывало у них что-то вроде припадка с закатыванием глаз и пеной у рта. Нередко неприязнь переносилась и на ни в чем не повинных змей, которых пострадавшие были готовы уничтожать сотнями.
Утверждали, что Пульхерия – дитя любви дракона-извращенца и какой-то невинной девственницы либо напротив – девственницы-извращенки и невинного дракона, но что дело нечисто, были уверены все. В самом деле, может ли родиться у нормальных родителей такой вот кошмарчик? К тому же никто в мире не видел Пульхерию Сиязбовну ребенком. Утверждали, что она так и появилась на свет – старушкой в платочке и валеночках.
Без колдовства просто обойтись не могло, и хотя старушенция лихо управлялась своими силами безо всяких там заклинаний и ворожбы, пострадавшие утверждали, что она навела на них неизвестные чары.
Словом, любой малолетка в Вольхолле знал, что от Пульхерии Сиязбовны нужно бежать сломя голову.
Однако Салонюк малолеткой не был. Более того, он еще не решил – галлюцинация это или всамделишная кикимора, а потому оставался на месте и пучил глаза.
Жабодыщенко тоже обрел неподвижность египетских сфинксов, замерев в неудобной позе. К нему и направила все свои стопы, если позволительно так выразиться, бодрая старушенция. Приблизившись к окаменевшему Миколе, она деловито поинтересовалась:
– Милок, ты почем брал такие сапожки?
Жабодыщенко обеими руками схватился за голову:
– Ой мамо! Що з вами кляти фашисты зробыли!
Змеебабушка оторвалась от созерцания партизанских сапожек и недовольно зашипела, как шипит всякая женщина, которой нетактично намекнули на ее возраст:
– Какая я тебе мама, я еще в девки гожусь!
Жабодыщенко, как и положено в таких случаях, торопливо перекрестился:
– Свят, свят, свят.
Но ничто на свете не могло обескуражить партизана Перукарникова. Подумаешь, ползает тут бабка в платочке и со змеиным хвостом. Так они же все такие – взять, к примеру, перукарниковскую тещу. Нет, та чувствительно хуже, хоть и с нормальным количеством рук и ног. Но жить не с руками или ногами, а с характером, а характер у тещи Перукарникова был специфический, сложный. Скажем так: Вольхоллу определенно повезло, что здесь водилась Пульхерия Сиязбовна, а не Евдокия Феофиловна. Приблизительно таков был ход мыслей Перукарникова, кое-какие рассуждения мы добавили от себя, а сказал он вот что:
– Насчет девок, мамаша, это вы, конечно, хватили. К тому же наш Микола ими не очень-то и интересуется: ему больше по душе смачный кусок сала с чесноком, да с соленым огурчиком, да под стакан хорошей горилки. Да еще пирог бы с грибками… Черт, а вкусно же звучит.
При упоминании о сале и огурчиках ожил Жабодыщенко. Смачно проглотил слюну и поинтересовался:
– Послухайте, ма… – он предусмотрительно осекся на полуслове, – як вас там величать, а нема у вас трошечки чего съестного, горилки там, сала чи картопли?
Когда великий стратег Салонюк увидел, что его бойцы оживленно общаются с галлюцинацией, он допустил, что это все-таки не плод воображения, а обычная кикимора. Иначе как бы ее видели другие? Как видим, иногда Салонюк ловил все буквально на лету.
Потрясая пистолетом, он заорал:
– Жабодыщенко, швыдко видийди вид бабуси – вона мабуть ядовитая!
Пульхерия поправила платочек одной парой ручек, вытерла рот второй и кокетливо замахала на Тараса третьей:
– Жаль, такой видный, а, наверное, нежанатый ходит.
Маметов тихо подошел к Салонюку и потеребил его за рукав (Тарас подпрыгнул на месте от неожиданности). Сына солнечной Азии волновал единственный неразрешимый вопрос:
– Командира, однако, зверя или человека?
Салонюк вполоборота развернулся к своему бойцу. За этим вообще нужен глаз да глаз, иначе вздохнуть не успеешь, а отряд уже кишмя кишит какими-то тварями. Маметов был славен своей любовью к зверушкам и постоянно рассказывал, как дома у мамы живет павлин, какие-то уточки, ежик с ушками, тушканчики… Словом, маметовский замысел Салонюк разгадал в два счета:
– Спокийно, Маметов, цю гыдоту до Ташкента брать не дозволю! Ясненько?
Тем временем достопочтенная Пульхерия Сиязбовна присмотрелась к Салонюку, и последний показался ей личностью вполне достойной и интересной. Мы уже упоминали выше о великой цели. Так вот, великой целью Пульхерии Сиязбовны был крепкий и счастливый брак, но не с каким-нибудь там шалопаем, а с представительным и умным мужчиной средних лет. Салонюк вполне подходил под это описание, и она решила перебраться к нему поближе.
– Ты тут за старшого, что ли? – уточнила она социальный статус своего избранника.
Тарас гордо выпятил грудь. Приятно, когда даже какая-то кикимора сразу признает в тебе качества, которые сделали тебя главным. Ясно, что незаурядность его личности видна невооруженным глазом.
– За старшого, – с достоинством подтвердил он.
Пульхерия пытливо сощурилась:
– Не жанатый?
Салонюк почуял какой-то подвох:
– Жанатый и партийный, ще вопросы е?
Пульхерия разочарованно покрутила головой и, поправив платок под подбородком, продолжила заговорщическим голосом:
– На тот берег здесь переправы не ищи. Езжай трямзипуфом вниз по реке. За поворотом сойдете – так безопаснее.
Салонюк заподозрил неладное:
– А чого це вы, матуся, такие заботливые до нас?
Надо сказать, что сердце Пульхерии Сиязбовны никогда не бывало разбито. Вот оказалось, к примеру, что избранник принадлежит другой, а она и в ус не дует. Если нельзя достичь великой цели, то можно перейти ко второму и третьему пунктам программы и совместить приятное с полезным.
Пульхерия алчно оглядела партизанский скарб:
– Лицо у тебя, милок, доброе, сердце – щедрое, а в мешке за спиной, поди, што пригодное и для меня найдется.
Салонюк попихал локтем висевший на спине вещмешок, и для верности поправил лямки. Затем предусмотрительно – как свойственно всем великим стратегам – отступил на шаг назад.
