Летящие к Солнцу 1. Вопрос веры (СИ) - Криптонов Василий (читать книги без регистрации полные .txt) 📗
Потом она расстегнула верхнюю пуговку халата, и танец начался.
* песня группы Depeche Mode "Stripped"
Глава 13
Снаружи орали. Это первое, что я понял, когда сознание начало постепенно возвращаться: снаружи немилосердно блажили как минимум человек пять, то хором, то по очереди. Разбирая поначалу отдельные слова, чуть позже – предложения, я более-менее сориентировался в происходящем. Двое – кажется, Седой и Русый – костерили Джеронимо, обещая ему за то, что он сделал, не только химическую кастрацию, но и четвертование, а потом – многократное клонирование и жестокое убийство всех клонов.
С другой стороны выступал Джеронимо. Неутомимый enfant terrible играл в защите и нападении, кажется, не прерываясь даже на дыхание. Когда говорили старцы, он декламировал стихи Библии, пел песни, рассказывал анекдоты, а как только оппоненты выдыхались, переходил в атаку и напоминал выставленные советом условия, ни одного из которых он не нарушил, а потому шли бы оба старца обниматься со своими подсолнухами.
Джеронимо поддерживали двое. Робкий и вкрадчивый голос Черноволосого почти не пробивался сквозь крики основных спорщиков, а вот зычный рев командира, обещающего лично поставить [убрано цензурой] и [убрано цензурой] в [убрано цензурой] любого сраного умника, который посмеет нарушить уговор.
Иногда, когда угрозы в адрес Джеронимо перехлестывали через край, вступала Вероника и спокойно рассказывала, как перебьет в полном составе всех умников и умниц, начиная с Совета и заканчивая последним задрипанным поэтишкой, если ей хотя бы покажется, что ее брата обижают. А поскольку командир тут же выражал полную солидарность и готовность подтаскивать боеприпасы для осуществления акции, старцы временно меняли тактику и переходили к безадресным сокрушениям по поводу разомкнувшегося биоцикла.
Я открыл глаза и увидел Мышонка в полном облачении. Она, зевая, сидела рядом с кроватью и листала газету. Интересно, танец правда был, или мне все привиделось под «джеронимом»? Спрашивать как-то бестактно, и я, ожидая, пока старая добрая подруга-боль привычно расползется по телу, присмотрелся к газете.
«Демократия», – гласило название. Сразу под названием – фотография улыбающегося юноши в траурной рамке. Фотографию обрамляли строки не читаемого с такого расстояния текста, а заголовок заставил меня болезненно поморщиться: «Редакция «Демократии» прощается с Педро Амарильо». И ниже, чуть помельче: «Пришельцы не только убили его и надругались над останками, но еще и уничтожили самую возможность погребения, превратив триффидов в обычные растения!»
Я непроизвольно застонал. Бедный Педро! Сколько ж еще мы будем над ним издеваться?
Мышонок, услышав мой стон, мигом свернула газету и подскочила к кровати.
– Очнулся? – На губах неизменная улыбка. – Слава богу! Часов двенадцать, наверное, прошло.
– Тринадцать с половиной, – уточнил я. – Можно воды?
Кивнула, убежала. Я, с трудом ворочая шеей, оглядел комнатку, в которой находился. Обстановка простенькая: две кровати, диван, пара стульев, в углу – кухонный уголок с раковиной. Глобальное отличие от того помещения, куда нас отвели после суда нашлось лишь одно: дверь в туалет.
– Вот! – подбежала Мышонок со стаканом воды. – Кушать будешь? Я как раз грибов пожарила. Там туалет. И душ. – Она показала на замеченную мной дверь.
– А что это за место? – поинтересовался я.
– Как? – удивилась Мышонок. – Это моя комната, живу я здесь.
– Мне кажется, я ее видел. Краем глаза. Здесь была…
Я посмотрел вверх и увидел крюк в потолке.
– Мы были соседки. – Если улыбка Мышонка и померкла, то совсем чуть-чуть. – Жаль, что так все вышло, но вашей вины тут не так много. Я тоже в тот день обошлась с ней излишне резко. Вообще, ее мало кто любил. Вздорная была девка, упокой господь ее душу.
Мышонок немного помолчала, отдавая дань уважения покойной, потом вновь с улыбкой посмотрела на меня.
– Кушать-то будешь? Грибы…
Желудок стянула такая голодная судорога, что я сложился пополам.
– Да, пожалуйста. Вот только… Поздороваюсь.
Мышонок упорхнула «в кухню» и загремела посудой, а я сполз с кровати. Тут только обнаружил, что противотриффидное облачение с меня стянули, и я остался в привычной своей одежде: штаны, куртка, футболка.
Доковыляв до двери, я нажал ручку, и мне в объятия свалилась Вероника, которая опиралась на дверь спиной. Я замер, ожидая суровой расправы, но Вероника, похоже, не догадалась возмутиться.
– Да ладно! – взвизгнула она, отпрыгнув от меня. – Живой? Без шуток?
– Вообще не до шуток, – отозвался я. – Как там…
Закончить я не успел – в порыве искренней, незамутненной никакими подтекстами радости Вероника и Джеронимо бросились мне на шею. В этот момент я не сдержал слез. Двое человек, которым до такой степени на меня не плевать – это явно что-то куда большее, чем просто счастье.
– Как «джероним»? – орал на ухо Джеронимо. – Нужен твой вердикт. Ставить на поток? Сколько заряжать? Там этих «писек» ядовитых валяется – караул, а никому дела нет.
– Сукин ты сын, знаешь, как мы волновались? – чуть тише в другое ухо говорила Вероника. – Даже этот отморозок, хотя ни за что не признается.
А в довершение нас троих обнял командир:
– Горжусь вами, ребята! – проорал он. – Ты, парень, молодец – с того света выбрался!
– Заряжай по-полной, – сказал я Джеронимо, когда, наконец, смог освободиться и вдохнуть. И добавил, обращаясь ко всем, кроме Седого и Русого, которые уже давно удалились, вздернув носы: – Там Мышонок грибов нажарила. Я бы перекусил.
– «Мышонок»? – удивился Джеронимо. – Странно. Мне она разрешала называть себя только Великой Госпожой Подземного Царства и заставляла целовать ноги… Ну, ладно. Видимо, у тебя свой подход.
Тут до меня дошло, какого я свалял дурака. Покосился на Веронику и понял – поздно. То окошко, что вдруг приоткрылось, захлопнулось так, что стекла зазвенели.
– Я имел в виду – Алена, – поправился я.
– Ясно, – кивнула Вероника.
– Слушай, я только что катался на красном катамаране с зеленой собакой по черно-белой радуге! Нельзя ведь осуждать человека, который…
– Я сказала: «Ясно»! – перебила Вероника. – Она приготовила пожрать. Прекрасно. Надеюсь, не обеднеет, если мы присоединимся. Ты же не думаешь, что мы тут объедались, пока ты валялся?
Я вошел в комнату своего эмоционального двойника и грохнул перед ним метафорическое ведро с рыбьими головами.
– На, – сказал я. – Подавись, чудовище.
– Что это? – Двойник с подозрением покосился на головы.
– Все как ты любишь. Немного радости, чуть пониже – укол обиды, капелька разочарования и рудиментарная ревность.
Двойник запустил в ведро обе руки. Лицо его исказила гримаса недоумения:
– А где ненависть?
Я молча вышел из комнаты, а в спину мне неслись вопли:
– Ты не сможешь убежать от себя, Николас! Рано или поздно тебе захочется посмотреть, насколько далеко можно зайти. И тогда ты принесешь мне ведро отборной ненависти!
***
Командир отказался войти в жилище умницы, Черноволосый тоже не стал задерживаться. Поздравив меня с выздоровлением и всех нас – с победой, он заторопился вслед за двумя коллегами, объясняя, что не хочет позволить им выдумать какую-нибудь пакость.
Я, признаться, пока не вполне понимал, в чем именно заключается наша победа и почему она послужила причиной очередного раздора между умниками и военными, но спрашивать не решился. Я бы, наверное, спросил, повисни во время застолья тягостное молчание, но молчали только мы с Вероникой, а Джеронимо и Мышонок трепались без умолку.
– Прежде чем мы отсюда свалим, – говорил Джеронимо, – я хочу сделать побольше «джеронима». Ты со мной, Госпожа Подземного Царства?
