Дикарь - Суржевская Марина (читаем книги бесплатно TXT) 📗
— Объясни, зачем ты туда залезла? — В отчаянии я присела на корточки, глядя малышке в лицо. — Зачем, милая? Ты ведь знаешь, как сильно пугаешь меня, когда делаешь это? Линк, я не переживу, если с тобой что-то случится!
— Южный Ветер плачет, — прошептала девочка, отводя взгляд.
Я вздохнула. Моя крошка очень упряма. И порой невозможно добиться от нее ответа.
— Линк, послушай… — Я сжала маленькую ладошку. — Пообещай, что не будешь так делать. Прошу тебя!
— Я не могу, — с сожалением сказала она. — Южный Ветер не виноват.
Я прикрыла глаза, набираясь терпения. Если Линк начала говорить о себе в третьем лице, значит, больше ничего не скажет.
— Ты можешь хотя бы объяснить? Зачем ты делаешь это?
— Ты не ветер, — прошептала она. В ее глазах снова закипели слезы. — Ты боишься.
— Мне уже страшно.
Со вздохом я притянула Линк к себе, целуя макушку. И что мне делать с этой девочкой? Как уберечь ее? Я не знала и от этого готова была завыть. Ну не привязывать же ее к себе веревкой? Хотя… Будет надо — привяжу!
— Южный Ветер любит Софи, — чуть слышно прошептала малышка.
Я улыбнулась. Подлиза мелкая!
— Софи тоже любит Южный Ветер, хотя он и сводит ее с ума! Ладно, хватит ресницами хлопать, идем ужинать.
До ночи я провозилась с Линк, а когда уложила девочку спать, прилегла рядом. Огонек лампы горел тускло и неровно, освещая старую мебель и рисуя узоры теней на стенах. Я закрыла глаза, лениво размышляя, что надо бы снять платье…
Осторожное прикосновение к щеке заставило меня испуганно подпрыгнуть.
— Какого жрота? — возмутилась я шепотом, уставившись на Хенсли. Одетого, к счастью. Он криво улыбнулся, покосился на спящую Линк. — Как ты вошел? И что тебе надо? — сдвинула я брови.
— Я еще хочу, — хрипло объявил он, жарко глядя на меня. В темноте глаз билось желание, столь откровенное, что не оставляло сомнений в природе этого «хочу». — Ко мне пойдем, — приказал он.
Я уставилась на нахала во все глаза. Он моргнул. И спросил сдавленно:
— Не хочешь?
Я села, глядя на этого ненормального и не зная, что ему ответить. Он стоял на коленях возле дивана, смотрел снизу вверх. Так смотрел, словно от моего ответа зависела его жизнь. И еще я была уверена, что если скажу «нет», он развернется и снова исчезнет.
Нет? От одной мысли о том, что мы будем заниматься любовью в этой его норе из покрывал и меха, мои ноги начинали дрожать. От предвкушения.
— Накидку возьму, — тихо сказала я, поднимаясь.
Он снова моргнул. Втянул воздух. Кажется, этот чокнутый не дышал, пока я молчала. В коридор мы вышли молча, и тут Шерх остановился.
— У тебя еда есть? — повернулся он ко мне.
— А ты не обнаглел ли часом? — опешила я. Он ухмыльнулся, сверкнув во тьме белыми зубами. Так что я сдалась и лишь махнула рукой на кухню. — Сам возьми. Там лепешки остались.
Он кивнул и исчез в указанном направлении, я вышла на порог, с наслаждением вдыхая ароматы цветов и влажной земли. И пытаясь не думать о том, что совершенно свихнулась.
Хенсли вернулся через минуту, жуя лепешку с сыром и держа еще несколько в тряпичном свертке. Схватил меня за руку и потащил к своей половине дома. Видимо, где-то возле двери он дожевал, потому что развернул меня и начал целовать. Горячо и неистово, словно ждал этого поцелуя столетиями. Словно не было у нас ничего днем, словно с ума сходил от потребности прикоснуться ко мне.
Дверь он открыл ногой, и мы ввалились в темное помещение. Лепешки Шерх куда-то сунул, я лишь осознала, что теперь он прижимает меня к стене обеими руками. Вздернул мне запястья, вжался всем телом. Губы снова сухие… И пальцы шершавые. Он меня с ума сводил. Не знаю почему, но я в жизни не испытывала такого безумия. Гордоном я восхищалась, почти боготворила его, а вот дикаря… Хенсли вызывал во мне совсем другие чувства, которым я пока не могла дать названия. Но одно я знала точно. Со своим мужем я никогда не чувствовала такого восторга, как с Шерхом.
С ним не надо было притворяться, боготворить и восхищаться. С ним можно быть грязной, неловкой и несовершенной. Живой. Настоящей. Не играть ни в чем и не пытаться казаться лучше. Можно кричать, топать ногами и кидаться в него землей! И еще Хенсли так жадно смотрел на меня, что я ощущала себя всесильной. Богиней. Невероятной красавицей! Упоительное чувство…
Мы сплетались языками — влажно толкались, терзали губы. Пытались добраться до кожи и, торопясь, кусали друг друга. Теряли голову… Натыкались на углы, потому что этот ненормальный не догадался оставить свет! От порочных поцелуев я застонала, а Шерх приподнял меня, сжал ягодицы. Я обхватила его ногами, и он снова меня куда-то понес, пока я жадно втягивала в рот его язык.
Мы упали на его чудесную кровать, путаясь в одежде и шкурах.
— Жрот дохлый, — хрипло выдохнул Хенсли. — Я больше не могу!
Задрал мне платье, дернул завязки на панталонах.
— Как это все снимается? — прохрипел он. — Вот же гадство…
Я подавилась смешком и хотела сказать, что днем он стащил с меня одежду, не успела я ахнуть! Протянула руку, пытаясь нащупать завязки, которые затянулись узлом от этих дерганий.
Сигнал рожка выдернул меня из сладкого наслаждения. Какого жрота под окнами гудит кеб? Они могут разбудить Линк…
Кеб?!
Я рывком села, едва не столкнувшись лбом с Шерхом. Он напрягся и резко отпрянул.
— Сиди здесь, — глухо бросил дикарь и бесшумно вышел из комнаты.
Я посидела, вглядываясь в темноту. А потом тихо двинулась следом. Сердце подпрыгнуло и застряло где-то в горле, я нахмурилась. Плохое предчувствие. Очень плохое. Да что происходит? Кто мог пожаловать в Оливковую рощу среди ночи?
Новорожденный месяц почти не давал света, и тусклый фонарь во дворе освещал лишь пятачок ограды. Шерх стоял в проеме раскрытой двери, расставив ноги и сжимая ружье. Совсем как в тот день, когда мы с Линк впервые остановились у ограды… Тогда дикарь напугал меня до заикания, а сегодня я злюсь от того, что кто-то прервал его ласки…
Хлопнула автомобильная дверь. Прошуршали по гравию шаги. Сердце дернулось и заколотилось испуганной дробью. Я знала эти шаги. Я знала их! Уверенные, неспешные, твердые. Шаги того, кто был хозяином жизни.
— Плохо выглядишь, Сандэр, — донесся до меня насмешливый голос. Я зажала себе рот ладонью. О Духи…
— Что ты здесь делаешь? — хрипло и как-то сдавленно спросил Хенсли.
— Приехал за своей женой, — небрежно ответил Гордон. — Так что отойди с дороги.
Я ничего не понимала!
Оглушенная и растерянная я переводила взгляд с Шерха на Гордона, с Гордона на Шерха. Мой муж рассматривал захламленную комнату с брезгливой жалостью и казался ужасающе неуместным здесь. Раньше я думала, что Гордон умеет подчинять себе пространство. Он так органично вписывался в любое помещение, будь то гостиная Лангранж-Холла, Опера или ресторан на Королевском проспекте. Там он вписывался идеально в роскошь и помпезность. А вот здесь казался лишним. В своем дорогом дорожном костюме, состоящем из отглаженных брюк, парчового жилета, светлой рубашки и плаща с меховым воротником, наследник Лангранж никак не сочетался с Оливковой рощей. И даже если он сменит одежду, все равно будет смотреться здесь инородным.
Кажется, за месяцы, что мы не виделись, Гордон стал еще привлекательнее. Или я просто забыла, какие синие у него глаза, какой волевой подбородок, какие широкие плечи. Неудивительно, что вся женская половина Кронвельгарда мечтала заполучить Гордона себе в мужья. Ну, или хотя бы в постель.
Гордон был великолепен. И мне хотелось, чтобы он убрался подальше и от меня, и от Оливковой рощи.
— Зачем ты приехал? — бросила я.
Шерх молчал, стоя возле окна, и мне совсем не нравилась бледность, залившая его лицо. Он так и сжимал двустволку, в упор глядя на развалившегося в единственном кресле Гордона.
— За тобой, Софи, я ведь сказал. Духи, что на тебе надето?
