Движущиеся картинки - Пратчетт Терри Дэвид Джон (читаем книги бесплатно txt) 📗
– Ну конечно, хозяин.
– И прямиком через горы!
– Конечно, хозяин.
Если очень пристально вглядываться, можно было различить, как над пурпурно-серым проходит белая кайма.
– Это очень высокие горы, – сказал Ажура, и в голос его закралось сомнение.
– Склон ведет вверх, склон ведет вниз, – философски ответствовал М'Бу.
– И то правда, – согласился Ажура. – То есть в целом дорога получается ровная.
И он снова взглянул на горы.
– Тысяча слонов, – пробормотал он. – Знаешь, мальчуган, когда сооружали гробницу царя Леонида Эфебского, на перевозке камня работали сто слонов. А двести слонов, как рассказывает история, использовались на строительстве знаменитого дворца Рокси.
Вдалеке зарокотал гром.
– Тысяча слонов, – повторил Ажура. – Тысяча слонов. Хотел бы я знать, зачем может понадобиться тысяча слонов?
До самого вечера рассудок Виктора колебался на грани помешательства.
Были скачки, были смертоносные схватки – и постоянная путаница во времени. Эту путаницу Виктор так и не смог объяснить. По-видимому, позднее мембрану можно было разрезать и склеить заново так, чтобы события происходили в нужной последовательности.
А некоторые события не должны были происходить вовсе. Художник, к примеру, написал на одной карточке: «В Каролевском Дварце, Часам Пожже». Один час выпал из Времени просто так, за здорово живешь. Разумеется, Виктор понимал, что этот час вовсе не вырезали из его жизни острым ножом. Довольно часто нечто подобное случалось в книгах. Да и на сцене тоже. Как-то раз он был на представлении странствующей труппы, где действие чудесным образом перенеслось с «Поля битвы при Цорте» в «Эфебскую крепасть, той же ночью», – для чего понадобилось всего на минутку опустить занавес из парусины, из-за которого в зал долетали глухие звуки возни и перебранки, пока на сцене меняли декорации.
Но здесь все складывалось иначе. Здесь, сделав одну сцену, через минуту делали другую, действие которой происходило днем раньше и в другом месте. А все потому, что Достабль, не желая платить лишние деньги, взял в прокат палатки, предполагая одновременный клик обеих сцен. Тебе же следовало иметь в виду лишь Настоящее и постараться забыть обо всем остальном, а это крайне трудно – в особенности если все время ждешь это странное ощущение…
Оно так и не явилось. После очередной, довольно унылой сцены сражения Достабль объявил, что все, картинка закончена.
– А разве конец делать не будем? – спросила Джинджер.
– Вы сделали его утром, – ответил Солл.
– А-а!…
Воздух наполнился демоническим стрекотом, – бесенят выпустили из ящика, и теперь они сидели на краю своего обиталища, болтая маленькими ножками и пуская по кругу крохотную сигаретку. Статисты выстроились в очередь за расчетом. Верблюд лягнул вице-президента по верблюдам. Рукояторы смотали отрисованные мембраны на огромные бобины и разошлись в разные стороны, чтобы втайне, как водится у рукояторов, под покровом ночи, предаться ремеслу ножниц и клея. Мисс Космопилит, вице-президент по гардеробу, собрала костюмы и куда-то с ними уковыляла.
Несколько акров пустыря с чахлыми сорняками перестали быть волнистыми дюнами Великого Нефа и снова стали пустырем с чахлыми сорняками. У Виктора было чувство, что с ним происходит нечто подобное.
По одному и по двое со смешками и прибаутками разошлись создатели магии движущихся картинок, напоследок договариваясь о встрече у Боргля.
Джинджер и Виктор остались вдвоем в расширяющемся круге пустоты.
– Когда из нашей деревни уезжал цирк, я испытывала нечто подобное, – промолвила Джинджер.
– Достабль говорил, что завтра будем делать новую картинку, – сказал Виктор. – По-моему, он их придумывает прямо на ходу. Ну а мы с тобой свои десять долларов получили. За минусом комиссионных, причитающихся Гасподу, – добросовестно уточнил он. Глупо улыбаясь, он смотрел на свою партнершу. – Гляди веселей! Ты ведь делаешь то, что всегда хотела делать.
– Не говори ерунды. Два месяца назад я даже не знала о движущихся картинках. Их просто не существовало.
Они бесцельно брели в сторону города.
– И кем же ты хотела стать? – отважился спросить он.
Она пожала плечами:
– Не знаю. Знаю только, что дояркой мне быть никогда не хотелось.
Слово «доярка» было знакомо ему с детства. Виктор попытался связать отрывочные образы.
– А мне всегда казалось, что дойка коров – интересное занятие, – нерешительно сказал он. – Запах лютиков, бодрость, свежий воздух.
– Холодно, сыро, а только закончишь доить – эта чертова тварь лягнет ведро, и оно опрокинется. Давай не будем говорить о коровах. И об овцах. И о гусях тоже не будем. Я нашу ферму просто ненавидела.
– Понимаю.
– А еще, когда мне было пятнадцать лет, меня хотели выдать за двоюродного брата.
– Не рановато?
– Да нет… В наших краях все в таком возрасте выходят замуж и женятся.
– Почему?
– Наверное, чтобы было чем занять субботний вечер.
– А-а.
– А ты, разве не хотел кем-нибудь стать? – спросила Джинджер, вложив весь пренебрежительный смысл вопроса в одно коротенькое местоимение.
– В общем-то, не хотел, – ответил Виктор. – Каждая работа выглядит интересной – пока ей не займешься. В конечном итоге работа всегда останется работой. Пари держу, что даже такие личности, как Коэн-Варвар, вставая по утрам, думают: «Ох, только не это, опять целый день топтать подошвами сандалий эти скучные золотые престолы!»
– И что, он в самом деле этим занимается? – с невольным интересом спросила Джинджер.
– Да. Если верить рассказам.
– Зачем?
– Понятия не имею. Такая у человека работа.
Джинджер зачерпнула пригоршню песка. В ней обнаружились крохотные белые ракушки, оставшиеся лежать в ладони, после того как сам песок тихими струйками просочился сквозь пальцы.
– Помню, как в нашу деревню приехал цирк, – сказала она. – Мне было десять лет. В цирке выступала девушка в трико с блестками. Она ходила по канату. Даже могла кувыркаться на нем. Все кричали, хлопали. Мне тогда на дерево влезть не позволяли, а ей хлопали. Вот тогда-то я все и решила.
