Опергруппа в деревне - Белянин Андрей Олегович (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
— Митька-а!!!
— А не извольте беспокоиться, Никита Иванович, — радостно засучивая рукава, гоголем вышел он. — Ить не первый раз мне одному энти рожи кирпичом до блеску драить! Подвиньтеся-ка, дозвольте отполировать изменщиков осью тележною, поперёк ушей массажем воспитательным… Ох, берегись, сам себя боюся-а!!!
Я вежливо отступил, давая парню место для разбега. Действительно, в прошлый раз он так наглядно продемонстрировал своё превосходство, что…
— Мама-а… — тихо пискнул Митя, едва ли не до крови расшибив себе кулак о скулу ближайшего близнеца.
Тот даже не покачнулся, без улыбки продолжая наступление. Мой младший сотрудник увернулся от двух размашистых ударов и метко пнул второго лаптем в пах! Я никогда не видел, чтоб мужчина даже не вздрогнул после такого… Мы все зажмурились, а ему хоть бы хны!
— Зачарованные они, Никитушка, — подойдя сзади, пояснила бабка. — Бей не бей, а боли не чувствуют, да и силою чёрной не в пример как напиталися.
Я тупо кивнул. Дальше началось форменное «избиение младенцев» — бедного Митьку лупили, дубасили, швыряли и колошматили столь безжалостно, что у меня опустились руки. Еремеев молча поднял ствол пищали, но Яга категорично покачала головой — нельзя стрелять в зачарованного, он за себя не в ответе, большой грех на душу возьмёшь… Да что там, мы все стояли, беспомощно глядя на происходящее. Даже влюблённая в Митьку Маняша, обняв голову верной коровы, прикрыла ей глаза, чтоб та не видела этого кошмара…
— Бабуль, разрешаю применить колдовство. Более того, приказываю его применить!
— Нельзя. Покуда Карга честно игру ведёт, на удар ударом, на силу силой, а ну как на колдовство колдовством ответит? От всех нас тогда и пепла в горстку не соберёшь…
— Но они же его… — сорвался я, и могучая женская рука, поймав меня на взлёте, мягко переставила за телегу.
— Посиди туточки, участковый, — ласково попросила Марфа Петровна. — А я сама с хулюганами энтими, по-свойски, по-соседски переведаюсь. Будут знать, как кровиночку мою обижать, при живой мамке-то… Маняшенька-а!
Дочь кузнеца, разом вытерев набежавшие слёзы, в секунду вывернула оглоблю, с поклоном подавая её, как меч-кладенец. Марфа Петровна вразвалочку, чинно вышла вперёд и, закрыв могучим телом рухнувшего сына, так ахнула по башке ближайшего Бурьянова, что тот (о чудо!) упал…
— Я ж его кормила… я ж его поила… я ж из-за него ночей не спала! Растила богатыря людям на радость, себе в утешение! Сынулю разлюбезного, ягодку единственную, звёздочку ясную… А вы его лежачего под рёбра пинать!
Ох и тяжела рука материнская… Я многое в своей жизни видел, но такое!! Митькина мама стегала близнецов здоровенной оглоблей, как прутиком, только свист стоял! Еремеев с парнями орал «ура!», Шмулинсон в упоении расцеловал дьяка, а тот всё рвался забекренить ермолку и самолично помочь «представительной женщине».
То ли Прошку, то ли Ерошку, несмотря на всю чёрную мощь, Марфа Петровна по плечи вбила в утоптанную полянку, да ещё и села сверху! Зато второй, скотина, подкравшись сзади, ударил бедную маманю кулаком в висок…
Мы возмущённо засвистели, да толку, мама нашего героического сотрудника мешком грянулась рядом с сыном. Уцелевший близнец, ничем не выразив удовлетворённости победой, поднял уже щербатую оглоблю и пошёл на нас.
— За Митеньку! За Марфу Петровну! За милицию любимую — живота не пожалею! — тонко взревела Маняша, отпихивая поднявшихся стрельцов. Ну, бой-девка, невольно восхитился я, но суровый голос сзади всё расставил на свои места:
— Остынь, дочка.
— Папенька!
К кургану уверенными шагами приближался застенчивый деревенский кузнец. Вот только тут, может быть, в первый раз я радостно толкнул Ягу локтем — на каменном лице невольного раба жены Кощея промелькнула явная растерянность…
— Вы уж простите дуру-то мою, — тихо прогудел Игнат Андреевич, снимая рубаху. — Видать, и впрямь сердечком прикипела к парню вашему. А я уж всё село на ноги поднял, скоро подбегут, всем миром помогут. Тока вы бы пока отошли в стороночку.
Ой, как он отделал второго братца! Вы не поверите, тут даже стрельцы заткнулись, потому что с одного удара так обматывать противника о ближайшую сосну, что с дерева только шишки летят, — это, знаете ли… Вот если Марфа Петровна стегала обидчиков сына оглоблею, то кузнец стегал противником по всему, что попадалось под руку! Он практически закопал второго близнеца рядом с первым по шею и, когда развернулся к нам, Маняша со слезами прыгнула на руки папе.
— Сильны вы, люди милицейские, — с явным уважением раздалось изнутри горы. — Раз уж холопов моих побили, так теперь, поди, и мне самой выйти пора. Поглядим, какие вы молодцы до последнего биться…
Яга бросила на меня тоскливый взгляд. Обозначать это могло только одно — против самой Карги нам не выстоять…
— Господи, но должно же быть какое-то средство! Ведь Кощей чем-то планирует её остановить…
— Луной и солнцем, землёй и водой, — задумчиво припомнила бабка. — Да тока как ты, участковый, луну с небу ей на башку уронишь и солнцем ясным припечатаешь?
Сзади раздались нестройные голоса, действительно, вооружённая колами, вилами и прочим сельскохозяйственным инвентарём, нам на выручку спешила вся Подберёзовка. В небо взвилась гордая частушка:
Возможно, единственно поэтому я не обратил внимания, когда успели исчезнуть из-за баррикады Груздев и Шмулинсон… Кузнец с дочкой уволокли наших недобитых героев с поля боя, а когда за телегой выстроилось стройное деревенское ополчение — в проходе Проклятой горы показалась она, жена Кощея.
Карга-Гордыня была невероятно прекрасна! Шитое бисером платье, всё в самоцветах и алмазах, на голове золотая корона, чело, достойное кисти Рафаэля и сияющее просто неземным светом. Она в одно мгновение, не сказав ни слова, просто пленила всех кротким движением ресниц, и не было среди нас человека, не мечтавшего умереть ради неё, приняв смерть как высшую точку экстаза…
— Таки да, мой долгогривый друг!
— А то! Сыпь, говорю, морда иудейская!
Абрам Моисеевич и Филимон Митрофанович, стоя на горе, над самым проёмом, в четыре руки дружно опрокинули вниз полную корзину яиц! Во что превратилась прекраснейшая из богинь… мама, не смотрите, оно стекает… Наваждение исчезло в тот же миг!
Бывшая жена гражданина Бессмертного, грезившая навести свой порядок в мире, стояла перед нами дура дурой, с ног до головы облитая желтком и белком, вся в яичной скорлупе и с самым идиотским выражением лица. Я не помню, кто там хихикнул первым… Но потом раздался такой гогот! Схватившись за животы от неудержимого смеха, повалились практически все, включая корову.
— Никитушка, пригнись, — деловито потянула меня за рукав бабка.
Я повиновался чисто автоматически и, как оказалось, вовремя.
Воздух наполнился запахом горелой яичницы, а потом грянул ужасающий взрыв! Ударной волной нас всех раскидало кого куда, а когда я, отплёвываясь, сфокусировал взгляд на Карге-Гордыне, то сначала просто не поверил своим глазам… На месте прежней красавицы, в круге выжженной земли, сидело на задних лапах самое кошмарное из всех чудовищ!
Какая-то полуптица-полужаба с отвисшими сосцами, бородавчатым пузом и растянутым ртом, полным акульих зубов. Маленькие глазки пульсировали оранжевым и зелёным, вонь резала вдох. Аура нечеловеческой злобы исходила от неё такими волнами, что на ближайших соснах стали, рыжея, осыпаться иглы. Начинается…
Я перекатился на бок и подполз к полузасыпанной Яге. Её остекленевший взгляд заставил меня просто взвыть от горя:
— Бабуля-а!!!
— Не ори, — тихо выдохнула она. — Прости меня старую… не придумала я, что слова Кощеевы значат…
— Бабушка, вы не это… — Я, лихорадочно хлопая себя по карманам, искал носовой платок, чтобы хоть вытереть ей кровь на щеке, но она ещё успела улыбнуться:
